Понятно, что сейчас не лето, но всё равно там лучше, чем тут на холодной земле.

Моё предложение Матрёне понравилось. Она, крепко вцепившись мне в руку, поспешила в сторону конюшни.

И всё же мы шли туда, постоянно останавливаясь и целуясь, потому что было невозможно оторваться друг от друга.

Даже понимание того, что на сеновале будет комфортнее, не позволяло прекратить целоваться.

Наконец, мы дошли до конюшни. Но Матрёна повела меня к соседней двери. Потому что двери конюшни были заперты. А эта дверь открылась, и мы скользнули в тёмное помещение.

Матрёна потянула меня за собой.

— Владимир Дмитриевич, тут лестница, — прошептала она, снова целуя меня.

Мы поднялись по приставной лестнице и оказались на сеновале.

— Владимир Дмитриевич! — снова прошептала Матрёна, скидывая зипун и другую одежду.

Несмотря на темноту, её белое тело было хорошо видно.

— Иди ко мне, — прошептал я и, раскрыв объятия, шагнул к девушке.

Что может пойти не так, когда всё готово, нет никаких помех, оба жаждут слиться в страстных объятиях? Когда молодость кружит голову, а красивая девушка сама раздвигает ноги? Когда жажда обладания затмевает разум?

Да всё, что угодно!

Не будь я на сеновале в первый раз, да ещё и поздним вечером, возможно я иначе отреагировал бы на лёгкий шорох, раздавшийся из тёмного угла.

Но я был впервые. А потому, когда раздался шорох, я замер, прислушиваясь.

Оставленная без внимания Матрёна, потянулась ко мне, и я уже хотел было переключиться на неё, но шорох раздался снова. И я придержал Матрёну, давая ей знак молчать.

Я вслушивался в повисшую тишину, и она тревожила меня сильнее, чем если бы в углу продолжало шуршать. В этой тишине мне чудилось чьё-то враждебное дыхание. И от этого волосы вставали дыбом. Хотя, тут больше подошло бы определение: вздыбливалась шерсть.

Я не знаю, что это было — чуйка или наработанные войной инстинкты, но мне очень захотелось сменить место дислокации.

Инстинкты неоднократно спасали мне жизнь, и я всегда доверял им. А потому прошептал Матрёне:

— Не делай резких движений! Тихо, но быстро спускайся вниз!

Матрёна послушалась и потянула зипун.

Шорох раздался снова. Теперь я не сомневался — на сеновале кто-то был. И это была не мышка полёвка или какой другой грызун. И не кошка, которая на этих грызунов охотится.

Тот, кто шуршал сеном, был гораздо крупнее и тяжелее кошки — это стало понятно, когда скрипнули доски. Этот кто-то прекрасно видел нас и сейчас охотился на нас — такие вещи сразу чувствуешь.

— Быстро! На улицу! — приказал я девушке, как только она начала спускаться по лестнице.

И она в одно мгновение скатилась вниз.

В следующий момент в сумеречном свете я увидел огромного волколака. Он отреагировал на движение Матрёны — кинулся было за ней, но тут стоял я — практически голый, с торчащим членом наперевес. Ну и вот чего, спрашивается, я оставил меч?!

Понятно, что сбегать за ним мне никто не позволит. Да даже спуститься с лестницы волколак мне не даст.

Хорошо хоть Матрёна успела — я услышал, как стукнула дверь.

Мы с волколаком стояли и смотрели друг на друга, играли в гляделки.

Где-то я читал, что нельзя отводить взгляд — тот, кто первым отведёт, тот проиграл. Значит, он слабее, и будет атакован.

Хотя читал и другое — прямой взгляд в глаза воспринимается, как угроза. А значит, может спровоцировать нападение.

Но нападение и так будет, и к бабке не ходи!

Поэтому я стоял и смотрел в глаза волколака.

Да, меча у меня не было. Но было кое-что другое. Был я! И моя жажда жить! И понять меня сможет только тот, кто хотя бы раз умирал.

А ещё у меня был урок деда Радима, опробованный мной на скипетре.

В общем, я сделал так, как учил дед Радим: открылся волколаку, впустил его в своё сознание.

И сразу же почувствовал его ненависть, его жажду рвать и терзать… А ещё неутолимую боль, которая гонит его убивать. Как будто в этом волколак был абсолютно не волен…

Я чувствовал всё это. Однако жалости не испытывал — я понимал, что он и глазом не моргнёт как уничтожит тут всех.

Как он попал на сеновал? Понятия не имею! Возможно, пришёл сюда, когда барьер пал. А потом, когда я барьер восстановил, он оказался заперт внутри. Пробрался на сеновал. Хорошо ещё, что скотину и лошадей не успел порезать. Если, конечно, волколаки убивают домашних животных.

Подумал и понял: убивают. Убивают всех, до кого могут дотянуться. Точнее, всех, кто встречается на пути их боли.

Все эти мысли пролетели у меня в одно мгновение. А в следующее я уже готов был пообщаться с этим милым монстром.

Время замедлилось, и я увидел, как волколак присел на задние лапы, готовясь сделать прыжок. Вот он оттолкнулся, и движение потекло от стоп, через мышцы задних лап, как пружина, выталкивая тело в мою сторону.

Он был эффективен! Ни одного лишнего движения! И если бы я не впустил тварь в своё сознание, я ничего и понять бы не успел, как ударом передних лап он опрокинул бы меня навзничь, а потом челюсти сомкнулись бы на моей шее.

Я это всё успел у видеть ещё в тот момент, когда волколак только отталкивался от пола.

Чем сеновал плох и хорош одновременно, так это тем, что тут мало места. Негде разогнаться и негде развернуться. Да и спрятаться тоже особо негде — в сено от такой твари точно не зароешься. Особенно когда зверь кинулся в атаку.

Но у меня перед ним было преимущество — я видел его движение!

Когда волколак прыгнул, я тоже прыгнул — ему навстречу и под него. Он уже был в полёте и сменить траекторию полёта уже не мог.

А потому Акела промахнулся.

Более того, ударившись в стену, он провалился в дыру, где торчала лестница. Не полностью. Но пока тварь вскарабкивалась обратно на сеновал, у меня было время немного оглядеться. Сумеречный свет позволял это сделать.

Поэтому, когда волколак снова прыгнул на меня, я встретил его вилами.

Страшное я скажу вам оружие!

Особенно, когда огромная махина с разгона всем своим весом надевается на зубья. И тут нужно только удержать вилы.

Вспомнилось, как где-то читал, что при охоте на медведя рогатину упирали в землю, и медведь сам насаживался на неё.

Волколак оказался не умнее медведя, и ярости ему хватило. Но самое главное, вилы я удержал. Понятия не имею как. Я вообще в этот момент даже думать не мог — схватил вилы, и как только волколак снова кинулся на меня, я вскинул их и упёр концом в пол и подпёр ногой. Хорошо, что разуться не успел…

Закончилось всё как-то быстро. Волколак ещё некоторое время пытался достать меня, но силы его быстро иссякли. Мышцы его ослабли, а глаза помутнели.

И тут я услышал крики внизу, замелькали огни.

Выползая из-под тяжёлой туши, я не сразу сообразил, что это Матрёна подняла на уши весь дом и все прибежали меня спасать.

Мо Сянь со своим мечом взлетел наверх. Но лишь для того, чтобы помочь мне выбраться из-под туши.

— Молодой господин жив! — крикнул он, помогая мне спуститься.

Почему-то сильно болело плечо, и одна рука почти не двигалась. Да и бок горел огнём. И вообще как-то в голове шумело…

Прежде чем спуститься самому, Мо Сянь, что называется, сделал контрольный выстрел — отсёк волколаку голову.

Но это я уже узнал, когда он вышел на улицу, неся голову за уши.

— Столько сена испортили, — вздохнул Кузьма. — В крови как теперь его скотине давать?

— Сено можно купить? — спросил я у управляющего.

— Можно, — ответил тот.

— Ну, значит, купим!

— Пойдёмте скорее в дом, — причитала тем временем Прасковья, которая прибежала с кочергой. — Нужно барину раны обработать!

Я повернулся к Мо Сяню:

— Больше нет монстров? — спросил я у него.

Но ответить он не успел. Мимо меня пролетела белая молния и с рычанием кинулась на голову волколака.

Если бы тварь была жива, то этот бросок Умки её точно убил бы.