Я жалею, что наплевал на миссионерскую позицию, потому что с Софи это нереально. Секс с ней никогда не кажется ванильным или скучным. Совсем наоборот, она всегда выжимает из меня все, независимо от позиции. С Софи все кажется правильным.

Контроль ослабевает, когда я двигаюсь внутри нее. Она смотрит то на меня, то на звездное небо, очарованная нами обоими. Я меняю позицию и провожу членом по ее чувствительному месту. Ее тело содрогается от новых ощущений, ее руки обвивают мою шею, и она притягивает мои губы к себе. Мой член продолжает входить в нее, наслаждаясь тем, как отчаянно она стремится к разрядке.

— Да, блядь, детка. Боже. С тобой мне никогда не кажется, что этого достаточно. Я хочу тебя каждый гребаный день, и я не знаю, что с этим делать. — Моя рука ласкает ее грудь.

Ее тело бьется под моей пыткой, не в силах справиться с разными ощущениями. И я нахожусь рядом с ней. Мой мозг не может разобраться в эмоциях, проносящихся через меня. Смесь ласки и безудержного желания.

Софи достигает кульминации, извергаясь вокруг моего члена и издавая при этом самые лучшие звуки. Я замедляю движения, забирая ее оргазм. Ее глаза открываются, и ленивая улыбка пересекает ее лицо, прежде чем она нежно целует меня.

— Ты не знаешь, насколько ты сексуальна. И ты вся моя. — Я прикусываю губу.

Что-то вспыхивает в ее глазах, прежде чем она закрывает их, ее руки снова перебирают мои волосы. Мне не нужны ее слова, потому что ее тело говорит мне все.

Я меняю положение, чтобы лучше видеть себя. Моя разрядка неминуема, нужен толчок, пока я не опрокинулся через край. Софи вздыхает, когда я увеличиваю давление и скорость. Ее тело принимает каждый мощный удар, а мои губы присасываются к коже у ее шеи, одержимые желанием пометить ее не одним, а несколькими способами. Бесполезно контролировать волну желания обладать ею.

Крики и стоны заполняют тишину пустой пустыни, наше тяжелое дыхание — лучший саундтрек.

— О Боже… Лиам… — Ее знойный голос касается моей кожи, ее тепло противостоит холодному воздуху вокруг нас. Софи не любит фальшивых стонов и слов, призванных поднять мое эго. Она все делает просто и мило — как и она сама.

По моему позвоночнику ползет тепло, когда я кончаю, мой член пульсирует внутри Софи, а я продолжаю медленно накачивать его снова и снова. Это трах разума и тела одновременно.

Я падаю на нее сверху. Мои губы оставляют мягкие поцелуи на ее шее в знак молчаливого извинения, на которой уже образовались темные пятна, свидетельство нашей совместной ночи.

— Я заранее извиняюсь за засосы.

Ее горловой смех отмахивается от моего комментария. Я медленно выхожу из нее, разъединяя наши тела, и мы оба вздыхаем от потери. Мои губы снова находят ее губы и оставляют затяжной поцелуй, прежде чем я хватаю одеяло с угла нашей импровизированной кровати.

— Ты меня балуешь. — Она проводит рукой по мягкому одеялу.

— Пользуйся мной. Ты не услышишь от меня жалоб.

Она вздыхает, устраиваясь на моей груди, ее тело обнимает мое, а одна из моих ног обвивается вокруг ее.

Софи сегодня почти не разговаривала. Я не знаю, что делать с ее молчанием — редкость для нее. Я отгоняю от себя сомнения по поводу того, что Софи уедет на следующей неделе, что мы станем друзьями после окончания сезона. О том, что будет с Маккой и что я буду делать без нее рядом со мной в следующем году.

Я дремлю под ритм ее дыхания и ее пальцев, проводящих по обнаженной коже моей груди. Я буду решать свои проблемы завтра.

Софи

Люди описывают разбитое сердце как мгновенное чувство, когда сердце разбивается на миллион непоправимых осколков, разлетающихся в разные стороны. Одни кусочки пропадают, другие вонзаются тебе в ногу, когда ты наводишь порядок. Разбитое сердце — это такой безжалостный ублюдок, который бьет тебя, когда ты уже упал.

Я думаю, что те люди, которые описывают разбитое сердце, — лжецы. Все до единого, кто говорит о сокрушительном опыте, как будто сердце можно починить с помощью суперклея и силы воли.

Я могу с уверенностью сказать, что разбитое сердце кажется тусклым и не полным, не оставляющим после себя ничего, кроме шелухи органа. Сломанный, искореженный груз внутри меня, сжимающийся и разжимающийся от слов, которыми Лиам делится в течение ночи. Его взгляды на мое тело, прикосновения его рук, то, как он воспламеняет меня от одной лишь ласки. Его действия вырезают части моего сердца ржавым зазубренным ножом.

Сердца не разбиваются, потому что это было бы слишком просто. Сердца выбрасываются из самолета и падают без парашюта.

Лиам скрывает вопрос о контракте с Маккой — это проблема поверхностного уровня. Я знаю, что у него чистые намерения. Настоящая проблема — это его любовь к Маккой и нежелание соглашаться на контракт, несмотря на проблемную бывшую, негативную рабочую обстановку и потенциальную жертву, которую он принесет, отказавшись от меня. И ради чего? Дружбы с выгодой? В конце концов, мы — более блестящее обновление по сравнению с тем, что он обычно предпочитает.

Черное небо с сияющими звездами приносит мне утешение среди моей грусти. Лиам вырубился несколько часов назад, слишком довольный и сытый, чтобы бодрствовать. Несмотря на мою печаль, я любила каждую секунду этой ночи.

Я должна быть счастлива и в восторге от того, что он заботится обо мне так, как заботится. И я счастлива. Но также я не счастлива. Эгоистка, я понимаю. Люди могут обвинять единственного ребенка во мне в том, что я хочу получить свой торт и съесть его тоже. Дело в том, что, будучи единственным ребенком, у меня было много остатков, поэтому мне никогда не приходилось делиться своим тортом, не говоря уже о том, чтобы решать, съесть его или сохранить.

Но когда Лиам просыпается на восходе солнца в пустыне, становится очевидно, что я должна сделать. Я думала об этом часами. Ради него и его будущего я должна принести жертву, потому что он этого не сделает. Моя проверка ранее провалилась, доказав нам обоим, как сильно он хочет продолжать отношения с Маккой. Каким-то образом я притворилась, что его слова не взволновали меня, когда он нажал на курок, заявив о своем желании остаться со своей командой, в то время как мое сердце разлетелось на куски.

Его желание — мой приказ.

К счастью для меня, я знаю, как добраться до Лиама. За эти месяцы я узнала о нем все: от того, как он готовится к гонкам, до того, как он предпочитает обниматься со мной в дождливые дни, читая книгу. Но больше всего я узнал о том, что у него очень мало триггеров. С такими людьми, как он, мне достаточно одной искры, чтобы его демон вышел на поверхность, бросив вызов его жизни, построенной на иллюзиях и полуправде.

Я собираюсь взорвать это дерьмо, как Третью мировую войну.

— Доброе утро. — Он смотрит на меня сонными глазами и лениво улыбается. Нож все глубже вгрызается в меня, в скопление разорванных сухожилий, вен и артерий. Медленное кровотечение, невидимое невооруженным глазом.

Я сажусь и делаю несколько глубоких глотков воздуха, чтобы набраться храбрости.

— Мне было очень весело. Я действительно не могу не поблагодарить тебя за то, что ты помог мне со списком. — Я делаю вдох, чтобы выровнять свой голос, резкий вдох ощущается как тысяча пронзительных игл в моих легких. — Но с окончанием гоночного сезона нам пора завязывать. Дружить с привилегиями было весело и даже здорово, но ты должен участвовать в гонках, а мне нужно вернуться на учёбу.

Как бы мне хотелось закрыть глаза и стереть боль в его взгляде. Взять слова обратно и проглотить их целиком, притворившись, что я не знаю о его сделке.

— Весело? К черту веселье. О чем, черт возьми, ты вообще говоришь? — Грубость его голоса скребет по моим барабанным перепонкам. Он садится, чтобы встретиться с моими глазами, в его голубых глазах отражается восходящее солнце позади меня.