— Тут не топить надо, а кровь пустить в эту лужу, — долетело сквозь шелест страниц и бурчание Хрюши. — Ну, положим, косвенно это я притащил дурного мстителя в орден и спровоцировал бойню на площади. Тут надо подумать, подойдут ли условия. Мальчик, посчитай быстренько, не зря же тебе даны лучшие в ордене способности в начертании и расчетах.

Все мое внимание было отдано жене, так что я только мимолетно, буквально краем глаза, видел, как лицо Паоло стало редкостно дебильным — как всегда, когда он производил сложные расчеты в уме. Тоже мне, гений ордена… но этот шкаф в броне реально мог четырехзначные числа в башке за секунду перемножать. Просто удивительно, как порой не соотносились внешность, характер и способности некоторых индивидуумов. Только вот что он там сейчас высчитывает, я не понял.

— Интуиция у Имран всегда была почти безупречной, — бормотал между тем козодой, зарывшись в книгу и лапой отпихивая от себя любопытную кошку. — За то и держал… Это, наверное, передалось с телом, или просто матрицы совпали, неважно. Я-то думал, какого шатта эта девчонка так вцепилась мне в перья и прет под землей с собой который день.

— Ты сам за нами увязался! — не выдержал я. Элле чуть успокоилась в кольце моих рук, но при этом сама держала так крепко, что подойти и посмотреть козодою через крыло в то, что он там читает, я не мог. И вообще надеялся, что жена не отследила, как этот пернатый припер книгу обратно.

— Угу, угу. Ну что, прокатит? — через пару минут спросил козодой у Паоло.

— И ты это сделаешь? — Маска дурачка сошла с лица паладина, и он уставился на Филиппа так, будто впервые его видит.

— Не выдумывай себе душещипательных историй, мальчик. Это не мое настоящее тело, я тут вообще-то в плену, забыл? Птичку, конечно, жалко, но некромант мне нужнее. Один, считай, остался из вменяемых и обученных. Эй, болезная, если хочешь, чтобы твой муж жил и не корил себя всю жизнь за твои сожженные зенки, будь добра развязать бантик.

— Нельзя. — Элле в моих руках перестала дрожать, и голос у нее был на редкость вменяемый, словно она не истерила минуту назад. — Я имею в виду, слишком рано нельзя. Тебя выкинет в твое тело при первом же надрезе.

— Точно. — Я никогда не видел, чтобы козодоя так перекашивало. И надеюсь больше никогда не увидеть. — Вот шатт. Вы все мне теперь должны, ясно? Я и так тут всю дорогу строил из себя злодея с правильными помыслами и пытался уберечь вас от самих себя. Так на сладкое мне еще и пострадать. Ну спасибо… Ты хоть понимаешь, блаженная, насколько я тебе доверяю? Сам себе не верю!

— Понимаю. — Элле крепче прижалась ко мне. — Я отпущу тебя вовремя, обещаю. Но ты уверен, что это сработает?

— Сработает, не сработает — уже не мои проблемы. Вы мне притащите все озвученные ингредиенты и самих себя в полном комплекте. Абсолютно бесплатно. А потом… потом… видно будет. Успею придумать, что с вами, малолетними придурками, сделать. Уселись на мою седую голову, ножки свесили. То расти вас, то прикрывай, то спасай, то… умирай за вас. Заколебало меня дохнуть, ты просто не представляешь как. Так! — Тут Филипп быстро переключился на Паоло, но, увидев что-то в его глазах, посмотрел уже на меня. — Берешь свой меч и одним резким движением сносишь мне башку. Чтоб фонтан кровищи прямо в центр круга на воде. Понял? Не дай мертвые боги, я промучаюсь хотя бы на секунду больше, я тебе жопу исполосую так, что у тебя вместо нее будет не пентаграмма, а репродукция Моны Лизы!

— Какая репродукция?! — дернулась жена.

— Никакая! Делом займитесь, олухи, быстро!

Алла

Ошалели они все, идиоты! Первым делом маг ошалел, тот, который написал эту дурацкую книжонку. Чтоб ему на том свете икалось! Потом муж ошалел, вместе с остальными новоявленными родственниками. И я сама дура! Купилась на конфетку — мол, будут мне глаза за просто так пробежаться по горам и помочить ноги в красном озере с неясным составом воды.

Когда и кому что-то давалось даром? Хоть в моем старом мире, хоть в каком другом? Могла бы заранее об этом подумать… так нет же, дошло только в тот момент, когда от ужаса ноги отнялись.

Зато не отнялись руки и язык. Так что от книги я первым делом попыталась избавиться, мужа оттащить и вообще «схватить — не пускать».

В общем, истерика — это такое дело неприятное, ужас. Я даже не знаю, чем бы все закончилось, если бы не козодой.

Приготовился ведь, паршивец. Умом я понимала, что на самом деле никто не умрет. Засранец в перьях просто избавится от перьев и очнется в своем настоящем человеческом теле. Но все равно было очень не по себе. Грела только мысль о том, что Инсолье точно не пострадает, а шанс единственный. То есть, если не получится с птицей, пробовать и резать моего мужа никто не станет — все равно бесполезно.

— Погоди, — сказала я Инсолье, срисовывая нитями, как он с неким сомнением крутит в руках стыренную на таможне саблю и проверяет ее остроту ногтем. — Минутку. Я хочу кое-что спросить.

— А я не отвечу, — ухмыльнулся козодой, устраиваясь посреди лужи алого цвета. — Сама обо всем догадаешься, если не дурочка.

— Ты даже не услышал мой вопрос.

— А это ответ на любой, — не растерялся Филипп. — Я тебе не книжный герой и не добренький учитель, чтоб все объяснять, разжевывать и в клювик складывать. Чини свою тушку, чтобы была в полном комплекте. Зря я, что ли, столько лет с тобой нянчился. Уж точно не для того, чтобы ты так глупо потеряла свой единственный шанс!

— Не со мной.

— А ты уверена? — снова подмигнула пернатая скотина и резко каркнула на мужа: — Давай!

Мое мультяшное зрение просто не уследило за росчерком меча, настолько быстро все произошло. Оно вообще мигнуло и вдруг пропало в яростном мельтешении цвета. Я только и успела в последний момент дернуть за ту нить, что была завязана красивым бантиком на душе Филиппа, распуская узел. А потом Инсолье и вовсе закрыл мне весь обзор, не давая увидеть последствия удара. Я лишь услышала, как в воду что-то плюхнулось и полилась небольшая струйка.

Муж мерно читал какое-то заклинание, а я почувствовала, как то место под повязкой, где когда-то были мои глаза, начало жечь. И жгло с каждой секундой все сильнее и сильнее. Так жгло, что я в какой-то момент не выдержала и отчаянно закричала, вцепившись пальцами в ткань и стараясь ее сорвать. Мельком почувствовала, что повязка промокла. И кровью запахло гораздо сильнее, чем прежде. Это моя? Что… что происходит? Больно!

Было так больно, что еще секунда — и я потеряла сознание.

— Элле! Элле! — странная какофония голосов слышалась где-то там, далеко, за гранью сознания. Нет, не Элле. Это было другое имя. Кто-то звал меня тем, уже забытым мной именем.

— Алла! — вот теперь я услышала четко. И темнота перед глазами резко превратилась в ослепительно-белый свет, отчего мне пришлось зажмуриться. Стоп! Зажмуриться? Я… вижу свет?

— Здравствуй, Алла. У вас ведь… так говорят? — обратился ко мне неуверенный женский голос. Я слегка приоткрыла глаза и снова едва не застонала от обилия света. Но только теперь в этом белом мареве было одно большое красное пятно. Кажется, передо мной стояла девушка в длинном ярко-алом платье в пол. Я не могла разглядеть черты ее лица, для меня достаточно было одного этого… красного цвета. Эх, как же долго я не видела настоящего, а не придуманного собственным мозгом и чужой магией цвета! Как долго!

Но… все так, где это я? Неужели умерла? А как же Инсолье? Как же Паоло? Неужели мужчины баюкают мое мертвое тело?!

— Нет, ты не умерла. Пока, — вздохнув, сказала девушка в алом. — Но только тебе решать, куда ты хочешь вернуться. В твое тело, которому одиннадцать, чтобы счастливо прожить заново жизнь здоровой, со своими друзьями, родителями, в своем мире, или же остаться ведьмой со странными способностями в диком и не очень безопасном месте.

— Мне… решать? — Я все еще не понимала, что происходит.

— Это заклинание позволяет вернуть утраченное. Любое утраченное, понимаешь, Алла? Ты ведь потеряла многое и не один раз. Так что именно ты хочешь вернуть? Свою собственную жизнь и семью или чужие глаза? — Голос девушки звенел, как чистый ручей. Но вот содержание этой хрустальной песни мне уже начинало не нравиться.