В сотне ми77 от них, так же по центральной полосе дороги, по которой только что мчались всадница и Хей Ян, скакал мужчина в форме солдата Вэй.

– Гонджу, – мужчина приближался, – роды начались.

– Ну что? – спросила синеглазая девушка у Хей Яна, – Племянник или племянница на этот раз?

– Не важно кто, – произнес Хей Ян, – главное чтобы всё прошло хорошо.

– Кто быстрее на этот раз? – кивнула девушка.

Она развернула лошадь на запад, в сторону, откуда она прискакала, но, вспомнив про подбитую птицу, обернулась, посмотрела на Шилана.

– Эй! – крикнула она ему, а затем заговорила на по-шаньски, – раз уж Ванзы решил, что птица твоя, оставь её себе.

– Гонджу… роды начались, – солдат поравнялся с девушкой.

– Поехали… – ответила она, – через восточные ворота…?

– Слушаюсь, – ответил Хей Ян.

Всадники поскакали на запад, в сторону города, как понял Шилан. Он поднял голову, долго смотрел им в след, пока их силуэты еще можно было различить.

Вернулся Цин Вуи.

– Шаочжугон, – начал он, – эта птица… когда вы успели её подстрелить?

– Подарок от Ванзы, – улыбаясь, ответил Шилан. – Наш с тобой ужин.

– А? – удивился Цин Вуи.

– Ты всё пропустил.

– Э… извините… что-то живот крутит…

Шилан поднялся, отряхнул одежду.

– Пойдем, купим свежих продуктов у тех сельчан, – он указал на домики в отдалении, – и возвращаемся в Шань.

– Возвращаемся… шаочжугон, разве мы не…?

– Планы изменились.

– Изменились? Так… вдруг?

– Угу, судьба… – улыбнулся Шилан. – Я не буду просить Вэй дзяндзюна, чтобы он ответил отказом на просьбу давана о помолвке.

– Так… резко… Вы передумали?

Шилан вместо ответа кивнул, и, продолжая улыбаться, зашагал в сторону домов.

Дойдя до поселения Шилана и Цин Вуи ждал очередной сюрприз: дома, выстроенные ровными рядами вдоль широких улиц, совсем не походили на те, к которым они привыкли. Вернее ни Шилан, ни Цин Вуи ничего подобного никогда раньше не видели. Дома были выложены из серых брикетов наподобие камней, но ровной формы, крыты черепицей, а не деревянными досками, имели широкие окна с деревянными ставнями и, видимо, какие-то дымоходы, потому, что из труб в крыше некоторых домов выходил серый дым. Самое удивительное в окнах было то, что они были выложены из небольших квадратных кусочков почти прозрачного материала. Такого материала Шилан никогда не видел. Обычно окна закрывали бычьими пузырями, они были маленькие, а здесь было видно, что помещения в домах хорошо освещались сквозь этот материал. Заборов не было, дома просто стояли в ряд на некотором расстоянии друг от друга.

Внимание Шилана привлекло то, что улица была заполнена детьми и подростками, но взрослых не было видно. Он остановил одного парнишку лет четырнадцати, спросил его можно ли здесь раздобыть что-нибудь из съестного, он готов оплатить. Мальчишка удивлено посмотрел на Шилана, указал на небольшое строение в конце улицы.

– Почему так много детей, – окликнул, уже было ушедшего парнишку, Шилан. – И где взрослые?

– Взрослые работают… а детей много потому, что закончилась учеба…

– Учеба? – переспросил Цин Вуи, – что за учеба?

– В сюесяо78 учебный день закончился, – ответил парнишка, – все дети идут домой. Скоро взрослые пойдут учиться.

– Взрослые? – не понял Шилан, – подожди, – догнал он парня, – объясни, как это…?

– А вы откуда? – парень подозрительно посмотрел на Шилана, – почему ничего не знаете?

– Мы только пришли, ищем работу, – ответил Шилан.

– Ну… вам нужно к старосте, – мальчишка указал рукой направление, куда идти, – там вам найдут работу.

– А учеба? – не унимался Шилан.

– Взрослые учатся вечером, те, кто желает. Дети утром.

– Дети? – Цин Вуи посмотрел на парня, – тебе сколько? Ты разве…

– Мне тринадцать, но гонджу не разрешает, чтобы дети младше четырнадцати работали. У неё всё строго, если узнает… проблем не оберёшься. Да и в четырнадцать можно работать только один-два шичень, больше нельзя. Я бы уже давно помогал футину, но… Футин сам вечером ходит в сюесяо, мутин раньше ходила, но её немного научили писать и читать и больше она не захотела…

– А там что? – прервал его удивленный Цин Вуи.

Парнишка оглянулся. Между домами виднелся забор из тонких прутьев, а за ним как будто миниатюрный городок с башенками, горками, укрытиями от солнца.

– А… это? Это ёэрюань79.

– Что? – Цин Вуи взглянул на Шилана, тот, в свою очередь, пожал плечами.

– Это для малышей сюесяо. Они там с утра и почти до вечера. Родители, у которых нет стариков в семье, отдают их туда на день, а потом забирают.

– Впервые о таком слышу… – подивился Цин Вуи.

– Ага, гонджу придумала… – парнишка махнул рукой, – некогда мне вам всё объяснять… идите к старосте.

Он развернулся и убежал. Шилан и Цин Вуи зашли в дом, который указал им парнишка. Это была лавка со всевозможными продуктами. Закупив в дорогу сушеных лепешек, валеное мясо и прочие диковинки, о которых они никогда раньше и не слышали, они с интересом рассматривали упакованные в бумажные свертки продукты, когда в дом забежали несколько ребятишек. Один протянул монетку продавцу у прилавка, тот насыпал им целый куль маленьких, скрученных в серую бумагу, кругляшек, опять же упаковал всё в бумажный сверток. Мальчишка прямо у прилавка стали разбирать из свертка крохотные кругляшки, разворачивать их, запихивать в рот прозрачные, разноцветные шарики. Выбрав каждый по одному из кулька, похваставшись друг перед другом разными цветами, кто желтым, кто красным, кто голубым, мальчишки, смеясь выбежали на улицу.

Шилан, заинтересовавшись подошел к мужчине за прилавком и попросил такой же пакет.

Мужчина достал с полки целый сверток, запечатанный, попытался его открыть.

– Лаобан, стойте, – остановил его Шилан, – давайте целый сверток. Что это, кстати, такое?

– Это тангуо80, – пояснил лаобан, – дети очень любят.

Шилан разорвал склеенный пакет, достал один шарик, развернул, положил себе в рот зеленый, прозрачный кругляшек, попробовал прожевать, но остановился, замер, почувствовав как кругляшек треснул у него на зубах.

– Его жевать не нужно, – пояснил лаобан, – вы его на языке подержите, он сам медленно растает.

Шилан покрутил на языке сладкую массу, протянул кулёк Цин Вуи. Тот взял одну тангуо, попробовал.

– О! Как мед! Это как засахаренный в меду боярышник? – воскликнул Цин Вуи.

– Нет, – покачал отрицательно головой лаобан. – Его не из меда, а из белой свеклы делают, гонджу придумала.

– Из свеклы? – удивился Шилан. – И каждая в бумагу завернута? Это же дорого… И здесь много чего в бумагу завернуто, разве бумага не дорогая?

– Э… не знаю, – ответил лаобан, – в городе, наверное, но у нас её много. Поэтому не дорогая.

Шилан обратил внимание, что на свертке с тангуо что-то написано, прочитал:

– «Жизнь как пакет с тангуо, никогда не знаешь, какая достанется»81. Это что? – спросил он у лаобана.

– Это гонджу постоянно что-то придумывает, – пояснил лаобан.

– И как это понимать? – переспросил Цин Вуи.

– Так не знаешь ведь, какого цвета и вкуса вытащишь из мешка… – удивлено посмотрел на двух странных мужчин лаобан, – вкус то у тангуо разный.

– Как разный? – Цин Вуи переглянулся с Шиланом.

– У меня вкус яблока, – ответил Шилан.

– А у меня вкус… м… персика что ли, – задумался Цин Вуи. – Не пойму. Уже проглотил.

– Так и цвет то разный, – опять пояснил лаобан, – и вкус тоже разный. Так и жизнь, – философски прокомментировал лаобан, – никогда не знаешь, что тебя ждет, хотя все одинаковые рождаемся, как тангуо… в одинаковой бумажке.