А потом все затопило, все покрылось водой. Маленький Балда захлебывался и тонул, и чувствовал страх. Но вскоре это закончилось, — кто-то вытолкнул его из воды и вытащил на берег, и он увидел склоненные над ним головы незнакомых людей, удивленные, ухмыляющиеся, сочувствующие лица зевак, а за их головами в чистом голубом небе парила белая птица. «Лети за мной, мой маленький Балда» — услышал он в крике птицы. Ему вдруг почудилось, что это все такой образ, что и он сейчас умрет и исчезнет из мира людей и тоже превратится в белую птицу и будет летать так же, как и мама, и никогда с ней не расстанется. Но он почему-то не умирал и не превращался. «Лети за мной! Давай! Ты сможешь!» — верила в него птица.
И вдруг маленький Балда отстранил эти все еще нависающие над ним немытые головы с глупыми лицами и оторвался от земли, превратился в мягкий и теплый комок света и полетел за мамой. Полетел быстро и легко, как будто сам был рожден птицей, и летать для него было так же просто, как бегать, видеть или дышать. Он летел далеко и долго, стараясь не упустить мелькавшую впереди маму-птицу, которая, казалось, вела его в какую-то волшебную страну, где нет ни боли, ни страдания, ни печали, ни страхов, а только радость и свет, и любовь. Но это чувство было вызвано всего лишь необычайной легкостью полета. Балда еще не знал, что в той стране будет еще больше боли, еще больше страдания, будут и страхи, и печаль, с той лишь огромной разницей, что все это окупит себя и принесет совершенно новое, неизведанное чувство.
Птица исчезла из виду, облака рассеялись, и под ними далеко внизу открылся бескрайний океан. И все было так ярко, а вокруг столько оттенков синевы куда ни посмотри: темная синяя вода, играющая на солнце странными, пересекающими друг друга волнами, прекрасное голубое небо, темная и светлая лазурь вдоль горизонта. Далеко внизу появился небольшой островок зелени со светлым пятном посередине.
Балда из любопытства полетел к острову, который начал увеличиваться в размерах и становиться красочным и шумным от пения птиц. Посередине острова оказалась широкая поляна теплого мягкого песка. Он опустился на песок, все еще находясь в форме комка света, и огляделся вокруг. На краю поляны стояли два человека: мужчина и женщина. Мужчина был чисто выбрит и одет в расшитый золотом и драгоценностями диковинного синего оттенка камзол, того же цвета штаны и чистые белые сапоги, на голове его возвышался высокий белый головной убор, похожий на чалму с драгоценным камнем посередине. Женщина была облачена в прекрасное, изумрудного цвета, длинное, обтягивающее точеную фигуру и полностью скрывающее ноги платье, по которому шли полосы света и тени, играющие разными оттенками зеленого — полосы пересекали платье крест-накрест и двигались в разные стороны, притягивая взгляд. Длинные рукава с разрезом до локтей высвобождали красивые руки, на голове ее зияла сверкающая диадема поверх красивого зеленоватого головного убора с такими же гуляющими полосами. Взгляд мужчины был добрым и уверенным. Лицо женщины было прекрасно, золотые, как осенние колосья, волосы покрывали ее плечи, но глаза и улыбка выражали странное напряжение.
— Приветствуем тебя, чужеземец, на нашем скромном магическом острове обучения и познания! — заговорил мужчина, если можно это так назвать. Он не открывал рта и не двигал губами — Балда просто слышал слова в своем светящемся шарообразном теле. — Перед тобой стоят представители человеческого общества магов планеты Солидус. Я, Астароникус Зулей-Бхан Глоций, преподаватель магии ментального общения, телекинеза и созидания единственной школы высшей магии на планете для всех учеников школы независимо от их уровня, а в данном случае для посланников иных цивилизаций. Моя коллега, Дженирмена Изольда Глоций, преподаватель магии перевоплощения и контроля климатических условий, а также моя законная супруга.
Когда Астароникус называл их незапоминающиеся имена, Дженирмена слегка повернула голову в его сторону и посмотрела с легким прищуром и плохо скрытой усмешкой. Балда обратил внимание только на этот взгляд и разглядел его лучше, чем все окружающее. Что это было? Недоверие? Сомнение? Будто она была удивлена, что ее супруг способен выговаривать такие имена или же вообще сомневалась, что ее так зовут, а он просто все это выдумывает на ходу. Ее губы подергивались от нетерпения, и чуть колышущийся снизу подол платья выдавал нервное движение ноги. Балда удивился этой новой для себя способности видеть мелочи, неточности, шероховатости — все то, что выделяется из общей картины. Идеальный остров, которых он никогда в жизни не видывал, выплывший прямо из песен бардов, обошедших весь мир, бескрайний океан, волшебное пение диковинных птиц, нежнейший песок — все это затмило одно маленькое сомнение на миловидном лице и подергивание ноги Дженирмены. Он смутно чувствовал, что это какой-то странный сон, но даже у сна есть свои законы, и эти внезапно появившиеся маги, кажется, их совершенно не соблюдали. Ситуативные знания вдруг почему-то становились для него важнее общих. Понимание незначительной мелочи стало преобладать над непониманием всего остального. И это казалось ему таким простым и естественным, — он, как ребенок, хотел сначала изучить камушек, ниточку, искру, снежинку, а уже потом без особого труда понять, как строится дом, шьется одежда, как горит костер и появляются сугробы. Но ведь он всегда был таким — просто что-то всегда мешало ему узнавать и понимать.
Балда уже узнал, что амулет Хлои — простая магическая безделушка, мгновения назад он понял, что бывают настоящие магические амулеты: такие были у его матери и отца. Теперь ему нужно было знать, что прячется за дрожью Дженирмены, которую он видит всего лишь какое-то мгновение, и как ее на самом деле зовут. И это знание сейчас казалось важнее, чем все то, чему могли научить эти названные преподаватели магии. Астароникус, если и притворялся, то понять это в данный момент было совершенно невозможно. А вот Дженирмена была близка к тому, чтобы показать свое настоящее лицо. Зачем он этого хотел? Страх, недоверие, простая жажда знаний того, кто так долго не мог ничего знать? Не важно! Не все сразу! С этим он разберется позже, если небо подарит ему время.
— Представься же нам! Обозначь визуальными или ментальными образами свою планету, страну, цивилизацию, представь нам свой внешний вид и назови свое имя. Либо поведай все это словами, если владеешь универсальным языком жителей планеты Солидус! — смысл всего сказанного появился в разуме Балды в виде слов, образов и еще каких-то чувственных, но не совсем понятных ему представлений. Но он точно понял, что просьба была обращена к разумному и мыслящему существу, независимо от его внешнего вида, и смысл просьбы был в том, чтобы сказать, откуда ты, кто ты такой и как тебя зовут. Оставалось понять, что значат слова «планета», «страна» и «цивилизация», но что-то подсказывало ему, что на данном этапе его развития сделать это самостоятельно невозможно. Он продолжал молча находиться на месте в ожидании каких-либо дополнительных подсказок или слов, которые могли бы ему помочь во всем разобраться. Он, конечно, понимал, что нужно просто назваться и описать свой дом, но что-то внутри него подсказывало, что сначала нужно дождаться хода Дженирмены, напряжение которой уже витало в воздухе. Астароникус более спокойно повторил свою просьбу, более ясные образы возникли в разуме Балды, но он твердо решил не спешить и ждать. Ведь в любой момент можно будет объяснить, что он думал, будто все происходит во сне, а во сне люди обычно не сильно разговорчивы. А пока он ждал, то вместе с этим разглядывал песок, деревья, красивых, игривых и болтливых птиц, и интересные наряды, и лица своих новых знакомых.
И вдруг внезапно напряжение Дженирмены и нервный тик ее ноги исчезли, как будто никогда и не существовали. Зато напряглось все вокруг нее: совсем исчез ветер, деревья замерли как истуканы, птицы смолкли и, медленно перебирая лапками, чтобы не шуметь, начали двигаться по веткам поближе к стволам деревьев. Даже шум волн куда-то пропал.
