Я глянул на него искоса, зажмурив от солнца один глаз.

– Писать на этом языке – все равно что мыть посуду, иногда помогает.

– Это кто сказал?

– Бродский.

– Если помогает, почему бы не попробовать?

– Я ненавижу мыть посуду.

Загорелся зеленый сигнал светофора, я шагнул на дорогу, Слава, чуть помедлив, пошел за мной. Когда мы оказались на другой стороне улицы, он снова заговорил:

– Тебя тянет домой?

– Да, – честно сказал я.

– Там ведь было плохо.

– А тут, что ли, хорошо?

– Канада – одна из самых благополучных стран мира.

Я поморщился.

– Что ты со мной фразами из туристических буклетов разговариваешь? Я живу в реальности, а не в буклете.

– И эта реальность настолько плоха?

Я сунул руку в карман брюк, нащупал спичечный коробок. Хватит примерно на неделю, а потом опять придется стоять у кофешопа как попрошайке, уговаривая купить то одного, то другого прохожего.

Посмотрев на Славу, я сделал вид, что согласился с ним.

– Хорошо, я здесь действительно очень благополучен.

Слава и Лев не знали, что я курю, и, как я был уверен, никогда об этом не узнают. Я курил только перед сном, а ночью родители никогда не заходили в нашу спальню, так что к утру запах выветривался и сам я просыпался прежним – таким же тревожным и озлобленным. Только Ваня, иногда высовываясь из своего «чулана», по дороге на кухню или в туалет замечал, что «чем-то странно пахнет», но понять чем он, конечно, не мог.

В литературный клуб при университете я все-таки попал – правда один раз. Чтобы там оказаться, не обязательно было что-то писать – ребята собирались в основном ради обсуждения совместно прочитанных книг и только иногда зачитывали собственные произведения. Встреча длилась больше двух часов, совмещенная с чаепитием, и я чуть не умер от скуки, потому что они обсуждали «Евангелие от Иисуса» Жозе Сарамаго (что? кого?), и первый час я вообще не был уверен, что не ошибся дверью; может, это какой-то кружок для католиков?

Участвовать в обсуждении я не мог, как и читать книги на английском – эти чужие разрозненные слова, вроде бы понятные и простые, никак не хотели складываться в моей голове в цельный осмысленный рассказ. Наверное, этот день бы прошел мимо меня, навсегда исчезнув из памяти, если бы на этой встрече я не познакомился с Лорди.

Лорди – это тяжелый случай. Рыжая девчонка, сидевшая на полу, когда все остальные – составив стулья в кружок. Ее лицо покрывали веснушки, придававшие ей детское, совсем несерьезное выражение, от чего я сначала и подумал, что она самая младшая на этом сборище. На самом же деле, как я узнал потом, она была старше меня на четыре года. Казалось, ее смешило все, что происходило вокруг, – едва кто-то начинал делиться мнением, как она гаденько хихикала, уткнувшись в коленки.

Когда собрание закончилось, я первым рванул к дверям, и уже у выхода на улицу она меня окликнула:

– Подожди.

У нее это получилось лениво и требовательно одновременно. Я остановился и дождался, пока она не торопясь дойдет до меня. Мы вместе покинули университет и пошли рядом, как будто так и надо. Мне было неловко, и я начинал подумывать, как отделаться от нее, но тут на хорошем русском она сказала:

– Пипец скучно было, да?

От неожиданности я не нашелся что ответить и просто кивнул.

– Как тебя зовут? – спросила она.

– Мики.

– А меня Лорди.

Мне понравилось, что она не стала переспрашивать, как это обычно бывает: «Что? Ники? Никита?» – поэтому я тоже не стал ничего уточнять про ее имя.

– Откуда ты? – спросил я.

– Из Екатеринбурга. Я тут учусь, как раз в этом универе.

– В универе? – удивился я. – Я думал, ты младше.

Лорди отмахнулась.

– Да, все так думают.

– А мне пятнадцать.

– Я так и поняла.

Меня немного задело, что она не посчитала меня старше, но я промолчал.

Мы остановились и принялись разглядывать друг друга: я – неловко, тайком, а Лорди – без всякого смущения, прямо в упор. Мне было приятно, что я нашел хоть кого-то говорящего по-русски, и, хотя мы совершенно друг друга не знали, наше знакомство ощущалось как встреча со старым приятелем.

– А чего мы стоим? – спохватился я.

– Я не знаю, почему стоишь ты, а я жду автобус, – ответила Лорди.

Подняв голову, я увидел автобусный знак и смутился.

– Я тогда пойду.

Лорди показательно вздохнула.

– Чего? – не понял я.

– Маленькие мальчики такие недогадливые.

– А?

– Оставишь свои контакты? Телега, вотсап, что угодно…

– А‐а-а… – Я вытащил из кармана телефон и открыл телеграм. – Как тебя найти?

Лорди назвала замысловатый логин, у меня получилось его правильно написать только с третьего раза. Когда я поднял голову, чтобы сказать, что отправил сообщение, Лорди уже заскакивала в подъехавший автобус. Мне понравилось, что она так ушла – не попрощавшись, было в этом что-то свободное и независимое от всех.

Следующая встреча с Лорди случилась через два дня, она назначила мне свидание в бельгийско-вафельном баре (он так и назывался, но не был баром в прямом смысле, там не подавали ничего крепче пива, зато вафли – на любой вкус). Я обычно не ходил по кафе и ресторанам в Ванкувере: все, что в Канаде считается дешевым, нам в лучшем случае казалось умеренно дорогим. Мне было стыдно сказать Лорди, что вафли за пятнадцать долларов – это несколько затратно для меня, поэтому я согласился на ее условия, уже прикидывая, чем мне придется ради этого пожертвовать – как минимум сном на ближайшие дни, потому что не останется денег на курево. Я не очень хотел этой встречи, но решил зацепиться за Лорди как за возможность разбавить свое постоянное одиночество хоть кем-нибудь. А она не самый плохой вариант, она симпатичная, говорит по-русски и старше меня (последнее мне особенно льстило).

Теперь, после ситуации с Артуром («После этой идиотской выходки», – говорил Лев), я был обязан отчитываться перед родителями, куда, с кем и когда иду, а также когда вернусь и даже каким маршрутом, если речь шла о большой удаленности от дома.

– У меня встреча, – сдержанно объяснял я, зашнуровывая кеды.

Слава и Лев стояли надо мной, как надзиратели.

– С кем?

– С одной девочкой.

– Что за девочка?

– Мы познакомились в литературном клубе. Она тоже из России.

Последнее смягчило их и автоматически занесло Лорди в список доверенных лиц. Уже гораздо спокойнее Лев спросил:

– Куда вы пойдете?

– В кафе на Сеймура. Там подают вафли.

– Значит, тебе нужны деньги, – констатировал Слава, снимая с вешалки свою куртку – там, во внутреннем кармане, лежал бумажник.

Я попытался отнекаться:

– Да не надо, у меня остались карманные…

Но Слава уже пихнул мне в руки две купюры по двадцать долларов.

– Зачем так много?

– Заплатишь за нее, это хороший тон.

Лев, цыкнув, вытащил у меня из рук одну купюру и вернул ее Славе.

– Заплатит за себя сама, это прогрессивно.

Слава мученически закатил глаза, и, если бы не сообщение, пришедшее на его телефон, в коридоре бы разразился целый феминистический спор. Но он тут же отвлекся, сказав:

– Это от Кларков. У Вани что-то с рукой.

– Опять? – устало спросил Лев. – В прошлый раз были ребра.

Каждое воскресенье Ваня ходил на футбольное поле с Бобби Кларком – парнем, вместе с которым они посещали частные уроки по фортепиано. До переезда в Канаду Ваня не питал особого интереса к спорту, но здесь футбол стал такой же сильной страстью, как и музыка, – теперь он планировал записаться в школьную футбольную команду, а для этого принял решение тренироваться все лето. Звучало неплохо, но от недели к неделе родители здорово обогащали канадских травматологов: у Вани уже были вывих стопы, перелом одного пальца на ноге, ушибы ребер и вот теперь – рука.

– В футболе даже не нужна рука! – возмущался Лев, пока Слава пытался выяснить, куда ему приехать: на поле или сразу в травмпункт.