Джоф без слов попросил Балду отрезать ему мяса от остатков косули и старался не сильно чавкать — наесться одной кашей у него не получалось. Он с грустью смотрел на безумно далекую от его мечты Хлою и с радостью на всю свою компанию. К Роджеру и Кристофу он испытывал странную привязанность, для которой у него самого не находилось слов. Он любовался невозмутимым лицом Роджера и со стыдом вспоминал, что недавно в очередной раз случайно подбил ему глаз. Он знал, что Роджер забыл об этом инциденте ровно в тот момент, как Кристоф снял ему боль своей магией, и это отношение Роджера к таким бытовым мелочам вызывало в нем уважение, граничащее с восхищением. Он смотрел на сосредоточенного Кристофа, который был, возможно, слишком ответственным и порой даже дотошным в мелочах, которые казались незначительными, но эта дотошность успокаивала всех остальных разгильдяев их отряда. Не думал он только о Балде, потому что эти мысли причиняли ему если не боль, то необъяснимый дискомфорт, от которого Джоф постоянно бежал.

Еще ему думалось, что день всегда идет по нарастающей вверх: они начинают с чая и медитации, потом кочуют по своему пути, затем сытно и вкусно обедают в знакомых местах либо на привалах, потом следуют дальше и дорастают до битвы с очередным отравленным магией монстром, а затем встречаются с отличным ужином с вином и песнями. Каждый день — это крошечная жизнь. Рожденные утром ложатся умирать вечером, чтобы после черной ночи родиться заново. Тем разительнее контраст вечера и утра. Вчера при свете звезд они наелись дичи и напились вина под песни их очаровательного барда как обыкновенная банда разбойников, а сегодня с утра все постриглись в монахи, блюдут пост и молятся во славу хорошего дня. Но от этой медитации была еще одна значительная польза: кроме прилива сил и энергии она полностью нейтрализовала похмелье после вечерней попойки. Хотя может все дело в том секрете, который бросал Кристоф в котелок с чаем! Такие мысли часто посещали Джофа по утрам и всегда вызывали улыбку на его щекастом гладковыбритом лице.

Балда, насмотревшись на Хлою, перевел взгляд на остывающее кострище и пытался разглядеть в поднимающемся дыме разные образы, но у него плохо получалось. Он пытался вспомнить, что было вчера, где они были, с кем виделись, что ели и пили, но мог вспомнить только звонкий смех Хлои и какую-то связь между своими действиями и этим смехом. Часто он испытывал страх от того, что ничего не может вспомнить, но потом отвлекался и забывал об этом…

Джоф иногда даже завидовал Балде, считая, что забывать — это лучше свойство памяти.

— Кхм, — вышел из медитации Кристоф.

— А! Что? Уже? — пПтичкой встрепенулась закемарившая в последние минуты Хлоя, но продолжила сидеть с закрытыми глазами в ожидании, когда все начнут собираться.

Роджер даже не шелохнулся.

— Кристоф, подсоби, — Джоф указал магу на ноги в песке и свел на ноль все его усилия от медитации. Вместо того, чтобы проигнорировать Джофа или помочь ему, Кристоф вспылил.

— Я вот думаю, что ты будешь делать если, меня убьют? Сотрешь кожу на ступнях и умрешь от потери крови? Нет уж, дорогой, учись стряхивать сам. Ты едешь в повозке, у тебя есть и время, и магия, практикуйся хоть всю дорогу. Ты… — Кристоф вдруг остановил поток слов, поняв, что сам пустил насмарку всю медитацию. Джоф не был виноват, он был лишь проверкой для Кристофа. Маг очистил магией песок с ног здоровяка и еще на минуту закрыл глаза. Джов благодарно улыбнулся.

— Вы ведь сейчас говорили про песок на ногах Джофа? — Спросила Хлоя все еще не открывая глаз.

— Разумеется. А что не так? — спросил Джоф.

— Да так, ничего, — ответила она, будто ничего и не спрашивала.

— Хлоя хотела сказать: возьмите ветку поострее и выколите нам с ней глаза и уши, — перевел им Роджер.

Девушка засмеялась, встала, хрустя коленками и потянулась с кошачьей грацией. Кристоф улыбнулся, представив себя на их месте.

Наконец, все повставали и засобирались. Роджер закинул в телегу шкуры, Балда пошел мыть котелок из-под каши, Хлоя крепила седла на трех лошадях, а Кристоф запряг двух в телегу. Джоф сказал, что сделает самое ответственное дело и затушит костер. Он уже хотел сдвинуть край кольчужной юбки, но Хлоя бросила на него такой уничтожающий взгляд, что он вылил в костер остатки чая из котелка и разворошил угли веткой. Столб дыма с шипением и стоном высвободился из умирающего костра пыльно-серым демоном и взмыл вверх в тщетной попытке попасть в лучший мир. Джоф развел руки в стороны, как бы обхватывая дым, и произнес какие-то выдуманные на ходу слова, имитируя колдовское действо. Хлоя, периодически наблюдавшая за ним подобное баловство, еще раз подумала, что никаких взрослых мужчин не существует — затянувшееся детство сразу переходит в ранний маразм, и никакой точки перехода из одного в другое нет.

Кристоф уже сидел на лошади и подгонял остальных. Балда вернулся с озера. Все попрятали свои пожитки в повозку.

— Если не будем тупить, то сможем пообедать свежим и горячим. Джоф, ты так и не надел сапоги и твои ноги снова грязные, — глядя на здоровяка сверху вниз учительским голосом сказал Кристоф.

Джоф опустил глаза и пошевелил пальцами ног.

— Так и есть, учитель. Я внял твоему совету и всю дорогу буду тренироваться, чтобы совершенствовать свое магическое искусство очищения ног от песка, пыли или любого другого непотребства. — Джоф накинул на голову капюшон фуфайки, поверх него — капюшон кольчуги, сложил руки по бокам и сделал смиренный поклон Кристофу. Затем он вытащил воткнутую с утра в дерево секиру, которую никто, кроме него, не смог бы извлечь, и легкими театральными прыжками подбежал к повозке и запрыгнул на место возницы, заставив вздрогнуть и повозку, и лошадей. Рядом с ним уселся Балда и взял в руки вожжи — он на удивление хорошо справлялся с лошадьми и даже находил с ними общий язык. Джоф говорил — это потому, что у Балды и у лошади мозгов поровну.

Повозка хорошо просела под тяжестью всего их добра. Роджер подошел к повозке сбоку, присел на колено и нагнулся посмотреть на оси. Задняя ось выглядела неплохо, а вот передняя уже еле держалась, видно, здоровая шкура ящера была предпоследней каплей. Нужно было дотянуть до селения и сразу же направиться к кузнецу. Сейчас было даже удивительно, как они вчера с таким грузом доехали до места стоянки. Роджер сказал об этом.

— Может Джофу поехать верхом? — пошутила Хлоя. Впряженные лошади занервничали еще больше, не оценив ее шутку.

— Скорее, ему придется идти пешком, но так мы в село и до ужина не доберемся. Можно пару шкур закинуть на лошадей. К запаху они давно привыкли, им только что жарко будет, — предложил Роджер.

Все сочли эту идею хорошей и две мягкие шерстяные шкуры перекочевали на спины запряженных лошадей. Те разумно не сопротивлялись, полагая, что выбор стоит между шкурами и Джофом. Наконец, лагерь остался позади, облегченная повозка весело поскрипывала, а всадники быстрой рысью скакали впереди и сбоку от нее. Джоф оголил голову и, как и обещал едущему сбоку Кристофу, пытался магией очистить от песка вытянутую босую ногу. Когда это получалось, он снова посыпал ее из своего шлема, которым Балда, по его просьбе где-то зачерпнул песка с пылью.

Балда сосредоточенно следил за лошадьми, будто решал какую-то сложную задачу. Он следил за всеми их движениями, за корпусом и за мотанием голов, пытаясь понять, что беспокоит лошадей, удобно ли им, не застрял ли камень в копыте и не подвернула ли одна из них ногу. Порой его взгляд убегал чуть дальше вперед и останавливался на стройной, поднимающейся и опускающейся фигуре Хлои. Она скакала легко, непринужденно и грациозно. Мужским глазам не прикажешь, и они сами приковывались к ее ровной спине, стройным ногам и в меру широким бедрам. Балде становилось стыдно за свои глаза, и он заставлял себя следить за дорогой и лошадьми, но Хлоя все равно маячила на горизонте. Глаза Кристофа и Роджера стыда не испытывали. Хлоя вообще ехала и улыбалась — она точно знала, что на нее смотрят, потому что иногда оглядывалась, заставала кого-нибудь врасплох и весело грозила пальцем. Что ж, пусть порадуются: и им хорошо, и ей приятно мужское внимание.