— Но Грай не такая, сир Илис. Ей не по силам повести за собой воинов, потому что она сама не воин и не боец. И в своей жизни не убила ни одного человека. От матери ей достались не только глаза и волосы истинного андала, но и кроткий нрав и доброе сердце настоящей леди. Ваша дочь, сир, никогда не рассказывала Грай о вас и о жизни в Долине, но воспитала её в традициях отчего дома, которые и в горах не забыла. Она обучила её грамоте и рукоделию, привила скромность и уважение к старшим. Грай чиста помыслами и целомудренна телом, послушна, и почитает отца и брата… И если вы ей позволите, сир, то и вас она будет почитать и любить не меньше.
Сир Илис уже снова сидел в своём кресле, время от времени промакивая вспотевший лоб, и заворожённо слушал, но Роберт сделал вид, словно прерывает готовый сорваться с его губ протест:
— Вам нет нужды беспокоиться о приданом! Старший Тиметт дал мне щедрые дары за свою дочь.
И снова он не скупился на краски и детальное описание искусно сделанных серебряных столовых приборов с черенками из оленьего рога, ящиков, полных золотых драконов и разноцветных лунных камней, огромного покрывала из дюжины шкур сумеречного кота, белоснежного свадебного плаща из меха ласки, рогов гигантского лося, покрытых затейливой резьбой. Роберт даже приблизительно не знал, насколько на самом деле щедрыми были подарки вождя, а поинтересоваться у сира Бриндена не удосужился. Однако судил по реакции людей в Большом чертоге — по мере перечисления лица вытягивались всё сильнее, рты приоткрывались, а брови налезали на лоб. Даже Лиза не могла скрыть своего удивления.
— Ваше право принять Грай в свою семью, сир Илис. Или не принять, — сказал Роберт. — Но я повторю то, что сказал в начале Совета своей матушке. Грай спасла мне жизнь. И каким бы ни было ваше решение, я никогда этого не забуду. Горцы суровый народ, но Грай настоящая Уэйнвуд! От вашей дочери она унаследовала милосердие и сострадательность, и только благодаря этому я стою сегодня перед вами. И я клянусь своей честью, сир, Аррены никогда не забудут, чем обязаны Уэйнвудам!
Удар достиг цели. Талли видел это и по расслабленной позе и смущённо-довольной улыбке сира Илиса, и по вмиг порозовевшим морщинистым щекам леди Аньи. Её губы ещё были скептически поджаты, но глаза уже победно поблёскивали — иметь в должниках самого лорда Долины и лестно, и выгодно.
«Если узнаешь, чего хочет человек, то поймёшь, как им управлять», — сказал Роберту Петир Бейлиш много лет назад. И когда Роберт спросил у своего верного советника, чего могут хотеть Уэйнвуды, как склонить их на свою сторону, тот ответил: «Они спесивы и тщеславны. Сюда и бейте, милорд». И он бил.
И в этой битве одержал победу. Полдела сделано.
* * *
— Гаррольд, побежали! Побежали быстрей! — Грай без всякой почтительности теребила за рукав на полторы головы возвышающегося над ней молодого рыцаря, притоптывая на месте от нетерпения. Она уже хорошо считала, знала основные правила этикета, как вести хозяйство, умела за столом пользоваться ножом. Но ей никак не удавалось обуздать свою природную живость и ходить чинно, как того требовала септа — она постоянно бегала вприпрыжку, даже по лестницам. А сир Хардинг над ней добродушно посмеивался.
Её жизнь изменилась в одночасье. Казалось, вот только она сошла на пристань, только сжалась в страхе от свиста обнажаемой стали и почти простилась с жизнью, и вот у неё уже слуги, септа, собственная подруга и огромная семья — дедушка, тётушки, куча кузин и кузенов, среди которых даже есть самый настоящий рыцарь.
В ночь после приезда Грай не сомкнула глаз от беспокойства. Роберт был натянут, как тетива, и неразговорчив, поцеловал её в лоб, пообещал, что всё будет хорошо, и ушёл, напомнив Бриенне уже в дверях, чтобы они крепко-накрепко заперлись и никуда не выходили.
Время тянулось медленно, и Грай извелась от неизвестности и ожидания, меряя шагами комнату от стены к стене. Несколько раз она просила свою охранницу сходить и узнать, как у Роберта дела, но та была неумолима.
— Милорд рассказывал нам с сиром Бринденом, как вы заступились за него перед вождём и спасли от смерти. Теперь он делает то же самое для вас, — увещевала её Бриенна. — Потерпите. Он всех их одолеет и придёт.
— Ах, Бриенна, — Грай уже сидела на полу и гладила Сумрака, — я так виновата перед Робертом… Я ведь подумала, что он и правда меня в темницу кинет. На коротенький миг, на один только миг я в нём усомнилась. Я должна попросить прощения. Прямо сейчас должна… — И она кидалась к двери, но Бриенна в очередной раз ловила её и отправляла назад, гладить кота.
— Если вы и вправду хотите извиниться перед милордом, то просто доверяйте ему. И никогда больше не сомневайтесь в том, что он делает. — Бриенна помолчала и через какое-то время пробормотала нехотя: — Роберт сам виноват, ему тоже стоило вам довериться… Леди Лиза хорошая, но нрав у неё крутой. И очень уж она настрадалась, пока Роберта не было…
Так они и сумерничали втроём, потревожив тяжёлый засов только раз, когда им принесли ужин и дополнительные свечи. И спросили, не нужно ли чего.
— Не нужно, — сказала Бриенна и бесцеремонно вытолкала девушку-прислугу за дверь. И только тогда убрала меч в ножны.
Роберт пришёл глубокой ночью — осипший, с воспалёнными глазами, шатаясь от усталости. На их расспросы, всё ли хорошо, молча кивнул, забрал кота, аракх и плащ. И снова ушёл, так ничего и не пояснив.
— Я столько сегодня говорил, — прохрипел он в ответ на умоляющий взгляд Грай, — что теперь буду молчать до самой свадьбы. Ложитесь спать, леди. Всё завтра…
А завтра начались чудеса. С первыми лучами солнца к ним пришёл Чёрная Рыба — быстро и чётко сообщил самое главное, и наказал быть готовыми к приёму гостей. Ошалевшая от новостей Грай безропотно позволила курносой служанке себя раздеть и усадить в большую лохань с тёплой водой, которую притащили расторопные слуги, вымыть и расчесать волосы, и нарядить в красивое платье.
— Ты совсем не удивилась про Уэйнвудов. Ты всё знала про них? — спросила она Бриенну, дожёвывая третью булочку с малиновым джемом. — Ну, что они…
— Да, миледи. Ваш отец перед отъездом всё рассказал Роберту, а Тиметт потом ещё кое-что добавил… А Роберт потом нам…
Они едва успели позавтракать, когда пришли Илис и Анья Уэйнвуды.
Грай знала, что леди Анья глава дома, поэтому её реверанс был особо глубоким и почтительным — она присела и замерла, не смея поднять глаз.
— Ну что ты, дитя, встань, — сказала старая леди, ласково взяв её за руки.
Затем уселась в кресло и благожелательно, но подробно и детально стала расспрашивать новоиспечённую родственницу о матери, о жизни в горах, просила почитать ей, внимательно рассматривала вышивку, которую Грай начала ещё в Стылых Водах для свадебной рубашки Роберта. И в целом казалась удовлетворённой. Сир Илис тоже слушал и смотрел, но на вышивку даже не глянул — его больше заинтересовали рисунки. Над одним, где Грай нарисовала мать по памяти, в длинном платье и с причёской как у настоящей леди, он долго плакал, приговаривая, что «бедная Дженни, как живая». А перед уходом попросил называть его дедушкой.
Каждый день Грай ждали новые сюрпризы и новые дела. Септа Ксантия учила её счёту, ведению хозяйства и манерам. И теперь она уже знала, что за один золотой дракон дают больше двухсот серебряных оленей, хорошего скакуна можно купить за девять-десять драконов, а приданое в триста драконов — это очень-очень много. После обеда приходил учитель танцев, а после него покои заполняли белошвейки и портнихи, чтобы продолжить шить свадебное платье — измеряли, закалывали булавки, намётывали и подрезали, — а Грай два часа стояла на табурете и не смела пошевелиться.
Ей очень нравилось ходить на городской рынок в сопровождении большой толпы, которая называлась свитой. По правую руку неспешно вышагивал сир Хардинг — теперь он вместе с Утером Шеттом и Харланом Хантером охранял её взамен Бриенны. По левую руку, опираясь на клюку, семенила септа, зорко следя, чтобы молодые люди вели себя прилично. Гелла Боррелл, внучка лорда Годрика, срочно прибывшая с Милой Сестры специально, чтобы стать подружкой Грай, сама с любопытством кидалась от прилавка к прилавку, за что получала от септы тычки клюкой пониже спины.
