– Я могу сам прочитать, – перебил его Шилан, – не стоит на это тратить временя.
Ли Вудзин кивнул, последовал в глубь помещения.
– Как тогда здесь зимой обогреваются? – поинтересовался Юй Мин у Шилана, тот пожал плечами.
– Зимой под пол библиотеки пускают горячий воздух, нагретый за пределами здания. Он обогревает помещение, – ответил, не оборачиваясь, Ли Вудзин. – Вот ваше место. У вас есть именная юпей68?
Шилан кивнул.
– Каждый раз, когда вы будите брать свиток или документ с полки, – он подошел к одной из полок и указал на секцию, ограниченную деревянными перегородками, – Вы должны будите оставить свою именую табличку вместо взятого документа. Нельзя брать из одной секции любой документ, если в секции уже лежит чужая табличка. Вы можете взять несколько свитков или документов, но только из одной секции. Только вернув документ на его прежнее место, вы можете забрать свою именную табличку. Нельзя выносить свитки и документы из стен тушугуан… но это вы можете прочитать в правилах.
– А как здесь с освещением, если сюда нельзя проносить свечи? – не унимался Юй Мин.
– В освещении нет необходимости. Тушугуан открывается с первыми лучами солнца и закрывается до заката.
– А если мне нужно еще…
– Вы не можете приносить огонь и вы не можете остаться в тушугуан после её закрытия, только дежурные, которые убирают и моют, пересчитывают количество свитков, могут здесь остаться после закрытия… а вы, циванзы, не входите в их число… Кроме того после закрытия тушугуан многие, кто не вхож в «круг говорящих», отправляются на задний двор, где они упражняются, укрепляют своё тело. Фузы распределяют своих учеников, согласно их талантам и тому, что им нужно наверстать. Ци фузы утверждает: «Сначала нужно создать прекрасный сосуд, а потом заполнить его таким же прекрасным содержимым», поэтому физическим упражнениям в сюеюань так же уделяется много внимания, но вам, ванзы, это не потребуется… верно?
Шилан ничего не ответил. Ли Вудзин вскинул брови и показал жестом на одну из полок.
– Здесь секция с военными трактатами, стратегиями и так далее, думаю это то, что вас заинтересует, циванзы.
Шилан окинул взглядом таблички с наименованиями, прикреплённые на тесемочках к свиткам.
– Эти трактаты и стратегии я изучал, – ответил он, – меня интересует то, что будут спрашивать на государственном экзамене.
– О! – Ли Вудзин усмехнулся, вздохнул, – на государственном экзамене могут спросить всё, что угодно. И даже то, чего нет в этих свитках. Но вы можете пройтись по тушугуан и выбрать то, что вас интересует больше всего, или то, что вы бы хотели изучить в первую очередь.
– Благодарю, – кивнул Шилан, – если это всё, не буду вас больше беспокоить.
– М… еще, – добавил Ли Вудзин, – Вы можете приносить с собой еду и оставлять её в помещении у входа в сюеюань. Там есть беседка, где можно перекусить. На всей территории сюеюань ничего не готовят, так как огонь разводить здесь нельзя. Кроме павильона у входа, больше нигде нельзя оставлять еду.
Ли Вудзин поклонился, собирался уже уйти.
– А кто те люди в странных одеждах? – спросил Юй Мин, указывая на группу мужчин, сидевших в отдалении за общим столом, – и они какие-то… пожилые…
– Это ученые из Чаохань69. С разрешения давана они изучают вэйский язык и письменность. Они живут в Шань… даже не знаю сколько, они здесь были еще до того, как я… возможно уже лет десять, а то и больше. Их лучше не трогать. Их тут оставили… похоже про них просто забыли…
Ли Вудзин пожал плечами, развернулся и направился к выходу. Шилан, указав дувеям на места за столом, сам пошел вдоль полок со свитками, выбирая, что он будет изучать сегодня.
К вечеру, после закрытия тушугуан, за ними пришел тот самый мальчишка, который еще утром повстречался им у входа в сюеюань, поклонился и пригласил их следовать за ним. У одной из беседок, куда привел их мальчик, толпилось множество молодых людей, все они что-то активно обсуждали. Шилан и его дувеи подошли поближе. В углу беседки, за столом, заставленным чашками и чайниками, сидел пожилой мужчина лет шестидесяти. Он внимательно слушал обсуждение, попивал из чашки мелкими глотками, задумчиво качал головой.
– Но разве только дисциплинированный ум дает счастье, – расслышал Шилан реплику одного из молодых людей. – Разве простые люди, неграмотные, разве они не бывают счастливы?
– Почему вы считаете, что дисциплинированный ум – это только ум ученого? – отвечал другой.
– А разве нет? – задавался вопросом третий.
– Я говорю о дисциплине не умственной, а духовной… – поправился первый.
– Но в писаниях сказано именно об уме, а ум и духовность – это различные вещи…
Шилан одернул за рукав одного из парней, слушавших беседу, тот оглянулся, удивлено поднял брови.
– Что тут обсуждают? – спросил у парня Шилан.
– Писания Будхи, – ответил тот.
– Что за писания Будхи? – поинтересовался Шилан.
– Вы что, не знаете что такое – писания Будхи? – удивился парень. – Вы, вообще, кто?
– Я здесь первый день, я Лин Шилан.
– О! – кивнул парень, поклонился в приветствии, – Хан Яньсюй.
Тут заговорил пожилой мужчина, все остальные присутствующие в беседке стихли.
– Вы лучше послушайте, потом зададите вопросы, – прошептал Хан Яньсюй.
Хан Яньсюй отвернулся, боясь пропустить что-то важное.
– Сутры Будхи учат нас как достичь просветление, преодолев нашу незрелость разума и духа. Ничто в учении Будхи не поддерживает насилие. Такие эмоции как злость, гнев, ревность, ведут к разрушению. Их нужно обуздать… но это также и сила, которую можно направить в правильное русло.
– Но фузы, – заговорил один из молодых людей, – жертвоприношение, оно… его требуют боги. Если…
– Жертвоприношение – это насилие, – кивнул фузы, – а любое насилие, как я уже упомянул, отрицается писаниями. Все трепещут перед насилием. Все боятся умереть. Поставьте себя на место тех, кто умирает и поймете, что нельзя убивать и нельзя подстрекать к убийству.
– То есть жертвоприношения людей… они отрицаются писанием?
– И не только людей, – кивнул фузы, – животные тоже живые существа. Они так же способны любить, они тоже испытывают привязанность. Посмотрите, многие жертвоприношения, в которых приносят в жертву собак… в основном это щенки, не так ли? Почему? Потому что боги этого хотят? Разве богам не всё равно взрослая это собака или щенок. А вот людям, любящим свою собаку, им тяжело с ней расстаться и поэтому в могилы кладут щенков, к которым хозяева не успели еще привязаться.
Шилан послушал некоторое время, потом кивнул своим дувеям, развернулся и пошел к выходу из сюеюань.
– Шаочжугон, – спросил Юй Мин, – разве вам не интересно послушать?
– Интересно, – кивнул Шилан, – но я не читал этих писаний, как я могу понять, о чем идет речь?
– О! – кивнул Юй Мин, – и то верно.
– Первым делом, – обратился к дувеям Шилан, – как только мы вернемся в поместье, достаньте мне эти писания.
– Слушаюсь, – кивнули дувеи.
Жизнь вошла в привычное русло, с утра Шилан и его дувеи проводили время в тушугуан, затем слушали обсуждения, возвращались в поместье, и весь вечер проводили в тренировках. Шилан, привыкший к физическим нагрузкам, просто не мог провести день без них. Его мышцы требовали постоянных, утомительных тренировок, и он, не имея возможности заниматься по утрам, как он привык это делать в лагере, изнурял себя вечерами.
Спустя несколько недель в столицу вернулась делегация, проводившая мирные переговоры, и в вангоне был организован прием, на котором чествовали прибывших под предлогом дня рождения одной из любимых наложниц давана. Так как мир был заключён тайно и никто, кроме десятка посвящённых, об этом не знал, то день рождения наложницы пришелся как нельзя кстати.
Шилан возвращался поздно вечером с пира. Когда он подъезжал к поместью ему навстречу выехал один из хэйдзявеев и предупредил, что весь день, с тех пор как он отправился в вангон на пир, у ворот его резиденции стояла, приехавшая с границы, Жоу гуафу.
