Кэрран направился вниз по склону. Десандра вместе с нашими людьми последовала за ним. Барабас засомневался, все еще в человеческом обличие.

— Иди, — сказала я ему. Уже не имело значения, будет он рядом со мной, или нет. К тому же, у Хью обязательно найдется какой-нибудь предлог, чтобы отослать его.

Тело Барабаса дернулось, и вот уже вслед за остальными бежал мангуст величиной с ротвейлера.

Кэрран ушел охотиться вместе с Лорелай. Эта мысль задевала меня, не желая уходить. Меня это вообще не должно было беспокоить, но беспокоило. Мне не хотелось, чтобы он уходил.

Стая серых волков убежала в левую сторону — это Belve Ravennati. Команда Джарека — волки, медведи и пара крыс — отправилась на юго-восток, а Волкодавы — группа рысей песочного цвета — убежали направо. Поле опустело в мгновение ока. Древние камни покрылись скомканной одеждой. Лошади тихо фыркали в загоне. Никого не осталось.

— Итак, — наконец-то произнес Хью. — Ты так и не сказала. Тебе понравились цветы, которые я прислал?

Я повернулась и посмотрела на Хью. Он сидел на троне, левая рука согнута, локоть стоит на подлокотнике, голова опирается о согнутые пальцы. Удобно тебе, да?

Я ждала этого момента большую часть своей жизни. Теперь, когда он настал, я понятия не имела, что делать. Тревога заполнила меня ледяным потоком. В моей голове эта встреча всегда сопровождалась окровавленными мечами и ударами. Отсутствие и того, и другого крайне озадачивало.

— Скажи, что ты делаешь, если нет трона под рукой? Носишь с собой портативную модель, или просто используешь то, что попадается под руку, типа шезлонгов и барных стульев?

— Твой отец однажды сказал мне, что собака, сидящая на троне, так и остается собакой, в то время как король в сломанном кресле-качалке все еще король.

Интересный выбор слов, если учесть тот факт, что его официальный титул — предводитель Железных Псов.

— Мой отец?

Хью вздохнул.

— Да брось ты. Я видел меч, я прошел по руинам, оставшимся после уничтожения Эрры, и я нашел твои цветы на том месте, где вы с оборотнями сражались с фоморами год назад. Я чувствовал магию, идущую от них. Не оскорбляй мои умственные способности.

Вот так, значит.

— Ладно. Чего ты хочешь?

Хью развел руками.

— Вопрос как раз в том, чего хочешь ты. Ты приехала сюда, в мой замок.

— Замечание про оскорбление умственных способностей взаимно. Ты создал ловушку, заманил меня в нее через весь океан, и теперь я здесь. Если ты просто хотел поболтать, мы могли сделать это в Атланте.

Хью улыбнулся. Твоя улыбка слишком идеальна, Хью. Я с радостью помогу тебе это исправить.

Я притворилась, что изучаю Золотое Руно. Это все лишь обманный маневр. Вскоре он перейдет в наступление, так или иначе. Руно выглядело слишком новым для возраста в несколько сотен лет.

— Ты действительно убил барана с золотой шерстю?

— Нет, конечно. Оно искусственное, — ответил Хью.

— Но как?

— Мы взяли овечью шкуру, заколдовали ее, чтоб она не горела, и окунули в золото. Главной проблемой было найти нужные пропорции золота и серебра. Мне хотелось сохранить гибкость золота, но оно очень тяжелое, и отдельные волоски ломались под его весом, а избыток серебра делал шерсть жесткой. В итоге мы использовали сплав золота и меди.

— И к чему такие старания?

— Потому что королевства строятся на легендах, — ответил Хью. — Когда охотники постареют и поседеют, они все еще будут рассказывать о том, как отправились в Колхиду и сражались за Золотое Руно.

— Значит, ты хочешь собственное королевство? — Высоко метит.

Хью пожал плечами.

— Возможно.

— А мой отец в курсе твоих планов? История говорит о том, что он не любит делиться.

— Я не стремлюсь к пурпурной мантии, — сказал Хью. — Лишь к лавровому венку.

Римские императоры считали пурпурный плащ символом своей должности, в то время как победоносные римские генералы с триумфом проезжали по улицам Рима с лавровыми венками на голове. Хью не метил в императоры, он хотел быть императорским генералом.

— Какие планы у тебя, Кейт? Чего хочешь ты?

— Чтобы меня оставили в покое. — Пока что.

— Мы оба знаем, что это невозможно.

Я дотронулась до Золотого Руна и почувствовала, насколько мягкие эти тонкие золотистые волосинки.

— Я убил Ворона, — тихо произнес Хью.

Я похолодела. Память тут же подкинула мне картинку: человек, которого я называла отцом, лежит на кровати с распоротым животом. Ноздри заполнились призрачным трупным запахом с налетом гнилья и горечи. Все эти годы он преследовал меня во сне.

Я повернулась.

Мужчина, сидящий на троне, уже не выглядел расслабленным. Высокомерие и добродушное веселье исчезли, осталось лишь мрачное раскаяние, смешанное со смиренностью, идущей от старой скорби.

— Ты медаль за это хочешь?

— Я не собирался этого делать, — сказал Хью. — Я подозревал, что этим все когда-нибудь закончится, так как Роланд желал его смерти, но в тот день я пришел не сражаться. Я хотел поговорить. Хотел узнать, почему он оставил меня. Он был мне как отец. Я отсутствовал тогда несколько месяцев — отправился исполнять поручение, а когда вернулся, его уже не было, и Роланд приказал мне убить его. Я никогда не понимал почему.

Я знала, почему.

— Долго же ты его выслеживал.

— Шестнадцать лет. Он жил в маленьком домике в Джорджии. Когда я подошел туда, он встретил меня на крыльце с мечом наготове. — В его голосе появились резкие нотки старой непонятной злости. — Он произнес: «Проверим, чему ты научился». Это были последние слова, которые он сказал мне. Он растил меня с семилетнего возраста, а потом исчез, не сказав ни слова. Никаких объяснений. Ничего. Я искал его шестнадцать лет. Он был для меня словно отец, и я получил лишь это. «Посмотрим, чему ты научился».

Я должна была почувствовать ярость, но она почему-то не появлялась. Может, потому что он говорил правду. Может, потому что Ворон оставил меня точно так же, без каких-либо объяснений. А может виной всему была информация, которую я узнала о Вороне после его смерти, и которая ставила под сомнение все, что он мне говорил. В любом случае, сейчас я ощущала лишь опустошающую, сокрушительную грусть.

Как трогательно. Я понимала убийцу своего отца. Может, когда все это закончится, мы с Хью сможем вместе сесть у костра и спеть «Кумбайя».

Он ждал. Он не с проста делился со мной всем этим. Ворон всегда предупреждал меня, что Хью очень умен. Он составляет стратегии ради забавы. Этот разговор — часть какого-то плана. Он преследует какую-то цель, но что это за цель? Может хочет проверить, как легко я поддаюсь на провокацию? Слышать, как он говорит о Вороне — это все равно что ковырять старую рану ржавым гвоздем, но Ворон сказал бы мне пересилить себя. Хью хочется поговорить. Отлично. Я использую это против него.

— Как ты его убил? — Вот. Прекрасная тема для разговора.

Хью пожал плечами.

— Он двигался медленнее, чем я помню.

— Слишком много лет вдали от Роланда. — Без регулярного влияния магии моего отца омоложение Ворона замедлилось.

— Возможно. Я поймал его на диагональном ударе в живот. Паршивая рана. Он должен был тут же умереть, но он держался.

— Ворон был крепким. — Давай же, Хью. Покажи мне свои карты. Что плохого может произойти?

— Я занес его в дом, положил на кровать, затем сел рядом и попытался вылечить его. Исцеление не действовало. Все же я думал, что смогу восстановить его. Он вытащил короткий кинжал из-под подушки и проткнул себе живот.

Вот это Ворон. Даже умирая, он умудрился отнять победу у Хью.

— Он умер через полчаса. Я ждал в доме два дня, и только потом ушел.

— Почему ты не похоронил его?

— Даже не знаю, — ответил Хью. — Наверно мне следовало это сделать, но я не был уверен, есть ли у него кто-то близкий. Если есть, они заслуживали знать, как он умер. Все не должно было так закончиться. Я не хотел, чтобы все так закончилось.