— Вы знаете, кто такой Паук?
— Я слышал это прозвище, но повторяю, я лично не имел никаких отношений со всякой швалью с окраин.
— Которой ваш клан, тем не менее, покровительствует, — заметил я.
— Не я решаю, кому мой клан покровительствует.
— Допустим. Продолжайте, — кивнул я. — Какова цель убийства Дмитрия Златоустова?
— Сменить руководство вашего рода, возведя в должность предводителя князя, лояльного нашей филе.
Я еле заметно улыбнулся. Вот и настал момент истины. Сейчас я собственными ушами услышу о том, что дядя Евсевий предал наш клан.
— Кто этот князь? — спросил я.
— Никифор Львович Златоустов.
Секунд пять я пристально смотрел в глаза Арсению, не веря своим ушам.
— Никифор? — переспросил я. — Таксиарх агемы?
— Да, Никифор Львович Златоустов являлся тем самым князем, который в ходе восстания, если бы всё пошло удачно, занял бы должность предводителя рода Златоустовых и выступил на нашей стороне.
— И он… он знал об этом? — кажется, я начал волноваться. — Он знал о том, что мы с отцом будем убиты?
— Да, он знал. Никифор тесно с нами сотрудничал.
— А Евсевий? Евсевий Львович какую роль играл?
— Почти никакой.
— Что значит «почти»? Он же симпатизирует вашему клану. Он же сам хотел, чтобы басилевсом стал Амвросий, — я говорил совсем не то, что планировал, возможно, даже ляпнул лишнего, но у меня сейчас в голове всё перемешалось. Я был на девяносто пять процентов уверен, что за убийством отца стоит дядя Евсевий, и теперь мне казалось, что пленный телеарх нагло врёт.
— Да, нам это тоже было известно, но Евсевия мы не привлекали, — ответил Арсений. — Он обладает неустойчивой психикой, имеет проблемы с алкоголем и ряд эмоциональных привязанностей, которые могли помешать осуществлению плана. Евсевий мог играть только вспмогательную роль.
— Каких привязанностей?
Арсений надменно улыбнулся:
— Ваш дядя, Константин, слишком пёкся о вашем воспитании, а ещё он вёл себя несдержанно по отношению к некоторым членам вашей семьи. После Сиама он долго страдал от посттравматического расстройство, и это наложило отпечаток на его психику. Это всё могло нам помешать. Поэтому мы и не стали с ним работать. Хотя… потенциал, разумеется, был.
— Но вы его всё равно пытались привлечь?
— В некотором роде. Наш человек недавно должен был выйти с ним на связь. Больше мне ничего неизвестно. Я в это время участвовал в боевых действиях.
— Я видел, как вы участвовали. Убивали семьи, которые сдавались вам. Убивали женщин, детей — всех. Хладнокровно и подло, — мне не стоило подобное говорить, поскольку к теме разговора это уже не относилось, но у меня перед глазами отчётливо всплыла картина, которую я видел в разрушенном особняке.
— Прошу прощения, но я не понимаю о чём вы. Лично мне такие случаи неизвестны.
«Врёшь, гадина, всё врёшь», — подумал я, но больше ничего не сказал, остановил себя силой воли, понимая, что слова тут не имеют значения.
— Ладно. Кто ещё из Златоустовых причастны к восстанию вашей филы? — спросил я. — Кто из других родов причастен?
Арсений Птолемей назвал почти два десятка имён князей, которые тем или иным способом должны были поучаствовать в восстании. Среди них оказались и представители Северовых, и представители Солунских, Гиппонских и пары других крупных родов. В нашем семействе кроме Никифора было ещё два человека, на поддержку которых рассчитывал Амвросий. Я не знал их лично, но имена их хорошо запомнил.
Допрос был окончен, пленника увели в камеру, Леонтий тоже ушёл, мы с Андреем остались вдвоём.
Андрей сидел в пол-оборота и созерцал, как я расхаживаю взад-вперёд по комнате. Мой мозг кипел от мыслей. Полученная информация рушила все мои прежние представления о положении вещей в нашем роду, и теперь требовалось решить, что делать дальше.
— Если честно, мне не хочется возвращать этого засранца клану, — сказал я. — Пристрелить бы его.
— Мне пришлось связаться с их новым архонтом, — сказал Андрей. — Мы уже договорились насчёт передачи пленника. Нам готовы заплатить сто тысяч драхм.
— Дорогостоящий засранец, ничего не скажешь… Ладно, я обещал, я сдержу слово, так и быть. Пусть валит, куда хочет. Думаю, однажды и его настигнет кара. Однажды эфоры сами придут и за ним, и за всей их сраной бандой.
— Как знать… Может быть, придут, а может, и нет. Как я понял, у басилевса какой-то договор с новым архонтом. Возможно, тот и сдаст кого-нибудь из своих, но… мне кажется, эфоры к ним лезть не станут, — Андрей поморщился.
— Что ж, это уже их дело. Мы узнали, что хотели.
— Да, Евсевий оказался не при чём. А ты думал убить его.
— Поэтому и не убил, что не был уверен до конца.
— А вот от Никифора я не ожидал. Что делать-то с ним теперь?
— Известно что.
— Нельзя так просто убить таксиарха агемы. Его смерть будут расследовать.
— Пускай расследуют. Ни ты, ни я никому ничего не скажем, даже нашим родственникам, даже старцам. Мы выждем, а потом, когда пройдёт время, Никифора найдут с простреленной головой в лесу или в мусорном баке. Ты главное, следи за ним, за каждым его шагом. Нельзя позволить ему удрать.
–Наблюдение за домом установить? Хорошо, как кажешь, — согласился Андрей.
–А с Евсевием поступим иначе. Пусть едет куда-нибудь подальше и там занимается какой-нибудь мелочью, чтобы под ногами не путался и воду не мутил.
–Но Евсевий по сути ни в чём не виноват. Наоборот, он заботился о тебе. Он ни за что бы не пошёл на такую подлость, как Никифор.
— Да плевать. Мне он тут не нужен, и уж тем более мне не нужен такой управляющий. Пусть алкоголизм свой лечит и думает, на чьей он стороне. Может быть, однажды… впрочем, что сейчас гадать? Я пока здесь никто.
— Странно слышать такие слова. Ты — главный наследник.
— Да, конечно… — сказал я, завершая данную тему. — Ладно, я поеду обратно в дружину. Когда обмен запланирован?
— Как только закончатся боевые действия.
— Думаешь, это скоро случится?
— Новый архонт Птолемеев, кажется, считает, что скоро.
Несмотря на мнение архонта, война пока заканчиваться как будто и не собиралась. Я вернулся в дружину и занялся тем же, чем и прежде — командовал вверенной мне десяткой.
К счастью, Мефодию удалось убедить вышестоящих офицеров в том, что нашей дружине нужен отдых, и потому мы так и сидели на второй линии обороны, не вступая в активные боевые действия. Впрочем, пострелять всё равно пришлось.
Враг снова пытался выйти из окружения, но теперь в основном на восточном направлении. Здесь же иногда прощупывал нашу оборону, но того, что было в ночь прорыва Священной фаланги, больше не повторялось.
А потом противник и вовсе стал сдаваться — выходил к нам небольшими группами. Это были обычные дружинники, оставшиеся без связи и боеприпасов. Но таких оказалось немного. Основную часть бойцов, попавших в окружение, составляли представители Священной фаланги и подразделений, предавших свой клан. Изменников ждало самое суровое наказание — смертная казнь. Они понимали это и дрались до последней капли крови.
В этих отчаянных прорывах кому-то немногим удавалось спастись. Говорили, будто отдельные бойцы умудрялись под обстрелами выйти за кольцо окружения, а кто-то даже выезжал под видом мирных жителей. Но большинство таких смельчаков оставалось лежать убитыми на улицах.
Наверное,мне следовало успокоиться. Мой самый главный враг был уничтожен. Амвросий Птолемей погиб. Никанор Птолемей со своими подручнымиявлялисьлишь пешкамив этой игре, как и Паук, исполнителями, не заинтересованными лично в моей смерти.
Даже если Никанору удалось выйти из окружения, даже если он остался жив, он вряд ли попытается снова меня убить. Ему незачем это делать. Политика нового архонта, как все считали, будет отличаться от политики Амвросия, да и тяжесть контрибуций, которая ляжет на Птолемеев, не позволит тем в ближайшие лет сто думать ни о каком новом восстании.
