— У нас ужин сытный был, не стоит, — ответил я. — Ты как вообще?

— Хорошо, — дядя Андрей сел за стол и сцепил руки в замок на животе. — Если честно, я от Евсевия иного и не ожидал после нашего последнего разговор. Он меня отстранил — его право. Я не в обиде. Если я нужен роду, то думаю, мне найдётся применение, а если мои услуги больше не требуются — что ж, можно и на покой пойти.

— Даже не надейся, — хмыкнул я. — На покой тебе пока рано. Придётся ещё поработать.

— Поработать я всегда рад. Тем более, ряд моих обязанностей никуда не делся. Как бы Евсевий не хотел от меня избавиться, я возглавляю отдел безопасности, и отстранить меня может только Ирина.

— Думаю, так и останется. А у меня к тебе дело как раз по твоей специальности. Поговорил я вчера с Евсевием, и считаю, что у нас возникла серьёзная проблема...

Я почти слово в слово пересказал наш разговор с Евсевием и подытожил:

— В общем, есть у меня сомнения в благонадёжности моего дядюшки. Более того, я подозреваю, что он до сих пор втайне дружит с Никанором Птолемеем... — я сделал многозначительную паузу.

— Но я ведь проверял, — Андрей даже смутился. — Ничего такого за ним не водилось. Он давно ни с кем из их клана не общался.

— А ты что, каждый его звонок прослушивал, по пятам за ним ходил? Он не дурак, чтобы афишировать подобные отношения. А уж Никанор Птолемей — и подавно. И твоей вины тут нет. Я бы и сам на дядю такого не подумал бы, если б не слышал собственными ушами.

— Но ведь, если разобраться, он не сказал ничего предосудительного, — подумав, проговорил Андрей. — Да, его гложут сомнения, и это не удивительно, учитывая, какую чушь несут в государственных новостях. Тут кто угодно засомневается.

— Не надо его выгораживать. Нашёптывать главному наследнику рода подобные вещи, когда война идёт — это само по себе предательством попахивает.

— Но ты же не можешь его вот так просто обвинить. Даже если он действительно симпатизирует Птолемеям, что мы сделаем? Само по себе это не преступление. А если хочешь обвинить Евсевия в сговоре с нашими врагами... — Андрей развёл руками. — Ты хоть представляешь, какими железобетонными доказательствами надо обладать?

— Представляю. И я намерен добыть их.

— Как?

— Я собираюсь снова поехать к Евсевию и вывести его на чистую воду. Хочу, чтобы он сам всё рассказал. Если он причастен к убийству моего отца, то об этом он, понятное дело, ничего не скажет. Но меня он уже пытался склонить на свою сторону и попытается снова, когда представится такая возможность. Тут-то мы его и поймаем. Его, как минимум, необходимо отстранить от занимаемой должности, а потом провести расследование на уровне рода или даже клана. Короче, мне нужно записывающее устройство. Ты можешь раздобыть его? Я должен записать наш с Евсевием разговор, но так, чтобы дядя даже ухом не повёл.

Андрей почесал затылок и долго думал, вертя в руках шариковую ручку вместо чёток.

— Я достану аппаратуру, — проговорил он, наконец. — Когда ты пойдёшь к нему?

— Чем скорее, тем лучше. У нас очень мало времени.

Я спускался по одной из боковых лестниц в гараж на цокольном этаже, когда позвонил двоюродный дед. Я достал телефон из поясного чехла:

— Слушаю вас, Фёдор Васильевич. Да, я сейчас могу говорить.

— До меня весть дошла, будто бы матушка твоя волнуется, — сообщил старый князь. — Будто бы ты в отряд эфебов вознамерился записаться добровольцем. Кажется, она хочет, чтобы я тебя отговорил.

Спустившись в гараж, я остановился возле своей машины:

— Защищать род — мой долг. Боюсь, отговорить меня вы не сможете.

— Хорошо подумал? Это ведь не какие-то уличные беспорядки, как нас радио пытается убедить. И не полугодовые сборы в гимназии. Настоящая война. Уже и погибшие есть даже среди князей.

— Фёдор Васильевич, я знаю, на что иду. У меня достаточно сил, чтобы не помереть от первой же пули, даже от усиленной. И обстановка мне изестна. Думаете, я не понимаю, что Птолемеи по нам артиллерией работают целыми днями? Собственными ушами слышу. Их надо остановить? Надо. О чём ещё может быть разговор?

— Удали у тебя достаточно, сил тоже — не спорю. Однако ещё и умение нужно. Вас, конечно, на сборах тренируют, но этого мало.

— Чего не умеем, тому научимся, — заверил я. — Шансов у меня гораздо больше, чем у обычного этайра. Да и опыт, по правде сказать, кое-какой есть.

— Да, рассказывал мне Андрей, как вы попали в передрягу. Но то бандиты были, а тут — обученные воины. Подумай, Константин, хорошо подумай. Ты — надежда рода, будущий наместник. А драться у нас и так есть кому.

— Знаете что, Фёдор Васильевич, я много думал и решил, что драться с врагом буду в любом случае. Без разницы, как: воевать в составе дружины или устраивать диверсии в одиночку. Это личное.

— Что ж, Константин вижу, ты принял твёрдое решение. Тогда и не буду тебя неволить. Раз решил, так делай, что совесть подсказывает. И да прибудет с тобой Мани.

— Спасибо, Фёдор Васильевич, за понимание. Мне дана сила, и я буду использую её по назначению.

Разумеется, я не мог сказать, что у меня есть не только сила, но и боевой опыт, поэтому пришлось убеждать своего родственника иными способами. И он услышал меня. Я ожидал, что дед будет сильнее противиться моему участию в боевых действиях, а то и вовсе запретит, а без официального разрешения меня ни в дружину, ни в отряд эфебов не возьмут. Но вышло иначе. Фёдор Васильевич согласился даже быстрее, чем Ирина, а значит, я хоть завтра мог отправляться на фронт.

Но прежде следовало сделать ещё кое-что. В первую очередь надо было разобраться с Евсевием. Я собирался заставить его сказать правду с глазу на глаз, а запись разговора передать старейшинам и, возможно, в СЭФ клана.

Кроме того, я хотел пойти не в отряд эфебов, а в дружину рода, но для этого вначале требовалось узнать, получу ли я те же бонусы, что и за нахождение в гимназическом отряде.

Я сел в машину, завёл мотор, поставил телефон заряжаться на подставку на приборной панели, открыл с помощью пульта ворота. Сегодня мы с Евсевием договорились встретиться в кантоне. Я сказал дяде, что после нашего последнего разговора меня мучают некоторые вопросы, а по факту собирался выведать его предательские планы. Под моим ремнём, закрытым свитером, крепился «жучок» — миниатюрный радиопередатчик, настроенный на нужную частоту. Андрей же должен был слушать и записывать разговор на специальной аппаратуре. Если всё пойдёт по плану, у нас в руках окажутся серьёзные доказательства того, что Евсевий работает на врага.

По дороге на базу я, как обычно, слушал радио. Попалась информационная программа, где речь шла о ситуации в городе. Впрочем, по новостным каналам последнее время больше ни о чём и не говорили.

Сообщалось, что сегодня басилевс сделал последнее предупреждение. Новость выглядела обнадёживающей, поскольку это означало, что завтра на захваченные территории будет введено гвардейское подразделение — агема. Речь шла о Прибрежной астиномии, а так же о районах на юге города, которые якобы оккупировали Мономахи. Верховное командование намеревалось таким образом заставить обе стороны прекратить боевые действия и далее решать вопрос мирным путём. У меня имелись сомнения, что это сработает, но в любом случае, поддержка правительственных войск должна была переломить ход сражения.

А вот члены клана Птолемеев, служившие в агеме, как сообщалось, массово отказывались в участии в данной операции. Они не хотели воевать против своих, и византийское руководство шло им навстречу.

Когда я прибыл в кантон, тут царила суета. Штабные служащие бегали по коридорам с бумагами. Дребезжание телефонных звонков, разговоры, приказы — всё сливалось в монотонный рабочий гомон.

В приёмной меня встретил незнакомый десятник. У Андрея был другой секретарь, но Евсевий его тоже убрал с должности, поставив своего человека. Десятник сообщил, что Евсевия пока нет, и я, усевшись на стул, стал ждать, а пока ждал, перебросился с парнем парой слов.