Сопротивляясь желанию, я иду в гостиную.

— Ты влюблен в нее. — Джакс проводит пальцем по подбородку.

— К сожалению.

Его брови взлетают вверх.

— Ты действительно это имеешь в виду?

— Нет. Я идиот, который портит все хорошее в своей жизни.

Он смотрит на меня скептически.

— Почему ты не скажешь ей о своих чувствах?

— Потому что я не знаю, что мне делать.

— Тебе нужно разобраться со своим дерьмом. Это нечестно по отношению к ней или к себе. Или по отношению ко мне, парню, который ждет, чтобы узнать, будешь ли ты моим товарищем по команде или нет. Я останусь здесь на пару часов и прослежу, чтобы она не захлебнулась своей рвотой, но тебе нужно уйти, потому что вам обоим будет больно, если ты останешься.

Я едва узнаю эту взрослую версию Джакса, предлагающего мне совет и в то же время напоминающего о себе.

Я выхожу из ее комнаты, дверь отеля снова закрывает ее от меня.

Глава 35

Софи

Я просыпаюсь от стука, который, как я предполагаю, является сигналом моего мозга о том, как он зол на меня. Не обращая внимания на боль, я натягиваю подушку на голову. Снова раздается стук, но кажется, что он доносится не из моей головы, а из двери.

Вот дерьмо.

В голове проносятся воспоминания о том, как я напилась и меня вырвало на Джакса.

Я сползаю с кровати, протирая глаза от сна, и открываю дверь отеля перед разъяренным Джеймсом Митчеллом.

— Привет, папа. — Мой голос скрипит.

— Собирай свое дерьмо, — рычит он, входя в мою комнату и занимая ее так, словно это его гараж.

— Что?

— Ты едешь домой. Поздравляю, ты заработала себе билет домой. И билет первого класса, потому что у них больше ничего не осталось для рейсов в последнюю минуту.

— Я не понимаю, почему ты так злишься.

Он протягивает мне местную газету.

— Клянусь Богом, я сказал себе, что отнесусь с пониманием, когда ты расскажешь мне все о ваших отношениях с Лиамом. Но ты зашла слишком далеко. Я жду, что ты соберешь свои чемоданы. Я жду тебя здесь, чтобы проводить в аэропорт.

Мои глаза слезятся, когда я читаю заголовок колонки сплетен. «Принцесса Бандини падает с небес, сопровождаемая не кем иным, как Лиамом Зандером, утонченным сердцеедом Ф1». Мои глаза блуждают по странице, ловя такие фразы, как скрытые отношения и тайные ночные визиты.

Мои щеки пылают от смущения. Я расправляю плечи и встречаюсь с грозным взглядом отца.

— Эта статья — мусор, и ты это знаешь.

— Мне все равно. Я предупреждал тебя, что будет, если я найду еще одну такую статью. Я не могу работать, когда ты устраиваешь драму, принимаешь глупые решения, потому что тебе больно. Ты можешь пойти домой, расслабиться и вернуться на учебу.

Я делаю глубокий вдох.

— Нет.

— Прости? — мой отец делает шаг назад, поражая меня раздутыми ноздрями и суженными глазами.

Моя голова раскалывается, но я продолжаю.

— Я не пойду домой.

— Нет, пойдешь. Ты никогда не бросала мне вызов раньше, так что не начинай сейчас, когда я зол как черт.

Я качаю головой.

— Мне жаль, но я не могу пойти домой.

— Ты пойдешь, потому что я так сказал. Я разберусь с проблемой Лиама, но мне нужно, чтобы ты убиралась отсюда. Переключи свои онлайн-классы на реальные и смирись с этим. — Мой отец хватает таблоид и выбрасывает его в мусорное ведро.

— Я не могу. — Слова покидают мои губы шепотом.

— Почему, блядь, нет?

— Потому что я отчислилась на семестр. — Я закрываю глаза, прячась от него единственным доступным мне способом.

— Ты что? — мой отец говорит жутко спокойным голосом, предпочитая не кричать, а кипеть.

Я открываю глаза и вижу, что отец смотрит на меня с явным гневом во взгляде.

— Я не счастлива, и я не могу продолжать делать что-то, чтобы успокоить тебя, например, уходить отсюда, когда мне нужно закончить это. Я так сильно тебя люблю, но я выбрала специальность, чтобы сделать тебя счастливой, а она высасывает из меня жизнь. Это моя вина, что я не была честной с самого начала. Я ненавижу бухгалтерию. Мне противны занятия и мысль о том, что я буду заниматься этим всю оставшуюся жизнь. Буквально, всю. Я сделала это, потому что ты так много отдал ради меня. — Слезы вырываются на свободу и бегут по моему лицу.

Мой отец выглядит потрясенным.

— Я так разочарован в тебе. Я никогда не думал, что ты будешь лгать мне, тем более годами. И бросить учебу и не сказать мне? Это не та дочь, которую я вырастил.

Из моих глаз неконтролируемо текут слезы, а отец смотрит на меня в недоумении.

— Как я могу сказать тебе, если я боюсь тебя подвести? Ты требуешь от меня тех же стандартов, что и от тех, кто работает на тебя. Я так чертовски боюсь провалиться или пойти против твоих планов, что скорее скрою правду, чем скажу тебе.

— Я подталкиваю тебя, потому что мне не все равно. Потому что я не хочу, чтобы ты оказалась потерянной или зависящей от меня.

— Нет. Ты не хочешь, чтобы я закончила, как она.

Он вдыхает.

Я держу его взгляд, не отступая. Впервые в жизни я готова идти нога в ногу с отцом, не боясь его последствий. Он может отправить меня обратно домой или в Тимбукту, мне все равно.

— Неужели это так плохо? И что с того, что я не хочу, чтобы ты закончила как какая-нибудь наркоманка, избегающая ответственности до конца своих дней? — он вскидывает руки вверх.

— Если я выберу бухгалтерию, я не буду уклоняться от ответственности. Я бы сбежала от своего шанса на счастье, чтобы реализовать твой.

Глаза моего отца застывают. Я никогда не видела его таким, его гнев кипит под поверхностью, а руки сжаты в кулаки. Не говоря ни слова, он разворачивается, и дверь моего отеля захлопывается за ним.

Битва с отцом истощила мои последние силы. Я сижу на диване, закрыв лицо руками, и рыдаю.

Победа в этой битве кажется ничтожной, когда я уже проиграла войну.

Я никогда не считала себя плаксой. Не было причин проверять, как я выгляжу, из-за ограниченных возможностей облажаться. Но оказалось, что когда я плачу, мое лицо раздувается и покрывается пятнами, на нем нет ни одной ямочки. Мои зеленые глаза наливаются кровью, контрастируя с красным цветом, как уродливое рождественское украшение.

И вот я, во всей своей пухлой красе, стучу кулаком в дверь папиного кабинета. Несколько часов я думала о нашем разговоре, не в силах отойти от похмелья, пока отец злился на меня. Чувство вины делало меня беспокойной и раздражительной все утро.

— Входи, — доносится через дверь приглушенный голос отца.

Я делаю глубокий вдох, открывая глянцевую красную дверь, готовясь к его гневу.

Вместо этого на меня смотрят печальные глаза отца. Его уязвимость задевает меня, и в моих слезных каналах мгновенно собирается влага.

Да ладно, глазные протоки, я думала, что мы вместе.

— Я знал, что ты рано или поздно появишься. Я думал, ты и часа не протянешь, прежде чем начнешь пытаться сказать что-то, насчет нашей ссоры Это заняло у тебя достаточно времени. — Он посылает мне колеблющуюся улыбку.

Была ли я из тех, кто писал письма с извинениями, когда мои подростковые гормоны выходили из-под контроля и я говорила глупости, которые не имела в виду? Да. Но если кто-нибудь расскажет, я буду отрицать это.

— Неужели я настолько предсказуема? — я стою рядом с его столом, устраняя расстояние между нами.

— Если бы ты задала мне этот вопрос вчера, я бы ответил «да». Но поскольку сегодня ты подставила меня под удар, я уже не так уверен.

— Ну, я подумала, что сезон стал скучным, когда Ноа побеждает, а ты правишь Формулой-1 с Бандини, и решила встряхнуть ситуацию.