— Отчего же нет? Пошли.

Мы спустились в подвал. В одной из комнат содержался пленник — высокий брюнет с коротко стриженой густой бородой и благородным надменным лицом. Мужчина лежал на матрасе, но когда мы вошли, поднялся и сел, угрюмо уставившись на нас. На шее его чернел блокирующий обруч. Поверх обгоревшего камуфляжного кителя была накинута серо-зелёная военная куртка.

Я поздоровался, сказал, что теперь он — пленник рода Златоустовых и останется у нас, пока родня не выкупит его.

— Златоустовы, значит? — надменно переспросил Арсений. — Да, я уже понял, что оказался в руках дружины какого-то мелкого рода. Что ж, считайте, вам повезло. Моя фила щедро заплатит.

Арсений так и сидел на матрасе, я же взял стул и устроился напротив:

— Даже не сомневаюсь, что ваш род заплатит. Но я тут подумал, что для начала вас следует отдать ГСЭБ. Полагаю, у эфоров будет много вопросов ко всей вашей организации, да и к вам лично.

Говоря это, я фактически ткнул пальцем в небо. Сработает или нет, не знал, но судя гневному взору, который Арсений кинул на меня, телеарх не очень-то хотел оказаться в руках эфоров басилевса.

— Нам был обещан беспрепятственный отход, басилевс подло обманул нас, — сказал он резко. — А его эфоры — убийцы и душегубы. Вы не копейки не получите, если отдадите меня им.

Я усмехнулся, глядя Арсению в глаза:

— Зато вы получите то, что заслуживаете. Мне известно о ваших делишках. Мне известно об убийстве детей в одном из частных пансионов по указу Никанора Птолемея, мне известно и то, что меня, Константина Златоустова, пытался убить некий Паук, которого опять же подослали вы. И что мне, скажите на милость, Арсений, делать с вами?

Тот смотрел на меня грозным взглядом:

— Простите, но я не знаю, о чём вы говорите. Почему в этих вещах обвиняется Никанор Птолемей? Почему обвиняюсь я? Я командую телосом, я — военный, а не наёмный убийца, и никаких пауков не знаю.

— Ну вот ГСЭБ и проверит, чем вы занимаетесь, что знаете, а что нет.

— Что вам нужно, Константин? — в голосе пленного таксиарха чувствовался сдержанный гнев. — Мой род заплатит большой выкуп. Этого мало? Не надо меня шантажировать. Просто скажите ваши условия.

— Выкуп — это хорошо. Но мне нужно и ещё кое-что.

— Что?

— Информация.

— Какая информация вам нужна?

— О делах, которые проворачивает командование Священной фаланги.

— Не понимаю, о чём вы. Я могу рассказать о своих служебных обязанностях командующего телосом. Только какой прок вам от этого?

— А вот мы и посмотрим. Ладно, пока посидите тут, подумайте над моим предложением. Вы можете рассказать всё нам, а потом спокойно отправиться домой, ну или куда вы захотите отправиться, когда ваш акрополь захватит войско басилевса. Или поехать в ГСЭБ, где будет совсем другой разговор.

Я поднялся со стула, и мы с Мефодием покинули помещение. Дружинник, охранявший комнату, запер дверь на замок.

— Он боится, — сказал я, когда мы поднимались по лестнице. — Боится оказаться в руках эфоров. Понимает, что из него там всё дерьмо вытрясут. Вот на это и надо делать упор. Думаю, он заговорит быстро.

— Понял, так и передам Андрею, — обещал Мефодий. — Ну а ты давай к своим иди. Хомутайте пленных и тащите сюда. Ну и повнимательнее там. Сейчас Птолемеи будут как крысы лезть во все щели. Понимают, что им несладко придётся. Даже вон, нашивки срезали, чтобы мы не узнали, кто есть кто.

— Зачем они это сделали?

— Да пёс их поймёт. Ну вон видишь, как этот Арсений боится к эфорам попасть. Выродки из Священной фаланги понимают, что над ними либо сразу расправу учинят, либо сдадут, куда полагается. Вот и шифруются, притворяются, дескать они из обычной дружины. Другого объяснения у меня нет.

Я сунул в вещмешок коробку с пультами и ошейники, закинул сумку на плечо. Но не успел выйти из здания, как неподалёку раздалась стрельба. Она доносилась со стороны наших передовых позиций.

Решив, что противник снова пытается прорваться, я побежал через дворы. На плече вместе с тяжёлым вещмешком висел автомат — обычный ГОФ-24. Против сильных клостов с ним много не навоюешь, но всё равно большинство бойцов дружины были вооружены именно такими образцами.

Когда я приблизился к позиции своего отряда, оказалось, что стреляют в доме. Внутри разразилась настоящая баталия. Мне в голову сразу закрались нехорошие мысли.

Я скинул автомат с плеча, передёрнул затвор, досылая патрон в патронник, и двинулся ко входу. И тут из окон первого этажа выскочили один за другим трое бойцов. Судя по униформе — пленники, но теперь в руках каждого было оружие, а один так и вообще держал карабин «Гром» с оптикой.

Пленные устроили побег — это сразу стало понятно. Трёх вахтенных не хватило, чтобы сдержать их. Теперь в доме грохотала стрельба, а несколько человек уматывали, прихватив с собой наше оружие.

— Стоять! — я выпустил по беглецам длинную очередь, опустошив за секунду весь магазин.

Один боец споткнулся, чуть не упал, но побежал дальше. Другой стал стрелять в меня из карабина. Я отбросил бесполезный автомат и ринулся со всех ног наперерез троице.

На ходу создал перед собой хитросплетение нитей, образовав защитную оболочку из уплотнённого воздуха. Пуля, выпущенная из карабина, прошила оболочку и ударила мне над левым глазом, другая — куда-то в область живота, но я едва почувствовал это. Тем не менее, несколько узлов пропали, что значило ослабление щита.

Остальные двое пленников вместо того, чтобы удирать, повернулись и ко мне и, пятясь, стали высаживать в мою сторону рожки своих автоматов. Но я уже был рядом.

Сбил с ног парня с карабином. При себе у меня всегда был нож с особым клинком из чёрной стали, он и сейчас лежал в ножнах, ожидая своей очереди. Я выхватил его. Противник закрылся рукой, и клинок вонзился в предплечье. Даже фибральная сеть не помогла. Боец вмиг утратил возможность сопротивляться. Короткий замах, нож вошёл под ключицу, а затем — в шею по самую рукоять. Стоило его выдернуть, как мне в лицо брызнула кровь.

Не медля ни секунды, я сорвался с места и ринулся на остальных двух. Те уже поняли, что меня не остановить и бросились наутёк, но я быстро настиг одного и повалил. Тот шлёпнулся ничком на газон. Два стремительных удара ножом в спину — и я побежал за третьим. Последний беглец имел все шансы удрать, но споткнулся о бордюр и потерял скорость. Этот третий оказался сотником. Однако теперь на нём не было блокирующего ошейника.

Я налетел на него сзади, ударив ножом в спину. Остриё словно в деревяшку воткнулось. Сотник упал и я вслед за ним. Началась возня. Противник оказался очень сильным, судя по тому, что нож не пробил его кожу, да и отбивался он активнее остальных. Он блокировал мою руку, не давая ударить. Ему даже удалось отпихнуть меня и подняться. Но я опять повалил его. Клинок снова воткнулся в деревянную плоть. Один раз, другой… третий же раз нож вошёл в живот моего врага легко, словно в масло. Сотник заорал от боли. Два удара в грудь, и он затих.

Оставив эту троицу истекать кровью, я бросился к двери дома.

Ещё двоих пленных встретил в холле первого этаже. Мы столкнулись нос к носу. У одного имелся в руках автомат. Очередь была выпущена почти в упор, и я ощутил подряд десяток противных уколов по всему телу, словно иголкой кто-то прошёлся. Боль — первый знак, что защита слабеет.

Но больше беглец ничего не успел сделать. Я налетел на него, как ястреб на кролика. На ходу принялся бить ножом в живот. Противник скрючился на полу, а я хотел погнаться за вторым, но тот уже выскочил на улицу. А тем временем с лестницы, ведущей в подвал, выбежали ещё двое.

Я бросился им наперерез. Мощным рывком, как в американском футболе, сбил последнего с ног. Он пытался подняться, но я опередил его. Удар кулаком в голову снова уложил бойца на бетонный пол, а нож несколько раз вонзился под рёбра, закончив бессмысленный побег.