Пламенная смесь из отчаяния, разочарования, гнева, ярости и надежды сплавилась, в течении недели рождая настолько сильную решимость, что ничто не могло пошатнуть его вновь вернувшуюся волю. Ни участившиеся из-за непослушания плети, ни иные, более экзотические виды подавления, не могли потушить пламя его решимости. Надо было лишь дождаться того самого момента, будучи достаточно подготовленным к нему. Из-за этого в один из дней с кухни на первом этаже исчез небольшой ножик, пропажу которого заметили лишь на третий день. Виновника так и не нашли.

Он и не представлял, что это может быть так просто! Почему же раньше он не пытался?! Потому что был слаб, не телом, а духом! Даже не думал пытаться!

Теперь он окончательно понял. Был порабощен, был сломлен, воля оказалась погребена под толщей страданий и слез. Однако он сам хозяин своей судьбы, и он будет её хозяином! Никто не имеет права ею распоряжаться, кроме него самого. А тот, кто попытается, испытает его холодный гнев.

Шли дни. Долгие дни, наполненные ожиданием, пока он был вынужден сквозь отвращение продолжать играть роль мяса для утех. Как бы не хотел, ему приходилось, иначе не видать ему настоящей жизни.

И вот, наступил заветный час. Восстание началось, ознаменовавшись мощным взрывом, от которого на секунду затряслись стены, а некачественные окна рассыпались на осколки. Будучи в своей пустоватой коморке, больше похожую на одиночную камеру-изолятор с настилом из сена, он также почуял гремящий дух свободы. Сегодня его оковы будут разбиты, он станет свободным человеком. Не мирно, так силой!

Достав ножик из небольшого углубления в полу под стеной, прикрытого грязным сеном, он стал методично взламывать хлипкий механизм замка деревянной двери. Эти дураки настолько расслабились, что даже не предположили, что нож украсть мог один из рабов! Механизм замка был настолько ненадежный и слабый, что, совершенно незнающий, ослабленный человек с помощью ножа смог его открыть, потратив каких-то пятнадцать минут.

Дверь медленно отворилась, а спустя секунду в длинный коридор с такими же дверьми вышел худой, бледный человек, однако с очень красивым лицом и яркими голубыми глазами, вернувшими блеск жизни. Осмотревшись, чтобы доказать себе, что происходящее — не выдумка сознания, он направился направо, к деревянной лестнице, по которой вскоре поднялся на второй этаж из подвала, в котором жил.

Ему не потребовалось много времени, чтобы найти комнату одной из хозяек. Каждый из «работников» заведения знал, где она находится. Она была не заперта, как обычно. Интерьер же соответствовал человеку, чьей доминирующей чертой в характере был садизм и ничего более. Состоящий из темных мрачных тонов, с выступающими шипами в некоторых местах, а также разнообразными орудиями пыток, от стены с оковами до колеса… Каким-то образом во всем этом ужасе умудрилась пристроиться широкая двуспальная кровать, покрытая черным бархатом, в возле одной из стен в идентичном «пыточном» дизайне находилось большое зеркало с туалетным столиком, часто освещаемое теперь затухнувшими свечами. Сквозь полумрак комнату освещала яркая красная луна, словно сигнализирующая о начавшемся кровопролитии. Он испытывал истинное отвращение от нахождения в этом помещении, хоть в таком свете она выглядела не мерзко, а скорее мрачно-притягивающей. И именно эту из трех женщин он ненавидел больше всего.

Пошарившись по шкафу, заполненному кожаными и меховыми нарядами, а после и в многочисленных тумбочках с самыми разнообразными инструментами внутри, на которых оставались пятна засохшей крови, он таки нашел большое тяжелое кольцо, на котором висели с десяток железных ключей.

Почти бегом вернувшись назад, он стал отпирать коморки, в каждой из которых находилось по одному, а иногда и по несколько человек. Люди, больше похожие на ходячие трупы, стали медленно выходить, удивленные подобному развитию событий. На их неверящих лицах можно было рассмотреть как надежду, так и отчаяние. У некоторых же просматривалось лишь смирение, такое же, как у него всего неделю назад. И абсолютно каждый смотрел на него…

— Братья и сестры! Освободим же себя из рабства! Сбросим оковы принуждения!

Он не знал человеческий этого мира, так как даже не пытался его учить. К тому же плохо знал английский, потому говорил на своем родном языке, вкладывая частичку своей души в речь. Слова словно струились из его рта, подкрепляемые уверенностью и жарким желанием свободы. Хоть никто не знал его языка, все осознавали, что он имел ввиду.

Речь продолжалась еще несколько минут, ведомая странной силой, что направляла его. Люди всех полов, рас и национальностей словно завороженные слушали его, хоть мало кто понимал. Но это не помешало ему распалить дух свободы в их сердцах.

Покончив с речью, он подал собственный пример, пройдя к выходу из этого сырого подвала. Небольшая толпа стала следовать за своим освободителем, что повел их на встречу новой жизни без рабства. Хлипкая полугнилая лестница жалостно скрипела под весом всех этих людей.

Выйдя на первый этаж, пропетляв по лабиринтоподобным коридорам, они вышли к заветной двери, отделявшей их от внешнего мира. В этот момент, видимо на шум, прибежала одна из хозяек. Главная среди них, заведовавшая этим притоном. Спрятавшись после громкого взрыва в своем кабинете, она решила все же выйти и проверить, что за шум и топот раздается внизу, не иначе как мародеры. Её лицо выражало недоумение от того, как работники смогли выбраться из камер, а громоздкая меховая шуба прикрывала то немногое, что она использовала для завлечения клиентов.

В этот момент в его груди словно вспыхнуло пламя, обладавшее явным оттенками холодного гнева и жгучей ярости. «Это из-за неё. Она его купила, она его поработила, она наняла эту сумасшедшую, что постоянно пытала людей. Ей нет прощения. Она должна умереть,» — шептало оно, пока кулак на рукояти небольшого ножа сжимался все сильнее и сильнее, отчего синие вены стали лишь четче видны сквозь бледную кожу.

Ноги стали сами двигаться к цели. Пройдя расступающуюся толпу насквозь, он вышел к ней. Без лишних слов, как только препятствий к возмездию более не было, он накинулся, словно дикий зверь. Красные сосуды покрывали белки глаз, а выражение лица больше походило на животное. Удары сыпались на тело бедной женщины, что не могла сопротивляться такому натиску. Хоть руки и ноги парня были тонки, как спички, в этот момент в них была невероятная сила. Никто его и не пытался остановить.

Очнулся он уже после мести. Нож лежал рядом, совершенно чистый. Стараясь не обращать внимание на месиво плоти на полу, а также окровавленные по локоть руки, он вернулся к двери, которую незамедлительно открыл, запустив в пропитанное запахом крови помещение свежего воздуха, в котором присутствовали нотки гари. Вдали виднелись несколько очагов пожаров, а на влажной земле разбросаны помои. Откуда-то справа по улице послышался сильный женский крик, словно умоляющий прекратить и через секунды резко стихающий. Угнетающая атмосфера.

Не зная, как поступить и что делать теперь, он бездумно начал бежать по сырым улицам, ища какой-либо способ спрятаться или побыстрее покинуть Нортон, тяжелые ворота семиметровой стены которого были наглухо закрыты. К ним с разных сторон сбегались истощенные и ослабленные люди в лохмотьях, желающие перестать быть заложниками этого города.

К сожалению, с таким подходом им никогда было не суждено выбраться из него. Он это понимал. Потому, оглянувшись по улицам с трехэтажной каменной застройкой, быстро обнаружил канализационный слив на периферии дороги из каменной брусчатки. Довольно широкую решетку, прикрывающую яму, в которую сливаются помои, было сложно пропустить. Подбежав, он с надеждой стал пытаться поднять закрывающую стоки преграду. Следовавшие рабы поняли, куда он хотел спастись, потому сразу пятеро самых крепких из тощих мужчин стали ему помогать. Забитая в землю решетка поддалась и вылетела из пазов, открыв проход в мрачные и вонючие недра.