— Уже сделал, — мрачно кивнул профессор. — Пятеро изолированы.
— Пятеро? А шестой?
— Ефрейтор Князев демобилизован неделю назад, — вздохнул капитан, — я сделал запрос через военкомат по месту приписки. Но — пока ничего.
— Коля, — я перевёл взгляд на Шатохина, — если этого орла до утра не выловят, то тебе придётся лететь.
— Не беспокойся, Сергей, сделаю.
— А где, майор, ваш боец умудрился собрать эти железки? В периметре нет ни грамма бросового железа.
— Как оказалось, — Севастьянов поднял на меня усталые глаза, — сержант скручивал гайки и болты с дизельгенераторов, моторов и приезжающих машин. Гвозди вытаскивал из ящиков с оборудованием. И всё это прятал.
— Понятно. А нельзя ли поговорить с этим луддитом?
Капитан нехотя кивнул. Он отошёл к двери, и что-то приказал дежурившему в предбаннике лейтенанту.
Через несколько минут в штаб ввели щуплого, коротко стриженного очкарика c сержантской нашивкой на рукаве, закованного в наручники. Сзади маячили двое конвойных.
— Сержант, доложите по уставу! — приказал Севастьянов.
Очкарик обвёл нас отстранённым взглядом и заученно пробубнил:
— Сержант Калиновский по вашему приказанию прибыл.
— А скажи нам, сержант Калиновский, — сменил я тональность разговора, — какого беса тебя понесло в зону с гайками в кармане?
Сержант поднял схваченные стальными браслетами руки и неловко поправил сползшие на кончик носа очки.
— Я должен был накормить её, — объяснил он.
— Кого?
— ЕЁ! Великую Мать!
Мы переглянулись.
— А кто это? — спросил я как можно спокойней. — Кого ты так называешь?
Очкарик посмотрел на нас с нескрываемым сожалением.
— Вы не поймёте, — сочувственно улыбнулся он. — Те, кто запер Великую Мать в клетку, не способны её понять.
— А ты, значит, способен? — вмешался в разговор Шатохин.
— Я избран, — произнёс с достоинством опальный сержант.
— И какова же твоя миссия?
— Приносить пищу Великой Матери, защищать её, нести человечеству её Слово.
— И тогда ты, избранный, должно быть, попадёшь в Рай? — не унимался Шатохин.
— Великая Мать даст бессмертие и благодать всем, кто ей служит, — торжественно возвестил сержант.
Я подошёл к нему и посмотрел в лицо. Белки глаз сержанта пылали красными, воспалёнными, готовыми вот-вот лопнуть сосудами.
— Капитан, — обернулся я к Севастьянову, — ваш подопечный не был, часом, замечен в пристрастии к наркотикам, спиртному или чифиру?
— Нет, — капитан был категоричен. — Солдаты ежедневно проходят тест-допинг. К тому же, — добавил он, — на этот объект мы берём только тех, кто прошёл особую систему проверок, включая психо-зондаж.
— Понятно, — больше вопросов по сержанту у меня не было, и Севастьянов дал команду конвойным увести его.
Я вернулся к столу и сел на подставленный кем-то стул. Срочно надо было обсуждать положение.
Произошло то, чего каждый из нас ожидал меньше всего. Затаившись на целых два месяца, зона нанесла-таки свой удар. И теперь это был не тот лобовой штурм, обрушившийся на нас тёмной апрельской ночью. Нет. Зона выждала и нащупала брешь в нашей обороне — человеческую психику. И ударила. Тонко, расчётливо, умело. И всё же это была лишь разведка боем. Мы понимали это и теперь должны были готовиться к настоящей битве.
Глава 5
Зона 13–28. 24 июня 2020 г. За час до рассвета.
Из штаба мы вышли вдвоём с Радостиным. Какое-то время мы молчали занятые своими невесёлыми мыслями.
— А как там дела с Клифом? — спросил вдруг профессор. Удалось уломать Гремина, чтобы не
забирал его? Мне сейчас такой программист вот как нужен, — Радостин провёл по горлу ребром ладони.
Я вздохнул:
— Говорил я с ЭКГ, Олег Викторович. Клиф — гражданин другого государства и находиться на секретном объекте он юридически не имеет права. Произойдёт малейшая утечка информации, с нас же головы снимут.
— Правильно, снимут, — горячо согласился Радостин. — А вот оставим его в отделе, и не будет никакой утечки.
— А как быть с его участием в делах Гриффита?
— Но ведь он же и понятия не имел, зачем его притащили в Россию, — возразил Радостин, — Гриффит ему мозги накрутил, что они собирают информацию для Greenpeace. А насчёт гражданства, так ведь можно ему и российское выхлопотать. Законы то этого не запрещают.
— Ладно, Олег Викторович, — сдался я. — Повоюю за Клифа. Обещаю.
Мы продолжили свой путь по спящему лагерю, пока не оказались перед лабораторией.
— Зайдёшь? — спросил Радостин, останавливаясь возле трейлера.
Я взглянул на часы и покачал головой:
— Поздно, мне ещё отчёт для Москвы готовить.
— Ну, как знаешь, — Радостин протянул мне руку. — А то бы угостил тебя божественным каппучино. Людмила Васильевна обещала побаловать.
Внезапно дверь лаборатории распахнулась, и оттуда буквально выпала на нас возбуждённая Людочка.
— Ой, Олег Викторович, — вскрикнула она не своим голосом. — Там такое!..
— Что ещё? — насторожился я. — Где?
— Там, там, на мониторе! То есть, что я говорю… В зоне, в зоне, конечно! Ой!
— Успокойтесь, Людмила Васильевна, — строго остановил её Радостин. — Успокойтесь и чётко изложите суть дела.
— Да, да, — подобралась Людочка. — При плановом осмотре зоны в квадрате Г-3 мной только что зафиксировано появление необычного новообразования.
— Вот как? — сощурился профессор. — И чем же оно необычно?
— Олег Викторович, — Людочка опять сделала большие глаза, — оно на пиявку похоже. Плоское, длинное и ползает. Б-р, — Людочка брезгливо поморщилась.
— Ползает? — быстро переспросил Радостин. — Гм, интересно. А ну-ка, коллеги, пойдёмте посмотрим, что это ещё за пиявка.
Он первым шагнул на ступеньку трейлера. Мы с Людочкой поспешили следом.
Из экспресс-отчета группы генного инженеринга ОАЗиС. Зона 13–28.
24.06.2020. Состояние на 5 ч. 30 мин. Код допуска YSZ 29 –116 — 03
Сенсорами био-контроля зафиксированы очаги аномальной гиперактивности в квадратах:
3Г — (3 ч. 17 м.)
4 и 5Г — (3 ч. 41 м.)
4В — (3 ч. 52 м.)
5 и 6В — (4 ч.53 м.)
7В — (5 ч. 07 м.)
В данных квадратах группа показателей состояния зоны изменилась в пределах:
— напряжённость L-поля — 1,6 МSq/м
— коэффициент L-проводимости — 2,33
— суточный прирост биомассы (в пересчёте на 2часа) — 2,811 %
— коэффициент молекулярного усложнения (по Майергану) — 13х10-8
— коэффициент структурного усложнения (по Тропинину) — 1,0061
