– Ни одна из девушек не захочет такой связи!

– Тише, тише, юноша, – попытался остудить его Армахи́л. – Выйди проветрись.

– Что же вы думаете, великий лидер? – взор эмпи́ера упал на Армахи́ла, но старик и без того сидел с раскрытым ртом.

– Заключите союз с мэ́йсой Гиз, – сказал он. – Она тоже дочь известного ри́хта. И по возрасту вам подходит.

Ви́львин рассмеялся.

– А может, вас свести с этой шлюхой? Это в моей власти. Да и вы, по слухам, в состоянии зачать дитя.

Такого поворота событий не ожидал никто. Если бы Ру́фус находился дома, он бы кинулся пренепременно в драку.

– Разговор окончен, – сказал Ви́львин. – Практика показывает, что возраст ваших девочек вполне подходящий. Я подготовлю бумаги, по которым на одну из ваших дочерей упадет трехгодичная обязанность выносить мое чадо. И да, пусть это будет Эфо́на, имя другой отвратительно моему слуху.

Тут уж Са́бис не стерпел и накинулся на бесцеремонного королевского сводника. Шум голосов заставил мэ́йс заткнуть свои уши и прижаться к стене. Посуда полетела на пол, а юнец, разорвав сорочку, забрался на стол. Ви́львин отшвырнул парня как котенка в угол, грозя глупцу темницей Гастэро́та. Он был взрослей и намного сильней.

Дверь распахнулась, и темный гость покинул семейную обитель. В его глазах стыла ночь, а под ногами приминались садовые цветы. Пройдя десять шагов, он сорвал бельевую веревку, и одежда разлетелась. Ни́ффа только и успевала подбирать сорочки с земли, не понимая мотивов молодого эмпи́ера. Но прежде чем залезть в карету, Ви́львин посмел прокричать на весь двор еще несколько отвратительных слов.

– В уплату глупости своего слуги, – возгласил он, – ты, Армахи́л, поковыляешь до дома пешком! Нет тебе моей милости! Уже нет!

А потом карета уехала прочь.

То был шестой день, самый кровавый из прочих на туманном Сэ́йланже. Королевский лекарь со скрипом больного протестующего сердца все же принес на подпись своему правителю треклятые списки. Но все этого могло и не случиться, если бы в его распоряжении не находились врачеватели пофовой горы.

За день они обошли все существующие а́рхвы и даже спустились в недра земли, где обитали пленники трудовых колоний. С их подачи эти казни стали возможными. И все началось.

Первый день воспылал красным восходящим солнцем, знаком, знаменующим погибель. Мечи блеснули, и с Герби́тума сошли отряды По́рзула, осуществляющие по распоряжению белого Фа́лкса зачистку территорий. Десять больных мальчиков гибу́тского класса, пять девочек и пара взрослых рабынь пали жертвами страхов и опасений.

Затем пришел второй день, и списки убитых пополнились двадцатью рабынями, заболевшими лесной хворью.

А после был третий день, четвертый и пятый, пока светящиеся ручьи А́рси не заполнились по края кровью и все вокруг не стало походить на заросли красной ците́ллы.

Что творилось на Сэ́йланже, не знал никто. Прибывшие суда разворачивали назад, им запрещалось причаливать к бухте Обреченных. Торговля на время прекратилась, а небеса затянули пепельные тучи огнедышащего Корку.

По подсчетам королевских советчиков белого Фа́лкса, оставалось два дня для скитания Ги́рдовской души в поисках телесного пристанища. И они проклинали эти дни.

На послание Вессанэ́сс Фа́лкс счел не отвечать, хоть ему и хотелось втоптать ее в грязь. Герби́тум гудел бесчисленными доносами нижних земель. Не обошлось без смертей и в орбу́тском классе, кто был болен, незамедлительно протыкался мечом, безжалостно лишаясь титула и привилегий. Единым страхом стала боязнь любой болезни, и потому настойки местных ведуний шли на ура.

Кто-то поговаривал о том, что дух Ги́рды пытался проникнуть в тело ребенка, пока того не убили. Кто-то подмечал необычное поведение скотины на пастбищах и тоже приписывал все это духу отступницы. Но правды во всем этом не было. Кроме той, что на все это из пустых выклеванных птицами глазниц смотрела некогда Ба́ргская рабыня, скорбящая над варварством ненавистных вакха́ров.

Белый Фа́лкс боялся ее, и боялся неспроста. Она чувствовала его страх, ветром летая над королевской головой, всеми силами желая, чтобы ирод занемог. Но за здоровьем правителя следил королевский лекарь, натирая его кожу разогревающими мазями.

Тем временем в одной из полузатененных ниш Гербитума старый королевский советчик У́рто усердно прятал от глаз властного альбиноса его же полуслепое больное чадо. Мальчишка десяти лет был всегда слабым и немощным. Как его только ни скосила бурая лихорадка, свирепствующая, когда он был совсем ребенком. Дитя пережило многое, но сейчас недомогало от простой сыпи на своей бледной полупрозрачной коже. То была болезнь северного ветра, называемая в этих краях Чумброй, частенько встречающаяся у детей такого возраста.

– У́рто, У́рто, – пропищал мальчонка. – Отец еще зол на меня?

Маленький бледный носик втянул поглубже повисшую на ноздрях слизь, а тонкие ручки обхватили покрепче тряпичную игрушку.

– Из всех десяти воспитанных мной, – сказал У́рто, – ты, Фи́мис, самый достойный.

Лысый старик, обернутый в монашеский балахон, положил к его ногам заморские сладости и погладил тощую коленку.

Мальчонка с восторгом уплетал вкусности, уже не прислушиваясь к каждому шороху.

– Твой отец не злится на тебя, – продолжал старик. – Он просто сходит с ума по своей непоколебимой власти.

– А я стану правителем после него? – вопросил малец, переключившись со сладостей на сосание большого пальца.

– Станешь, – сказал ему советник. – Вот только вынь палец изо рта, то повадки малых детей.

Когда вокруг стало тихо, У́рто вывел белокожего мальчонку на свет, и тот поморщился. Глазенки у него были белыми-белыми, а волосы цвета древесного пепла.

– Я отведу тебя в свои покои, – сказал он ему, – пока ты не поправишься. А потом ты сможешь занять свое место в чертоге кровных братьев.

– Хорошо, – ответил ему Фи́мис. – Когда я стану правителем, сделаю тебя самым богатым урпи́йцем на всех существующих островах.

Детские речи согревали уши королевского советчика, его кожа пунцовела и возвращалась в привычный бежевый тон. Он понимал, что слова такого крохи ничего не значат. Но если он взрастит чадо по своим правилам, то в будущем это может принести свои плоды?

Промелькнув по коридору вплоть до пористой арки, они завернули за угол и вошли в тесные покои злоумышленника. То была небольшая каморка, обставленная мебелью из белого камня. Комната Фа́лкских детей была куда больше и намного богаче. Мальчик сразу это заметил и печально вздохнул.

– Здесь не с кем играть, – уныло проскулил он.

Но советник предусмотрел и это, указав на череду металлических клеток, полных разноцветными пташками.

– Ты можешь играть с ними, – ответил он. – А если я тебе дам вот этот прекрасный клинок, то твои игры станут намного интересней.

Ручонка Фи́миса обхватила рукоять клинка, и в детских глазках сверкнул пламенеющий огонь забавы.

– А главное, – продолжил У́рто, – не жалей их. Им не больно. Все на этом острове служат таким, как мы.

На секунду малец покачнулся, и по его лицу потекли крупные капли пота.

– Мне снова плохо, – проскулил он. – Нужно позвать лекаря.

У́рто, поджав губы, погладил его по голове.

– Ни в коем случае, – напугал он дитя. – Тебя тут же убьют, как только заприметят твою сыпь.

Паренек безоговорочно верил его словам и правильно делал, в этом он ему не врал. Но врал во многом другом. Во-первых, что убивать птиц весело, они исцарапали руки юному Фи́мису. А во-вторых, что любил его как собственного сына.

Ближе к ночи У́рто оставил Фи́миса одного, уложив спящего щенка на каменное ложе. Ох, как он молил, чтобы Фа́лкс, приведите его боги к смертному одру, оставался таким же отстраненным отцом, как и прежде. Правитель никогда не проведывал своих сыновей. Всем этим занимался У́рто. И теперь во всем этом он видел будущую выгоду. Но одного глупец не учел: за тельцем Фа́лкского выродка наблюдал дух не упокоенной Ги́рды, в момент вытеснившей детскую душу ко всем существующим чертям.