Вооружённые воины с луной и соколом на щитах и доспехах заполнили почти всё пространство ристалища, ими командовал Джон Ройс. Одни сгоняли зрителей с трибун и направляли их в коридор, образованный другими стражниками. А те непреклонно поторапливали всех к выходу. Саймонд Темплтон распоряжался, кто может остаться на поле. Лорды и рыцари озадаченно смотрели на Роберта, оглядывали стражников, переговаривались и требовали разъяснений. Тирион Ланнистер уже был там, вместе со своей охраной. В ту сторону неслась Анья Уэйнвуд, размахивая руками и что-то крича. Темплтон преградил ей дорогу. На западной стороне Джаспер Редфорт выводил из леса конницу под белыми знамёнами с красной башней. Копьями и мечами всадники прогоняли прочь зрителей с пригорка и деревьев. А потом встали у низкой ограды арены сплошной стеной из щитов и копий. Как только с ристалища выпроводили последнего зрителя, ворота закрыли и тоже приставили стражу.

— Что происходит, дядя? — ошарашенно спросила Лиза.

Он смотрел на поле.

— Наш сокол взлетает, — сказал гордо. Затем повернулся к ней и ласково добавил: — Не мешай ему, милая. Он справится.

С южной трибуны уже спустился Илис Уэйнвуд. Опираясь на трость, он шёл в окружении Тристона Сандерленда, Утора Толлетта и Гилвуда Хантера со всей быстротой, на которую был способен.

Талли ещё раз оглядел поле, обнажил меч и кивнул:

— Нам пора. Держитесь рядом, леди.

Причитания сира Илиса все услышали издалека.

— Да что же такое творится? Что же вы сделали, милорд…

Его голос срывался, а дряблые щёки дрожали. Рука с трудом удерживала трость. Когда он увидел Грай, слёзы брызнули у него из глаз.

— Как же вы меня порадовали, милорд, когда привезли девочку моей Дженни… как же осчастливили старика! А теперь… теперь вы лишили меня внука… Вы раскроили ему голову, словно тыкву… Вы вырвали мне сердце, милорд… Зачем, ради Семерых, вы сделали это?!

Во всём облике Роберта не было и намёка на раскаяние или сочувствие. Лишь надменность и неприкрытая ярость.

— Надеюсь, теперь вы наконец-то прекратите называть его Гарри-Наследником… сир, — процедил он.

Уэйнвуд вытаращил заплаканные глаза, открыл рот, потом закрыл.

— Надеюсь, теперь вы прекратите мечтать сделать Гаррольда лордом Долины, — снова почти выплюнул Роберт.

Леди Анья подалась вперёд.

— Вы не в себе, мой мальчик, — сказала она запальчиво. — Сначала вы ни с того ни с сего убили Гаррольда, а теперь обвиняете сира Илиса…

— Нет, миледи! — рявкнул Роберт, не дав ей договорить. И она отступила, такой яростью сверкали его глаза. А он вкрадчиво добавил: — Я ни в чём его не обвиняю. Его — нет… а вот вас…

Роберт выпрямился, расправил плечи и протянул аракх вперёд, почти касаясь груди старой леди. Он заговорил в полной тишине, чеканя каждое слово:

— Я, Роберт Аррен, лорд Орлиного Гнезда, защитник Долины и истинный Хранитель Востока, обвиняю вас, Анья Уэйнвуд, в покушении на мою жизнь. Два с половиной года назад вы продали меня горцам. По условиям сделки они должны были меня убить. Я обвиняю вас в измене, миледи! Вам есть, что сказать?

Леди Анья не шелохнулась, не отодвинувшись от острия клинка ни на дюйм. Её губы поджались, сделавшись похожими на куриную гузку, седые букли задрожали от негодования.

— Это уже слишком! — сказала она гневно, а потом глянула на Лизу: — До меня доходили слухи, что Роберт скорбен разумом, но я не хотела верить… Но теперь! Теперь, когда меня обвиняют, что я знаюсь с дикарями! Это… это слишком!

Талли сжал локоть Лизы, призывая к молчанию. Роберт тоже не ответил — он смотрел за спину леди Анье, ожидая, пока идущий от ворот в окружении двух стражников мужчина приблизится. А потом снова заговорил, указывая аракхом в его сторону:

— Я, Роберт Аррен, обвиняю вас, Мортон Уэйнвуд, в покушении на мою жизнь. Я обвиняю вас в измене, сир. Вам есть, что сказать?

Сир Мортон — встрёпанный, безоружный, но спокойный — опустил голову и промолчал. Однако когда стража подвела следующего пленника, он вздрогнул, а леди Анья испуганно вскрикнула.

— Я, Роберт Аррен, обвиняю вас, Доннел Уэйнвуд, в покушении на мою жизнь. Я лишаю вас титула Рыцаря Ворот и обвиняю в измене.

А стражники вели очередного пленника.

— Я, Роберт Аррен, обвиняю вас, Роланд Уэйнвуд, в покушении на мою жизнь. Я обвиняю вас в измене.

Поток не прекращался — подводили следующего.

— Я, Роберт Аррен, обвиняю вас, Герольд Графтон, в покушении на мою жизнь. Я обвиняю вас в измене.

И следующего.

— Я, Роберт Аррен. Обвиняю вас, Джайлс Графтон. В покушении на мою жизнь. Я обвиняю вас в измене.

И следующего.

— Я. Роберт Аррен. Обвиняю вас. Оливия Графтон. В покушении на мою жизнь. Я обвиняю вас в измене.

Мужчины стояли спокойно, но глаз не поднимали. Леди Оливия упала на колени и разрыдалась:

— Пощадите моего сына, милорд… пощадите…

Роберт брезгливо дёрнулся и отодвинулся, когда трясущиеся руки потянулись, чтобы ухватиться за его колени.

— Как вы пощадили меня? — спросил он.

— Сжальтесь над бедной матерью…

На шее Роберта задёргалась жилка.

— Как вы сжалились над моей?!

Он повернулся к леди Анье:

— Хотите что-нибудь сказать, миледи?

— Вы не вправе… — она гордо подняла подбородок, — не вправе обвинять нас без суда… Я требую суда Совета лордов Долины!

— Вы вправе требовать суда Совета лордов… — согласился Роберт так охотно, что все пленники разом воззрились на него. После чего свирепо оскалился и заговорил зло и отрывисто: — Но хочу, чтобы вы знали, миледи. Я не женюсь, пока не закончу это дело. Поэтому, если вы не признаетесь сейчас… и будет суд… пощады не ждите!

— Обгорелые рассказали, как всё было. А хозяйка борделя рассказала остальное. Я на три месяца отложил свадьбу, чтобы её разыскали. Чтобы допросили её, моего второго оруженосца, ваших слуг и всех шлюх ваших сыновей и внука. И если будет суд, и мне снова придётся перенести свадьбу… — он скрипнул зубами, — клянусь Семерыми, я воспользуюсь всеми правами, данными мне законом! Я воспользуюсь всеми привилегиями, что положены мне по праву рождения и моего положения! И я не только казню вас всех!

Его ноздри раздувались, а голос подрагивал от гнева.

— Ни одному законному сыну ни одной из ваших дочерей я не позволю взять имя Уэйнвудов. И ни одному бастарду ваших сыновей. Ваше имя будет запрещено на территории Долины, как имя изменников и преступников! Ваш род забудут. Я уничтожу Железную Дубраву. Она моя по праву пострадавшего! Там спилят все дубы и сожгут их. Привезут камнемёты и разрушат ваш замок до основания. Уйдут годы, миледи, но все обломки до самого крохотного куска перевезут к побережью. Их погрузят на корабли, а потом сбросят в Узкое море. Я не позволю ничего строить на месте Дубравы. Там всё порастёт травой, и люди забудут о ней.

Роберт чуть помолчал и добавил:

— Но если вы сознаетесь здесь и сейчас, я пощажу вашего младшего сына.

— Но он и так невиновен, милорд… — вскрикнул Роланд. — Уоллес ничего не знал…

— Сыновья отвечают по долгам главы рода, сир, — сказал ему Роберт. — Таков закон. Ваша бабушка об этом знает. — Он повернулся к ней: — Уоллес разделит вашу участь, миледи, если вы будете настаивать на суде Совета лордов. Я дам вам время подумать.

Роберт сделал шаг к окружённым стражей пленникам.

— Джайлс Графтон, вы были оруженосцем своего лорда, — сказал он. — Вы намеренно подбивали его на злые проделки и глупые шалости. Вы подговорили его сжечь на турнире знамя Уэйнвудов, убить животных в птичнике и на скотном дворе Железной Дубравы. Вы делали всё, чтобы ваш лорд выглядел сумасбродным. Это было несложно… учитывая уединённость его прошлой жизни и полное её незнание. Вы знали, что готовится похищение. Вы знали, что ваш отец участвует в заговоре. Вы не предупредили своего лорда. Вы предали его. Вы признаёте свою вину?

Молодой Графтон опустил голову. Его голос дрожал, когда он ответил: