То есть еще четыре больших звезды — «Данко», три малых — третьему звену, и одна — первому.

Таким образом всего у нашего отряда к вечеру должно было оказаться шестнадцать звезд, а во внутреннем зачете — первое звено лишь на балл опережать второе. Но на стенде в отрядном уголке почему-то отразилось иное: семнадцать звезд у «Данко» и равенство — по тринадцать — в противостоянии двух лидирующих звеньев. Спрашивается, откуда лишнее очко?

— Так это же тебе присудили, за повторный вызов на флаг! — сообщила в ответ на наше с Младшим недоумение Марина. — Не слышал — я объявляла? Так старший вожатый решил.

— Перовскую тоже два раза вызывали — значит первому отряду также дали звезду? — уточнила присутствовавшая при этом разговоре Стоцкая.

— Вечерняя линейка не считается, — пояснила ей между тем Марина.

— А разве вызов на флаг — само по себе не достаточное поощрение? — некстати заметил тут мой юный пионер.

— Предлагаешь эту звезду убрать? — усмехнулась вожатая. — Отрядную — не могу, а у звена могу балл и снять…

— Нет, нет! — поспешил вмешаться проходивший мимо и тоже задержавшийся у уголка Толик Степанов. — Заслужили — пусть висит!

— Но если Резанцев настаивает… — лукаво улыбнулась Марина.

— Я тебе настою! — в поясницу нам стукнул чей-то кулачок. Мы обернулись: сзади оказалась наша сегодняшняя триумфаторша Захарова.

— Ни на чем я не настаиваю, — буркнул Младший.

— То-то же! — задорно подмигнула ему Мила. — Резанцев, ты, кстати, на дискотеку идешь? — как бы между прочим поинтересовалась затем она.

— А сегодня что, снова дискотека? — кажется, растерялся мой юный пионер. — Я думал, кино…

— Але, Варшава! Кино было вчера!

Верно: накануне вечером в клубе нам показывали «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен» — великолепную комедию про пионерский лагерь, очень в тему! В ходе просмотра я, правда, несколько раз ловил себя на мысли, что сочувствую не раздолбаю Косте Иночкину с друзьями, как когда-то в детстве — а наоборот, товарищу Дынину. Всего-то и просил, бедолага, чтобы через речку не прыгали — и остался непонятым!..

Через речку, через костер…

— Ну… — с сомнением протянул тем временем Младший. — Может, и пойду…

«Ты же не против?» — с некоторой опаской уточнил он у меня.

«Давай сходим», — не стал возражать я.

— Да, пойду, — заручившись моим согласием, кивнул юный пионер.

— Вы это слышали?! — воскликнул оказавшийся неподалеку Вовочка. –Девки, записывайтесь в очередь на белый танец! Свободные места еще есть!

— Кто тебе такое сказал? — неприязненно прищурился на него Младший и, не дожидаясь ответа, зашагал в палату, переодеваться.

В самом деле, не в трениках же идти на танцы!

Юг Московской области, 8 июня 1985 года

Не знаю, как с этим обстояло дело в других пионерлагерях, но в «Полете» в 1985-м, как, впрочем, и в годы, непосредственно ему предшествовавшие, на вечерних дискотеках проигрывались исключительно отечественные музыкальные композиции. В прошлый на моей памяти мой сюда приезд — в 83-м — кто-то мне говорил, что это личное распоряжение тогдашнего начальника лагеря Веретенникова. Но того сменил Горохов, а ничего так и не поменялось.

Правда, потчевали октябрят и пионеров все же не сплошь какими-нибудь там Пугачевой с Боярским — звучали достаточно популярные тогда у советской молодежи группы и исполнители: такие как «Форум», «Круг», «Пламя» и «Цветы». Или, скажем, Михаил Муромов — еще до своего «яблочного-на-снегу» периода. Именно под его бесконечное «Флюгер, флюгер. Я — флюгер, флюгер, флюгер…» мы с Младшим и вошли сегодня в клуб.

Еще два слова об организации самого действа. На нем даже имелся своего рода диджей — эту почетную роль исполнял лагерный радист, студент лет двадцати, тот самый, что отвечал за сигналы горна — но никаких дисков он никуда не ставил: играл кассетник с заранее подобранным репертуаром. Принимались и заказы — для этого наготове имелся второй магнитофон — но лишь в исключительных случаях, обычно как подарок кому-то ко дню рождения, причем требовалось подтверждение праздничной даты вожатым. Если же запись крутилась своим чередом, то порядок был таков: три-четыре быстрые песни, под которые на танцполе (который, конечно, так здесь никто не называл) скакали почти исключительно малыши, затем одна медленная — тут большинство мелких сдувало, словно ветром, а с кресел и сдвинутых к стенам лавочек, разбившись на парочки, высыпали ребята постарше. И так по кругу. Конкретные песни, конечно, в течение одного вечера не повторялись, но последовательность выдерживалась четко.

Касательно «медляков», кстати, в «Полете» существовало негласное правило — якобы, как утверждалось, уходившее корнями еще в этикет дореволюционных балов, но это, конечно, вряд ли. Один раз на танец мог пригласить кто угодно кого угодно — без каких бы то ни было последствий. А вот два «медляка» подряд или три за вечер — это уже означало, что вы заявляете о себе как о паре — в романтическом смысле. Для кавалера такое могло закончиться и дракой — если находились желающие оспорить его притязания — правда, всегда дракой честной, один на один. Знаю случаи, когда бедовые девчонки специально подставляли так парней, однажды неосторожно с ними протанцевавших — сами приглашали тех повторно, на «белый танец». Отказы случались редко, синяки и шишки — зачастую.

…Свободных кресел было не так много, однако большого труда найти себе место нам не составило. Усевшись, мы окинули внимательным взором освещенный лишь вспышками светомузыкальной установки зал. Приметили неподалеку Захарову, Трефилову с Авдеевой, Абашидзе с Ласкер и Гриценко, но без Стоцкой, еще несколько девчонок из отряда. Были тут и наши парни — Громов, Степанов, «Кржемелик»-Усов, может, и другие — всех не углядеть.

Я надену костюм домино,

Будут танцы и будет кино,

Под веселым дождем конфетти,

Будут розы на платьях цвести…[1]

— загремело между тем из колонок.

— Привет, каратист! — почти одновременно раздалось у нас над ухом.

Младший обернулся: из соседнего кресла скалился Игонин — еще четверть минуты назад его там и в помине не было.

— Привет, — без особого энтузиазма бросил мой юный пионер.

— Ну что, когда? — отреагировал на это не очень понятным мне вопросом Васек.

— Что — когда? — не сообразил, о чем речь, и Младший.

— Когда научишь меня каратэ, как обещал?

— Э…

— Каратэ-до — это путь, — поспешно пришел я на помощь замявшемуся себе-тринадцатилетнему. — Можно идти им всю жизнь — и на смертном одре понять, что все еще находишься в самом начале! И ты хочешь одолеть его за какие-то одно-два занятия? — ехидно усмехнулся я первоотряднику.

— Почему за одно-два? — несколько сбавил напор тот, но вовсе на попятный все же не пошел. — Если надо — могу хоть каждый день тренироваться!

— Это со здешней-то плотной программой мероприятий?

— Завтра утром, например, в плане ничего нет, — заявил Васек. — Вот и можем начать!

— Завтра? — я призадумался. Кажется, следующий день у нас и впрямь обещал быть свободным от общественных дел. С другой стороны, повод ли это тратить его на Игонина? С третьей — мне и самому не помешало бы проверить, на что способно мое нынешнее тело, а лучшего способа познать себя, чем хорошая тренировка, придумать сложно… — Хорошо, — кивнул я. — Если вожатые с утра никуда не припашут — завтра в десять можем попробовать.

— Отлично! — просиял первоотрядник. — Только еще одно… — тут уже он что-то вдруг совсем не характерно для себя замялся.

— Что такое? — нахмурился я.

— А можно я мою Юльку с собой возьму? Она тоже хочет поучаствовать.

— А ты, значит, ей проболтался! — хмыкнул я. Вот, кстати, и повод послать собеседника подальше, задайся я такой целью… — Мы же договорились — никому ни слова! — напомнил с укором.