У парапета стоял и смотрел на Неву одинокий, хорошо знакомый человек. Я подошел ближе — да, Гайдар.
— Не спится?
— Михаил Сергеевич…
— Не помешал?
— Нет, никак…
— Давайте вместе тогда постоим…
Я встал рядом, охрана отошла. Оба мы — стояли и смотрели на Неву, на проходящие корабли…
— Нервничаете?
…
— Поделитесь, легче будет.
— Нервничаю — сказал Гайдар не поворачиваясь ко мне — очень нервничаю
— Большое дело делаем.
— Дело не в этом, Михаил Сергеевич. Я с Дмитрием Васильевичем разговаривал…
— Так…
— В сфере услуг и торговли сформировалась криминальная среда. Речь не об отдельных проявлениях, а именно о среде, о системе. Там оборот денег быстрее всего и больше всего возможностей извлекать нетрудовые доходы. Все сгнило
— Что мы и пытаемся исправить, так?
— Речь не об этом, Михаил Сергеевич. Если в этих условиях начать приватизацию, скупку начнут прежде всего те, у кого скоплены нетрудовые доходы за много лет. То есть директора баз, магазинов, торгов. Это будет означать легализацию мафии…
Да…
— В Югославии не так?
Гайдар покачал головой
— Нет. Не так.
— Чем?
— В Югославии изначально сделали ставку на самоуправление трудовых коллективов. Совет трудового коллектива там не формальность. Именно он выступает противовесом самовластию директорского корпуса.
— А у нас?
— А у нас…
…
— В любом коллективе будут несколько прихлебал — прилипал директора, именно они вместе с директором захватят власть в любом совете, какой бы ни создали. Кто скажет слово против — будет изгоем. И есть аморфная масса, которой ничего не надо.
…
— Югославы они… другие. Сильно другие. Для них слова «надо» нет, это для нас для всех святое…
Гайдар опомнился
— Извините, Михаил Сергеевич.
— Я сам сказал — я готов выслушать правду, какой бы она не была.
…
— Я вот думаю, каким бы был социализм, если бы не было Сталина.
Гайдар долго молчал. Потом сказал
— Не знаю. Но другим, Михаил Сергеевич. Точно — другим.
Да…
Интересно, конечно, а как будет выглядеть приватизация в нормальном обществе с нормальной ценой денег и активов?
По опыту США — мафиози быстро легализуются и уже дети их будут нервно реагировать на прошлое отцов и стараться быть святее Папы Римского
Но надо дожить.
Социальные издержки реформ — могут быть серьезными. Очень — серьезными.
Я посмотрел на тусклый свет на востоке над Невой, над изломанной линией ленинградских крыш. Города трех революций. И четвертой надеюсь не состоится — криминальной
— Идемте спать, Егор Тимурович. Утро вечера мудрее…
Тебе я вовсе не родная дочь,
Завороженная твоей необычайностью,
Я — осень, я — заплаканная ночь,
Случайность в быстротечьи неслучайностей.
Прими меня, мой город неродной,
Такой как есть — не более, не менее.
Я прорасту, как лютик полевой,
В твоем асфальте средь столпотворения.
А над Невой разведены мосты,
Весна кипит черемуховой пеною,
И ночи белые прозрачны и чисты,
И в небесах распластана Вселенная
[60].
28-30 августа 1985 года
Пешавар, Пакистан
Лететь в Пакистан Чарли Вильсон не хотел. Очень не хотел.
Пьянство, кокаин и бессонные ночи доконали этого почти железного ковбоя. Он всегда хотел быть большим, чем он есть, он хотел быть на переднем краю борьбы с мировым злом, потому-то его все время бросало за границу. Израиль, Египет, теперь вот Пакистан. Он был одним из последних романтиков, которые искренне верили, что группа решительных и смелых людей может переломить ход истории. Вот он и искал таких людей — то израильтян, то теперь моджахедов
Перед тем как лететь, он встретился с Гастом Авракотосом в своем офисе. Гаст… было видно, как он постарел, устал. Виски он пил стакан за стаканом…
— Эти чертовы генералы… — сказал он, закусывая солеными орешками
— Что ты имеешь в виду?
— Пока наши вливания не превышали пары десятков миллионов, никому не было до них дела. Теперь — ты выбил деньги, и саудиты дадут деньги, и получается миллиард. И у генералов возникает вопрос — а где наша доля?
Вильсон налил и себе
— Это точно?
— Другой рабочей версии нет. Этот сукин сын уль-Хак не может быть верным нам — он должен быть верным им иначе его убьют. А генералы не забудут наши санкции, когда они устроили переворот и убили законно избранного премьера
— Зачем мы их ввели?
— Тогда был Картер[61].
— Почему тогда не приостановить финансирование.
— Тогда мы погубим все наши начинания. Ты этого хочешь?
— Нет, конечно.
— Ты должен лично говорить с Уль-Хаком. У него есть слабое место — тщеславие. Дави на него.
— Не уверен, что это сработает.
— Сработает — и второе. Нам как никогда нужно единство в семерке. Генералы настраивают одних в семерке против других. Надо противостоять этой гибельной политике.
И вот — рейс Пан-Американ, бело-синий «клиппер», бизнес-класс и неограниченное спиртное. Бетонные глыбы нового международного терминала, кавалькада машин и джипы с пулеметами…
Поехали…
Уль-Хак принимал на своей вилле в Равалпинди, в военном секторе — нигде кроме как в военных поселениях в этой стране не было безопасно. Он был одет в национальную одежду — коричневые шаровары, белая рубаха с широким рукавом навыпуск и жилет такого же цвета как шаровары. Маленький, осторожный, быстрый взгляд черных, блестящих как речные голыши глаз, потная рука…
— Гость в дом, Аллах в дом…
— Спасибо…
— Перекусите с дороги…
За столом — Вильсон заметил, что нет спиртного
— Генерал вы больше не пьете виски?
Уль-Хак торжественно поднял палец
— Харам!
С ним и в самом деле что-то не так.
После трапезы переместились в курительную — дом был старый, раньше принадлежал британским колонизаторам. Вильсон заметил перемены и здесь — убраны все фотографии, вместо фотографии отца — коврик с изображением Каабы…
— Угощайтесь…
— Аллах разрешает курить?
Генерал внезапно сверкнул глазами
— Не богохульствуйте!
…
— Аллах все видит и не дает победу в джихаде недостойным!
Вильсон взял сигару
— Генерал, победу дают наши деньги и наше вооружение.
— Нет!
…
— Все в руках одного лишь Аллаха! Жаль, что вы не верите. Впрочем, никогда не поздно уверовать и спастись
Вильсон чуть не рассмеялся
— Со всем уважением генерал, я грешник…
— Грехи, совершенные по джахилии[62] не будут спрошены.
Вильсон покачал головой
— Боюсь, я не променяю ни на что шотландский виски
— В таком случае да смилуется над вами Аллах пусть вы и недостойны его милости…
Вильсон решил сменить тему
— Вы решили сменить приоритеты финансирования, почему?
— Вы не поймете
— А вы попробуйте объяснить
— Это невозможно объяснить, вы неверный, вы не знаете Коран. А в нем сказано — тот, кто откажется от веры будет повержен.
— Разве Хекматияр не верит?
— Нет, он лицемер. Его люди и он сам совершают деяния противные Аллаху. А Раббани, тот и вовсе блудодействует с мальчиками. Аллах в гневе на нас из-за таких джихадистов, и никогда не даст нам победы. Мы будем расходовать и думать, что расходуем на пути Аллаха — но на деле мы бредем тропой шайтана…