– «Переправа Ха́рси», – подумала Клер.

За переправой десятком четырехскатных крыш мостились амбары и скотные загоны. Их охраняли самые крепкие из числа чудаковатых, коих было около сотни. Они им и слуги, и воины, и, если надо, средство передвижения.

Постройки сменял ров эскарповой стены, за которой в огнях разожженных факелов мерцала белая толстостенная крепость.

Когда Клер впервые попала туда, она завороженно изучала все вокруг. Статуи, коридоры, казематы, катакомбы, бесчисленные залы, и, конечно же, изумрудный трон, сделанный из гладкой чешуи бог весть кого. Теперь все казалось ей пустынным и холодным. Трон всегда пустовал, и потому паутина плотным ковром заплела его изгибы. Вот кто был истинным хозяином этого чертога – это пауки, маленькие и побольше. А Ха́рси явно пребывали здесь гостями, укрываясь от натиска темных дицефалов. Это было равно тому, если бы Клер поселилась в музее древностей, провозгласив себя хозяйкой, но, по сути, живущей на руинах.

– «Как давно они скрываются здесь? – думала она. – И что же будет дальше, если тьма накроет эти места полчищем беспощадных убийц?»

Амбары и загоны для скота остались позади, цепи звякнули, и ворота опустились, соединив мостком стороны каменистого рва. Ха́рси проследовали внутрь, теперь полутьма сменилась большей освещенностью белых залов.

– Вот и трубачи, – прошептала Клер, приметив парочку большеротых Ме́ртов возле череды колон, подпирающих четырехсводчатый потолок.

За колоннами из зала в зал тянулась арочная анфилада, как иллюзия бесконечности. Повсюду на факелах, водруженных в ниши, полыхал огонь, и свет, становясь то ярче, то тускней, играл с бесчисленным множеством танцующих теней. А какие тени громоздились от великих статуй, просто загляденье. По большей части многие из них были без голов, а те, что все же сохранились, казались чудовищами из греческих мифов. В одном из залов Клер наткнулась на алтарницу в виде плиты с креплениями для рук и ног. И пусть все это поросло паутиной, ей все же не хотелось думать, что здесь проливалась чья-то кровь. Только один взгляд на громил в услужении Ха́рси заставлял ее поджилки трястись. Благо их лежбища находились в нишах валганговой стены[23] снаружи. Но, черт возьми, теперь один из них нес Клер прямиком в отведенные ей покои. Она, держась за его шею, чувствовала пульсирующую по венам кровь, а уж бугристые мускулы огромных ручищ, наверняка сломавшие не одну сотню врагов, и без того омрачали беспокойный взгляд.

Пройдя тропой извилистых коридоров, они наконец-та-ки увидели впереди заалевшую дверь в ее покои, и она притормозила бугая.

– Стой, стой, – попросила она и взмахом тяжелой руки повелела ему опустить ее на ноги.

Громила не понял иноземных слов, но догадался о желании девушки по незатейливому жесту. Он опустился на колени, и Клер покинула бугристую шею. Ее ноги порядком затекли, и кровь, поступая в онемевшие части тела, словно иголками заколола в зудящие пятки. Пампушка распрямилась, ухая от тяжести в районе груди. Ее рука соскользнула от горла вниз и с особой нежностью погладила беспокойный живот.

– Что смотришь? – вырвалось грубо с девичьих губ. – Беременные бывают очень жестокими, – она закатила глаза. – Вот моя мать, святая женщина, когда ходила мной, при любом недовольстве выдергивала из головы отца пучок волос, а когда я появилась на свет, он уже был лысым. – Ее улыбка стала заразительной и передалась недоумевающему громиле.

Пельтуа́н, подоспевший из колонной залы, обогнув извилистый коридор, внезапно уперся носом в спину верзилы, и она вздохнула с облегчением.

– «Спаситель», – подумала Клер, погладив его спинку.

Он замурчал, переворачиваясь в воздухе игривым котенком.

– Ну что же, – сказала Клер, посмотрев на великана, – ты можешь быть свободен, но прежде чем ты уйдешь, принеси мне еды.

Движением ладони у рта она показала ему, что хочет есть, и великан все понял.

Он встал с колен и распрямился, так что его тень накрыла их обоих. Она забегала глазками, как мышка, ищущая угол, и, прильнув поспешно к двери, распахнула ее. Великан только и слышал опасливые ахи да охи за дверью обширных покоев. И только когда его шаги утихли за поворотом, можно было с облегчением выдохнуть.

Вам приходилось когда-нибудь видеть средневековые покои рыцарей или же лордов? Каменный пол, стены обиты деревом и полнятся запахом плесени. По центру комнаты деревянная кровать без всяких там балдахинов и резных спинок. Под кроватью, чуть выступая, постелен грубый красный ковер. Но главное, что радовало Клер, – здесь был камин, огромный, покрытый сажей и гудящий потоком ветреной тяги. Она, присев на табурет рядом с ним, представила, как в топке разгорается огонь, как языки пламени испускают свое тепло, и ей стало намного легче.

Э́нж хитрым лисом облюбовал меховое покрывало деревянного ложа и запищал усталым путником.

– Спи, спи, – улыбнулась она. – Еще чуть-чуть, и я тоже лягу.

«Извольте дать нам объяснение, как вы нарушили закон», – таким предложением начиналось письмо са́лкской королевы властителю урпи́йской крови. Словами пытливыми и прямолинейными оно выражало непоколебимую волю наследницы власти вывести гада на чистую воду. И наконец-таки объяснить, каким образом девушка, носящая на голове королевскую регалию, находилась на Сэ́йланже более десяти лун. Разъяснения в виде «я ни о чем не знал» Вессанэ́сс отвергала. Все корабли, когда-либо причалившие к бухте Обреченных, вносились в списки прибытия и приносились белому Фа́лксу вместе с поклоном прибрежных гонцов. И потому ответ белокожего правителя должен быть, по меньшей мере, логичным.

Написанное на кожистом пергаменте письмо было скручено в тугой свиток, запечатанный восковой гербовой печатью. Она в окостенелом пятне красного воска обозначила адресату высший приоритет и повеление немедленного ответа по закону Священного Союза. Вот тут-то можно было и понять, кто действительно соблюдает непреложные правила. А́мис, доставивший его до а́мисандовых башен, был королевским, о том свидетельствовали его когтистые лапки, покрытые золотой краской.

В Герби́туме воцарилась тишина, когда правитель по́фовой горы А́рси распечатывал королевский свиток. Лишь только проснувшийся вулкан Корку что-то бухтел на своем, притягивая к огненному жерлу покрывало грозовых туч. Надломленная печать ослабила натяжение пергамента, и он, прохрустев, развернулся в дрогнувших руках. На минуту показалось, что пышущая воля Вессанэ́сс, не уместившись в словах, рвется духом прочь, но это был всего лишь свиток. Хотя, что там говорить, вес его нешуточно перевалил за горсть пятидесяти изумрудных пет, и это только в физическом смысле. Что же касалось иного смысла, всем понятного, то эта штука весила куда больше. Он смотрел на него глазами разгорающихся опасений, и все в его окружении знали этот взгляд.

Ноги подкосились, белокожий правитель облокотился на свой драгоценный трон. Сотни кристаллов, водруженных в плетение металла и костяных вставок, отразили его бледное лицо, а он скривил поджатые губы.

– Я не могу это читать, – сказал Фа́лкс, окинув поспешным взглядом одного из своих личных гонцов, мальчика Ти́за. – Прочтешь ты.

Лысый мальчонка, стоящий в отдалении у резных колонн, сию же секунду припал к господским ногам и дрожащими пальцами обхватил свиток. Он что-то промяукал и развернул его.

Слепящее солнце, прорвавшись через пористую оболочку Герби́тума, одиночными лучиками осветило бело-желтый зал, и дворцовые орбу́ты поморщились. Их серебристые мантии, расшитые драгоценными камнями, сверкнули, отчего просторный зал порос бликами. Числом в сто двадцать пять мужчин, помпезно кучкующихся по правую и левую стороны от трона, они смотрелись разряженными павлинами, ожидающими занятных слов из письма. И малец не заставил себя долго ждать. Он вздохнул и опустил глазки на полотно выведенных букв.