— Я бы с удовольствием с ней познакомилась, — взволнованно сказала я.

— Отлично! Я организую встречу. А пока попробуй съездить туда и осмотреть место. Посмотри на него с учетом твоего видения и подумай об этом. Я села прямее. — Я съезжу и все обдумаю.

— Отлично. Мне нужно бежать, дорогая, но я выйду на связь, как только снова свяжусь с Натали.

— Большое спасибо, — сказала я. Я повесила трубку, и положила телефон. Мой живот ощущался как спутанный, возбужденным узел, я посидела так некоторое время. Впервые я почувствовала, что это действительно может произойти.

Я спрыгнула с табурета и напевая мелодию, пошла в свою комнату и переоделась в треники и толстовку. Всю эту нервную энергию внутри меня нужно было сжечь, да и время на размышления мне не помешало бы. Прогулка на улице в бодрящем холодном вечернем воздухе была бы идеальной. Ферма была прекрасна летом, но я любила ее и зимой — холмы, покрытые снегом, высокие и величественные вечнозеленые деревья, небо, полное звезд, которых не видно в городе из-за фонарей. Все жаловались на холодную погоду северного Мичигана, в том числе и я, но мне так нравилась смена времен года здесь, что я никогда не думала уехать. А что может быть лучше горячего шоколада, ирландского кофе или виски у камина после того, как вы пришли с холода?

На мгновение мне захотелось, чтобы Мак был рядом, мы могли бы прогуляться и поговорить, но я знала, что он, скорее всего, уже едет домой, и, если я не ошибаюсь, сегодня терапевтическая среда. Но я быстро написала ему сообщение.

Отличные новости! Позвони, когда сможешь.

Затем я сунула телефон и наушники в карман куртки, натянула варежки и вышла за дверь.

* * *

Во время прогулки я вспотела в зимней одежде было жарко, меня переполняли идеи, которые нужно было записать, и я хотела поужинать, но решила повторить попытку с мамой и папой. Я была взволнована и должна была поделиться своими новостями с кем нибудь, а поскольку Эйприл и Хлоя уже уехали на весь день — их машин не было на стоянке, когда я вернулся, — единственным вариантом были мои родители.

Моя мама работала со мной на этой неделе, но она не упомянула о сцене на ужине в воскресенье вечером. Она вообще почти не разговаривала со мной, правда, и проигнорировала конверт, который оставила Максима Рэдли. Было странно, что между мной и матерью существует такое напряжение — мы всегда были близки, и мне не нравилось чувствовать, что мы находимся по разные стороны пропасти.

Но я не собиралась отступать, и она должна была это знать.

Сняв шапку и варежки, я постучала в дверь, ведущую в гостиную. Папа открыл, удивленно глядя на меня. — Привет, орешек. Заходи.

— Привет, пап. Мама рядом?

— Да. Она на кухне, опять пристает ко мне по поводу пенсии.

Я прошла за ним через столовую на кухню, где мама помешивала жареную брюссельскую капусту на старой вмятой сковороде. — Привет, мам, — сказала я, расстегивая пальто. — Вкусно пахнет.

— Я приготовила курицу с рисом, — сказала она. — Хочешь поесть с нами?

— Конечно. Я скользнула на место за их кухонным столом, за которым я росла, завтракая, обедая и ужиная почти каждый день своей жизни. Горячая, здоровая, домашняя еда для семи человек, тогда я, возможно, не ценила этого, но сейчас понимаю, что готовка требовала много времени и усилий и научила меня ценить настоящую еду, свежие ингредиенты и время, проведенное с семьей. Это было то, что я хотела когда-нибудь передать своим собственным детям. Я сказала себе, что нужно быть с ней помягче.

— Я подумала, что мы могли бы еще раз поговорить о том, что я открываю кондитерскую, — сказала я. — У меня есть новости.

* * *

Мой телефон зажужжал, когда я уже забиралась в постель. Это был Мак.

— Алло?

— Привет. Извини, что так долго не перезванивал.

— Ничего страшного. Я запрыгнула в кровать и натянула одеяло на ноги. Как прошел вечер?

— Нормально. Но голос у него был усталый. — Я отвез их на терапию, потом поужинал, но Уинни все еще не может нормально есть.

— Бедняжка.

— Потом Фелисити взбесилась, что у нее не хватает валентинок для всего класса, и мне пришлось бежать в магазин. А у Милли вышло из-под контроля закатывание глаз, но в целом, вечер не был ужасным.

Я засмеялась. — Не принимай это близко к сердцу. Это все возраст. Закатывание глаз — это как бы автоматическая реакция на все, что говорит твой отец.

Это вызвало стон. — Я не хочу чтобы она вступала в подростковый возраст.

— Может, все будет не так уж плохо. Я не была дерзким подростком.

— Нет?

— Нет, но, возможно, это была Хлоя. Она была такой дерзкой, и я видела, как мои родители боролись. Думаю, я пыталась быть анти-Хлоей. Я вздохнула. — Я старалась угодить.

— Ты и сейчас такая.

Я улыбнулась. — Но знаешь что?

— Что?

— Я поговорила с Максимой Рэдли, и все прошло очень хорошо. Потом я спустилась вниз, чтобы рассказать об этом родителям.

— И что?

— И я убедила их, сказала, что если они действительно любят меня, то поддержат меня. Я сказала им, что я сделаю это с их поддержкой или без нее, но я бы предпочла чтобы они меня поддержали.

— Что они сказали?

— Мой отец задал мне несколько практических вопросов. Мама в основном молчала. Но в конце концов, именно отец уговорил ее смягчить свое отношение ко мне.

— Правда? Как?

— Это было просто невероятно. Он сказал, что думал об этом всю прошлую ночь и весь сегодняшний день. Он напомнил ей о том, как ее семья — богатая и традиционная — отнеслась к ней, когда она объявила, что хочет выйти замуж за парня, с которым познакомилась в колледже и который управлял семейной фермой на севере. И как они сказали ей, что это ниже ее достоинства — управлять трактиром. И как все говорили им, что они сошли с ума, купив больше земли и посадив виноградник.

Я почувствовала, как у меня сжалось горло, когда я описывала следующую часть. — Затем он взял ее за руку и напомнил ей, что они всегда соглашались, что воспитание детей — это самая трудная и важная работа, которую они когда-либо делали… но эта работа закончилась. Хотя они все еще родители, их дети уже выросли, и они должны верить, что вырастили умных, добрых, ответственных людей, не боящихся смотреть в лицо миру и стремиться к своей мечте. Иначе, сказал он, они потерпели неудачу.

— Ничего себе. Как она это восприняла?

— Она пролила несколько слез. Но в конце концов, пришла в себя. Она признала, что, возможно, то что она цепляется за меня связано больше с ней самой, чем со мной. Ее личность на протяжении стольких лет была связана с тем, что она была заботливой матерью. Теперь когда это ушло, она боится почувствовать себя потерянной. Она не знает, каким должен быть следующий этап в ее жизни.

Он замолчал на мгновение. — Я могу понять ее.

— Мой папа сказал ей, что она может делать так, как она захочет. Он сказал, что, может быть, им стоит перестать говорить о путешествиях и наконец поехать куда нибудь. Наслаждаться оставшимися годами, пока они еще чувствуют себя достаточно молодыми.

— Что она сказала?

Я засмеялась. — Она сказала три вещи. Во-первых, она хотела бы больше путешествовать, особенно поехать и увидеть своих внуков. Во-вторых, она сказала, что это сработает, только если папа согласится немного отойти от дел, так что ему действительно следует разработать план выхода на пенсию. И в-третьих, она сказала, что хочет, чтобы в ее жизни было больше внуков. Потом она посмотрела на меня тем самым взглядом.

— Тем самым взглядом? Каким взглядом?

— Взглядом, который говорит: Есть ли надежда, что ты подаришь мне внука в будущем?.

Он кашлянул. — У тебя есть еще три сестры. Почему она давит на тебя?

— Я не знаю. Может быть, она считает, что Эйприл уже создала бы семью, если бы хотела? Или что Мэг слишком увлечена карьерой? Или что Хлое нельзя доверить воспитание детей, которые будут маленькими чертятами, как она сама?

— Ты вообще хочешь детей?