— Соковиков тебя кулаком не назвал?

— О. Откуда знаешь?

— Знаю. Неудачно назначили, область сдает по показателям. Словами громыхают, а цифры вниз. Хорошо, что основные капиталовложения при прежних сделали. На рабочий ход поставили. Иначе не знаю, как бы Москву кормили.

— Менять надо.

— Надо — согласился Лигачев — уже ищем. Только как получится — после визита

— Мне наплевать, кто что подумает. Ищи деятельного человека. Только не из тех, кто словами громыхает — лучше из директората. Там область сельскохозяйственная, надо по крупным хозяйствам посмотреть.

— Сразу на область из председателей?

— Если справится — да.

Егор явно думал о другом

— Подумал я насчет церкви.

— И?

— Наверное, ты прав в том, что борьба партии с церковью современному состоянию дел не отвечает, сколько времени уже прошло с семнадцатого то года. Ситуация в корне поменялась, люди наши, советские. Только если так подумать…

— Ну?

— Есть отдел в КГБ. Есть комсомольцы, оперативные группы.

У меня глаза на лоб полезли.

— Ты хочешь сказать, чем им всем тогда заниматься?!

…

— А ты почитай, что в Казани делается, оперативные сводки. Малолетняя шпана разбилась на группировки, мутузит друг друга смертным боем! Уже до трупов! А ты спрашиваешь, чем заниматься комсомолу и КГБ!? Да работы полно, надо только реальную работу видеть, а не выдумывать ее. Всю эту попово-кэгэбэшную шаражку давно пора разогнать к чертовой матери, кормушку устроили.

Егор допил чай и поехал, пришла Раиса Максимовна. Принесла первые наработки своего института. Мы восстановили институт конкретных социально-политических исследований, который был разогнан после чехословацких событий.

— Может, поспишь?

— Иди — сказал я, открывая папку — приду

Судя по всему, Раиса Максимовна уже не так рада быть женой генсека. Тем более что я уже пару раз не замечал намеки на какие-то материальные блага себе и друзьям.

Ладно, разберемся…

Готовая работа уже — исследовался вопрос избираемости руководства предприятия. Конкретное социологическое исследование, несколько городов, отдельно опрошены рабочие, инженерно-технический персонал и сами директора.

Так вот — ни в одной группе эта идея не набрала большинства.

Тогда какого хрена это все включили в закон «о предприятии»? А потому и включили, что исследования не провели.

Я вот думаю о двух вещах. Первая — попытаться здесь внедрить советы директоров как в США. У нас этот инструмент не понимали и не понимают. А в США это рабочий инструмент, одна из основ бизнеса. Годовой отчет утверждает именно СД, перед тем как представить акционерам.

Один человек из профильного министерства, по одному из обкома и/или горкома партии. Один или двое из совета трудового коллектива. Плюс — интересно будет, если в СД будут места для представителей ключевых поставщиков и покупателей — если надо будет. Если например Камаз производит авто для армии и сельского хозяйства — почему не ввести по человеку из Минобороны и Минсельхоза?

Совет директоров — это люди, которые и контролируют и помогают. Не просто отчет в конце года, когда уже поздно что-то менять — а работа раз в месяц, порой даже чаще. В крупных компаниях должны быть комитеты по тем или иным вопросам. Эту культуру сложно воспитать, но когда она есть, многие вопросы становятся проще. Тем более что у нас она еще уместнее, если сейчас все крупные предприятия в госсобственности. По факту же — в собственности директоров, и вот им то надо создать противовес. Но не трудовой коллектив.

И второе — почему бы не усилить советы трудовых коллективов на предприятиях. Почему бы не дать право распределять заработанные премиальные или хотя бы их часть — им, а не директору?

С этими мыслями я пошел спать — и в самом деле замотался за день.

Погода была плохой. С утра было солнце, но по дороге в аэропорт — зарядил мелкий, мерзкий дождь как на балтийском побережье. Сильного ветра не было, что давало вероятность того что самолет Горбачева сядет как положено, а не уйдет на запасной военный аэродром ЗГВ.

Генеральный секретарь СЕПГ Эрих Хонеккер и директор Штази Эрих Мильке ехали в одной машине. Это была не Вольво, как обычно — а удлиненный Ситроен, подарок французских коммунистов. У них специальная подвеска, потому машина не скользит — летит над дорогой…

Хонеккер выслушивал биографическую (расширенную) справку на Горбачева, которую нудно читал ему Мильке — а сам думал. После Брежнева — он не смог сработаться ни с кем, да и с Брежневым отношения были напряженными. Хонеккер категорически отказался направлять народную армию в Афганистан — хотя в Прагу в шестьдесят восьмом послал. Но главная проблема была, конечно же, не в этом…

Русские опасались свободного развития социалистической Германии и потому в свое время запретили ускоренное развитие тяжелой промышленности, зарубили проекты пассажирского самолета и нормальной легковой машины. Русские так же с подозрением относились к контактам соцстран напрямую, помимо Москвы. Но главная проблема была в другом — в неадекватности цен внутри содружества.

Тут Хонеккер конечно лукавил — но на самом деле он просто не знал. Когда в семидесятые поставщики энергоресурсов вздули цены — он искренне возмущался, что так нельзя. И считал нормальным, что СССР так не сделал. Он даже не предполагал, сколько на самом деле могут стоить нефть и газ, и что произойдет с германской химической промышленностью если СССР будет однажды брать за них полную цену.

Но сейчас Хонеккер привычно думал, что попросить у советского лидера. На первом месте были, конечно, атомные энергоблоки. Он планировал довести долю атомной генерации до 25–30 % на первом этапе — как у самых передовых стран Запада. А потом пойти дальше — минимум до 60–70 % как во Франции. Ему рассказывали французские коммунисты…

Вопрос конечно — сколько стоить будет. И что взамен? Конечно, ГДРовская одежда уйдет в СССР в любых объемах — но и немцам ведь надо одеваться.

— Сколько ему лет?

— Кому — прервал нудное чтение Мильке

— Горбачеву

— Пятьдесят четыре.

Хонеккер удивился — молодой совсем

— Он был на оккупированной территории?

— Говорят, был совсем ребенком.

— Проверь

Мильке сделал пометку

Еще бы оружия попросить. Никуда не денешься, самолетный парк уже устарел, надо как минимум два десятка их новых МИГов. Дорого… дорого… дорого.

Действительно погода скверная, Ил-62 сел «из последних сил», три круга сделали. На бетонке — мокли как воробьи старики в черных плащах и под зонтом, оркестр выливал воду из духовых инструментов…

Я сбежал по трапу — никто за мной не успел, это был экспромт, я даже зонтик свой держал сам. Сзади поспевала охрана, я безошибочно направился к Хонеккеру

— Камрад Эрих, камраден…

Хонеккер не знал, что делать и потому дал сигнал — начинайте мол. Подошли не успевшие к трапу барышни, хлеб размок, в солонке была вода. Я покачал головой, но мякиша намокшего хлеба отломил

— Товарищи, что под дождем мокнуть. Давайте, сворачивайте почетный караул, в аэропорту чаю горячего попьем.

В аэропорту была заминка. Дело в том, что многие жители западного Берлина старались летать через восточно-германский аэропорт, это было дешевле вдвое, а немец лишнего пфенинга не потратит. Потому в аэропорту было много западных немцев и иностранных туристов, зал был полон — многие рейсы были отменены. И как только они нас увидели…

— Горбачев! — крикнул кто-то

Дело в том, что на днях я дал большое интервью для Штерна. Готовился визит уже в ФРГ, перед тем проводились мероприятия по «разогреву». В это время никто не знал элементарных правил пиара, потому я сам предложил — перед важными визитами, обязательно приглашаем прессу принимающей страны и даем интервью. Зачем? Ну, это задает тон визиту, если правильно разыграть карты — то пресса окажет давление на местные власти, ты как бы не только задаешь повестку дня — но и высказываешь заранее аргументацию. Это работает…