— Но я никогда не рискую. Никогда не использую шансы. Я думаю о том, что была приличная вероятность того, что я даже не переживу детство, и вот я здесь. Так что же мне делать, чтобы доказать, что я достойна? Чтобы убедиться, что я живу полной жизнью?

Мак замолчал на минуту. Потягивая свое пиво. — Что ты подразумеваешь? Жить полной жизнью? Какие шансы ты бы использовала? Я вздохнула и уже собиралась ответить, когда свет на кухне погас, и девочки вернулись в гостиную.

— Мы готовы, — сказала Фелисити, запрыгивая со своей миской на диван и рассыпая попкорн на подушки и пол.

Мак застонал. — Фелисити, посмотри, что ты делаешь.

— Прости, — сказала она, собирая попкорн и кладя его обратно в свою миску.

— Не ешь те, что с пола.

Он встал и занялся попкорном на ковре, отнес их на кухню, чтобы выбросить, когда Уинифред и Милли снова устроились, а кто-то включил фильм. Мне пришлось немного посмеяться, представив, что так, вероятно, выглядит типичный субботний вечер — кино, несколько одеял, попкорн и лимонад. Немного препирательств, небольшой беспорядок тут и там, пара кружек пива для Мака после долгой недели работы финансовым директором и папой. Мне это казалось уютным и успокаивающим, но это было со стороны. Был ли он счастлив? Я возможно впервые задумалась об этом. Я проводила кучу времени, фантазируя о нем, но я действительно не знала его, не знала близко.

Был ли он одинок? Чувствовал ли он, что живет полной жизнью, или это была какая-то глупая идея, о которой беспокоится только человек в моей ситуации? В конце концов, какой у него был выбор? Его дети полностью зависели от него во всем, начиная от того, где они спали, что носили, что ели и заканчивая тем, как они себя чувствовали. Он на 100 процентов отвечал за их физическое и эмоциональное здоровье. У него не было возможности задаться вопросом: Ну что, живу ли я своей лучшей жизнью?

Я чувствовала себя глупо, когда говорила ему что-то столь несерьезное, и в то же время восхищалась его преданностью своим детям. По его собственному признанию, он не был идеальным, но он был здесь, он пытался, и он любил их всем сердцем.

Это вдохновляло. Это было трогательно. Это было горячо.

Даже его грязный рот. На мгновение я задумалась, насколько он грязный, и почувствовала, что мое лицо стало теплым.

Когда он вернулся из кухни и снова сел рядом со мной, я подвинула ногу, чтобы дать ему больше места. — Прости, — прошептала я. — Я занимаю слишком много места.

— Все в порядке.

Затем, к моему полному шоку, он положил руку на мою ногу и подтолкнул ее туда, где она была. И оставил ее там. Она лежала поверх одеяла, и не то чтобы он интимно ласкал мое внутреннее бедро или что-то в этом роде, но все же. Все равно. Мое сердце заколотилось. Мое дыхание перехватило. Моя кожа гудела.

В этот момент я почувствовала, как его большой палец начал медленно двигаться вперед-назад прямо над моим коленом.

Какого хрена ты делаешь? рявкнул на меня внутренний голос. Прекрати трогать ее!

Но я оставил руку на месте, наслаждаясь ощущением колена Фрэнни, прижатого к моему бедру, представляя, что было бы, если бы моя рука оказалась под одеялом.

Я знал, что это неправильно. Я знал, что, скорее всего, попаду в ад за нечистые мысли о няне. Я знал, что меня точно уволят, если Сойер увидит, как я лапаю его дочь, но я оставил все как есть.

В конце концов, я ведь не лапал ее, правда? Это было легкое касание. Невинное. Поверх одеяла. На открытом месте. Она, наверное, даже не заметила. Она даже не смотрела на меня.

И мне было так приятно сидеть рядом с ней. Прикасаться к ней. Чтобы она была в комнате зимним вечером — еще один взрослый, с кем я мог поговорить, кто понимал. Может быть, она не могла полностью понять, каково это — быть родителем-одиночкой, но не было похоже, что она не боролась. Она знала, каково это — бояться, что ты не справляешься, переживать, что ты испортил единственный шанс на жизнь, который тебе дали. Как и я, когда меня отправили на службу, она была вынуждена задуматься о собственной смерти, а ведь она была еще ребенком.

Мое нутро сжалось, когда я представил, каково это было для нее и ее родителей. Фрэнни ценила жизнь. Она ценила такие мелочи, как хорошая еда, доброта и катание на санях зимой. Она была милой, красивой и щедрой — более чем достойной той жизни, которую ей подарили. Я хотел бы сказать ей это. Я хотела бы, чтобы она не была дочерью моего босса. Мне бы хотелось, чтобы в комнате не было моих детей. Я хотел бы разделить с ней не только это одеяло, этот диван и этот снежный вечер, но и нечто большее. На много больше. Чертовски много.

Но я был так близко к ней, как только мог.

* * *

К тому времени, когда фильм закончился, Уинни уснула. Я отнес ее наверх, успел снять с нее одежду, надеть пижаму и разбудить настолько, чтобы она смогла сходить в ванную и почистить зубы. Через несколько минут Милли и Фелисити поднялись по лестнице, чтобы надеть свои пижамы, споря о том, в чьей комнате будет спать Фрэнни. Уложив Уинни в постель и поцеловав ее на ночь, я пошел в ванную, где они продолжали препираться, пока чистили зубы, зубная паста и слюна летели повсюду. — У меня есть двухъярусная кровать, — сказала Милли. Так ей не придется спать с одной из нас.

Но моя кровать достаточно большая для двоих, — возразила Фелисити. — Она двуспальная. — На самом деле она чуть больше односпальной и недостаточно большая для тебя и взрослого, — сказал я ей.

— Кровать Милли имеет больше смысла с точки зрения пространства.

На самом деле, с точки зрения пространства самым разумным было предложить ей другую сторону моей двуспальной кровати. И если бы она перебралась на мою сторону, я бы ни капельки не жаловался.

— Привет, — прошептала Фрэнни позади меня из коридора.

Я обернулся и почувствовал, что мое лицо стало горячим, как будто она могла догадаться, о чем я думаю.

— Привет, — тихо сказал я. — Я просто собираюсь положить несколько чистых простыней для тебя на нижний ярус Милли. Может быть, она одолжит тебе что-нибудь для сна.

Она была такой миниатюрной, что я подумал, что одежда Милли может подойти, хотя у нее было гораздо больше изгибов.

Фрэнни улыбнулась. — Ах, думаю, ее вещи будут слишком малы для меня.

— Да. Ну и дела, папа. Ты думаешь, она ребенок? Позади меня тон Милли отражал закатывание глаз.

Я нахмурился, глядя через плечо на своего первенца, затем повернулся обратно к Фрэнни. — Я принесу тебе футболку. Ты не против?

Она кивнула. — Отлично. И правда, не надо никаких проблем с кроватью. Я могу спать на диване под одеялом.

— Тебе будет удобно?

— Абсолютно, — заверила она меня.

Я почесал голову. — Хорошо. Если хочешь. Я принесу тебе подушку.

— Спасибо. О, и если у вас случайно есть лишняя зубная щетка…

— Есть. Милли, не могла бы ты принести новую из ящика?"

— Конечно, папа.

— Тебе нужно полотенце или что-нибудь еще? спросил я Фрэнни, хотя я немного паниковал при мысли о том, что она будет принимать душ в моем доме.

Она задумалась на секунду. — Может быть, только маленькое, чтобы я могла вымыть лицо.

— Я принесу ей, — сказала Фелисити, выбегая из ванной и направляясь к бельевому шкафу наверху лестницы.

— Спасибо, Фелисити. Я сейчас вернусь, — сказала я Фрэнни. — Девочки, заканчивайте и ложитесь в постель. Я поднимусь пожелать вам спокойной ночи через минуту.

Спустившись вниз, я пошёл в свою комнату и стал искать чистую футболку, в которой она могла бы спать. К сожалению, мои самые красивые белые футболки были либо грязными, либо свежевыстиранными, но розовыми. Ругаясь, я порылся в ящиках и нашел темно-серую с надписью USMC на груди толстыми черными буквами. Она была выцветшей, но с минимальными потертостями и без пятен. Она утонет в ней, но, по крайней мере, так будет удобнее, чем спать в своей одежде.

О, черт. Не думай о ней без одежды.