— Да, я сталкивался с персофильмами. Помню, что на первых порах они меня поразили до глубины души. Фильмы, словно снятые по эскизам моего сознания, казались мне высшей формой искусства, — Чжан Вей вперил взгляд в воду и погрузился в воспоминания, — как сейчас помню, моим первым персофильмом стал фильм ужасов. Ничего примечательного на первый взгляд. История о маленьком мальчике, который остается дома один поздно вечером и ждет возвращения родителей. Родители обещали быстро вернуться, но их все нет и нет. Мальчик рисует в своем воображении жуткие картины смерти отца и матери. Он очень боится остаться без родителей. Тревожная музыка постепенно нарастает, а воображаемые беды становятся лишь сильнее. Он сжимает в руках подушку и никак не может успокоиться. Его охватывает паника. Каким-то образом, ему удается уснуть. Он погружается в тревожные прерывистые сны. Наконец, он слышит шевеление возле входной двери и бежит туда, чтобы встретить родителей, открывает быстрее дверь и встречается взглядом с полицейским. Тот переминается с ноги на ногу, в его взгляде читаются плохие новости. Мальчик понимает, что его полные ужаса сны стали реальностью. В этом фильме не было ни одного слова, сюжет был простейшим и подавался через эмоции на лице мальчика. Но эффект, что он на меня произвел, был ошеломляющим.

Чжан Вей передернул плечами. Он сильно сжал металлический поручень перед собой. Так сильны были нахлынувшие переживания. Когда эмоции утихли, он продолжил:

— Понимаю, это мало похоже на фильм ужасов и на фильм вообще. Скорее, на какие-то детские страхи, вытащенные из подсознания. Посмотри ты его, и тебе бы он показался скучным и бездарным. Но на меня он подействовал так сильно, что я всю ночь не мог уснуть. Ничего страшнее я в своей жизни не видел. И так было с каждым персофильмом, что я смотрел. Они пугали, веселили, заставляли грустить и верить в происходящее, как никакие другие фильмы никогда не смогли бы. Однако и с ними было что-то не так. В них, конечно, все было выверено вплоть до мелочей, придраться к чему-то было невозможно. Но меня никак не покидало ощущение обмана. Идеального ведь ничего не существует в мире. А персоизведения именно такими и были — идеальными. Вдобавок ко всему я не мог ни с кем поделиться своими эмоциями после просмотра так, чтобы меня поняли. Никто и не желал слушать про чужие персофильмы, все хотели только обсуждать свои. Исчезло то волшебное чувство единства, когда ты под впечатлением от только что просмотренного фильма рассказывал кому-то из своих знакомых об этом, а он смотрел на тебя, улыбался во все зубы и, ты чувствовал, что ваши переживания и мнения совпали на сто процентов. Персоизведения стали искусством эгоистов, которые никогда не разочаровывались после просмотра. А ведь разочарование — это важная часть личного опыта, неизменная составляющая личностного роста. Только совершая ошибки и натыкаясь на несовершенства этого мира, мы можем становиться лучше, расширять свой кругозор, совершенствовать чувство прекрасного. Поэтому я перестал смотреть персофильмы и слушать персомузыку. В мире, безусловно, есть множество произведений, которые не стоят потраченного времени, но тем ценнее становятся те редкие шедевры, которые тебя по-настоящему задевают. Их поиск и нахождение — вот что делает жизнь интереснее.

Тэнси понимающе кивал головой.

— Все верно, пап. Усилия и время, потраченные на поиск, вознаграждаются. Но я также могу понять, почему персоизведения стали так популярны. С тех пор, как машины научились считывать мысли и переводить их в зрительные и звуковые образы, творческий процесс стал простым, как никогда. Зазвучал мотив в голове, и вот он уже загружен в гиперсеть в виде законченной музыкальной композиции. Придумал идею для фильма, и вот он уже срежиссирован и проходит заключительный монтаж. Но в том-то и проблема. Количество фильмов, музыки, картин, игр, книг стало запредельным. Отыскать что-то толковое в бесконечных списках хлама стало практически невыполнимой задачей. Поэтому многие люди предпочли упростить себе задачу и получать удовольствие от того, что было создано специально для них.

— Хлама — это еще мягко сказано, — согласился с ним Чжан Вей, — Я мог часами пролистывать списки новых фильмов, а после расстраиваться, так и не найдя того, что показался бы мне достойным внимания. Большинство произведений просто копировали друг друга и не имели никакой оригинальной основы. Будь моя воля, я бы ограничил право людей творить и ввел бы жесткие критерии отбора творцов. Только прошедшие специальную художественную подготовку и подтвердившие свои выдающиеся способности получили бы право претворять в жизнь свои творческие порывы.

Тэнси только рассмеялся:

— Ты же знаешь, что в современном мире самовыражения такую идею никто не поддержал бы. Если не творчеством, то чем люди будут еще заниматься в свое свободное время? Это мы с тобой — редкие особи, которые готовы жизнь оставить на работе. Но все остальные часто работают не более двух часов в день. В жизни их образуется вакуум, который необходимо чем-то заполнить. Как нельзя кстати приходятся просмотр чужого творчества и создание своего. Кому-то хватает и первого, но многим нравится создавать собственные творения.

— Прежде чем пытаться что-то выразить, неплохо бы поработать над внутренним наполнением…, - Чжан Вей не успел закончить свою мысль.

Лодку сильно тряхнуло. Чжан Вей навалился на Тэнси и чуть было не перевалился вместе с ним за борт. 25 метровую яхту продолжало мотать из стороны в сторону, хотя вокруг ничего не изменилось. На небе не было ни облачка, океан был спокоен, ветер практически отсутствовал. Чжан Вей осматривался по сторонам, пытаясь определить причину происходящего. Внезапно что-то подтолкнуло яхту вверх, она буквально оторвалась от воды, поднялась в воздух на несколько метров и с силой ударилась об воду. Чжан Вей и Тэнси удержались на борту только потому что успели схватиться за поручень. Их ноги поднялись выше головы и резко ударились о палубу. При приземлении руки отпустили поручень, и их раскидало по корме в разные стороны. Чжан Вей хорошенько приложился лицом к мокрому полу во время приземления. Его нос и верхняя губа кровоточили. Тэнси тоже досталось. Он потирал ушибленные колени и проверял целостность своих костей.

— Что происходит? Это что какой-то сбой в программе? — выкрикнул Чжан Вей.

— Нет, в программе не может быть никаких сбоев, — Тэнси поднялся и отряхнулся, — вероятно, нейровселенная попыталась вписать в свой мир твои ощущения из реальности.

— То есть мы испытали то, что я испытал в реальном мире? Что-то случилось с моим домом?

— Да, такое объяснение было бы самым логичным.

— Но почему программа не разбудила меня? Разве она не должна возвращать меня в реальность, если моему физическому телу что-то угрожает?

— Возможно, она посчитала угрозу несущественной…

Белоснежную яхту что-то подхватило и протащило несколько десятков метров по воде в сторону. Чжан Вей и Тэнси свалились с ног и проскользили по палубе до носового рейлинга, тщетно пытаясь за что-то ухватиться. Они стукнулись головами и, не обращая внимания на боль, быстро схватились за рейлинг, ожидая нового броска.

— Это тоже несущественно?! — возмущенно прокричал Чжан Вей.

— Что-то не так. Программа должна была вывести тебя отсюда.

— Но, как видишь, не вывела. Программа, выведи меня отсюда! — прокричал Чжан Вей куда-то в сторону бескрайнего океана. Он все еще опасался нового сотрясения и крепко держался за рейлинг.

Ничего не происходило.

Яхту пробила мелкая дрожь. Весь ее корпус пронизала вибрация, которая передавалась в грудную клетку.

— Почему ничего не происходит?

— Не знаю, — честно ответил Тэнси.

— И что теперь делать?

— Есть способ вывести тебя отсюда вручную.

— Говори.

— Боюсь, что тебе это не понравится, — нерешительно проговорил Тэнси, — чтобы вывести тебя из нейровселенной тебе придется умереть в виртуальном мире. Другого способа нет.