— Уже готово? — зачем-то переспросил я.

— В десять — Сбор дружины, — напомнила мне девушка. — Все должны быть в парадной форме!

— Понял, иду.

Рубашка оказалась не только выстирана и тщательно выглажена — на левом рукаве, над шевроном, даже была нашита пластмассовая красная звездочка, положенная мне как заместителю Председателя Совета отряда.

— Спасибо, — поблагодарил я Марину.

Интересно, это она сама возилась с рубашкой, или попросила кого-то? Впрочем, какая разница — в любом случае я был ей весьма признателен.

— А теперь объясни, что за представление ты вчера устроил? — строго потребовала вдруг девушка.

— Я? Представление? — первое, о чем мне подумалось — это о случившемся на Сборе отряда — но ту тему мы же с Вадимом, вроде как, закрыли? Или наши вожатые между собой не общаются?

— А как еще назвать твою погоню за зайцем? — всплеснула руками Марина.

А, вон она о чем! А я уже и забыл почти о том своем конфузе. Выкинул его из головы еще вчера — но лишь после того, как придумал, что скажу при случае в свое оправдание.

— Дело совсем не в зайце, — доверительно заглянув в глаза вожатой, проговорил я. — Понимаешь… — разорвав контакт взглядов, я «застенчиво» потупился. — На меня вдруг накатила тошнота. Со мной так иногда бывает — переходный возраст, перестройка организма, все дела… Родители водили ко врачу, тот сказал: ничего страшного, скоро все само пройдет. Но пока — время от времени случается. Ну я и подумал, что извергнуть наружу содержимое желудка на глазах у всего отряда — плохая идея. Вот и отбежал в кусты. Не за каким не за зайцем — просто с чужих глаз долой. Прости, я не сообразил, как это со стороны будет выглядеть… — снова поднял я «честные» глаза на собеседницу.

— Я смотрела твою медсправку — там про это ничего нет, — заметила Марина — но уже не сурово, а скорее с сочувствием.

А зачем смотрела, кстати? Проверяла, не псих ли я с диагнозом?

— Так это же не болезнь, — развел я руками. — Просто я расту. Доктор сказал, все примерно через такое проходят, кто-то раньше, кто-то позже…

— Может, тебе все же в изоляторе показаться? — не унималась вожатая. — Наша Зоя Давыдовна — очень опытный врач! Она еще мою маму лечила, когда та была пионеркой!

Так себе рекомендация, сказать по правде…

— Говорю же: я был у доктора! — уже с легким нажимом повторил я. — Со мной все в прядке! И обещаю, что больше подобное не повторится!

— Как же ты можешь это обещать? — резонно спросила девушка. — А если снова прихватит?

— Больше убегать не стану, — заявил я. — И если все же вывернет — так и быть, схожу для галочки к Зое Давыдовне. Но вчера меня, кстати, в итоге не вырвало — пока продирался через заросли, отпустило!..

— Ну… ладно, — не без сомнений, но согласилась с моим предложением Марина.

— Ребятам только не рассказывайте — а то засмеют, — попросил я на всякий случай.

— Конечно, — кивнула вожатая. — За это не переживай.

— Еще раз спасибо за рубашку! — не преминул сказать на прощанье я.

— Носи на здоровье — и старайся больше не пачкать!

— Хорошо…

«Горазд же ты врать!» — хмыкнул Младший, когда мы вышли из вожатской.

«Ты это о чем?»

«О тошноте и переходном возрасте! Надо же такое придумать!»

«Особо и придумывать не пришлось, — усмехнулся я. — Разве что чуть-чуть поторопить события. Так что будь готов: меньше чем через год тебя это как раз ждет. На 23 февраля, стоя в почетном карауле у вечного огня, чуть в обморок не упадешь! Кто-то из учителей вовремя вмешается, быстренько тебя заменит. Родители узнают — переполошатся, потащат в поликлинику. А дальше — все, как я сказал. Диагноз: переходный возраст. Рекомендации: больше дышать свежим воздухом, поменьше сидеть над учебниками. Почти так и написали — я потом этой справкой в школе пытался козырять, но не прокатило…»

«У тебя — и не прокатило?»

«У тебя не прокатило».

Несколько секунд Младший молчал — должно быть, обдумывая услышанное.

«Ладно, учту», — неопределенно бросил он затем.

* * *

Вскоре после завтрака, за которым нас потчевали вязкой пшенно-рисовой кашей под, по-моему, очень советским названием «Дружба» — в детстве одной из моих любимых, кстати, да и сейчас пошедшей «на ура» — нам было велено переодеться в парадную форму — ясное дело, с алыми галстуками — и построиться в две шеренги перед корпусом.

— Объявляю распорядок дня на сегодня, — обратился к отряду Вадим. — В 10:00, то есть прямо сейчас — Сбор дружины. В 17:00 — торжественная линейка, посвященная открытию смены. По ее окончании у вас будет свободное время, которое можно посвятить записи в кружки и библиотеку, а также в спортивные секции. После ужина, в 20:00 — кинофильм.

— А какой? — спросил кто-то из строя.

— Пока не знаю, — пожал плечами вожатый. — Список на всю смену появится только к вечеру. На ужин пойдете — увидите: обычно он на стене столовой висит, прямо над стендом с меню.

— Лучше бы дискотека, чем кино — все равно из года в год одно и то же показывают! — посетовала чернобровка Майя Абашидзе.

— Танцы будут завтра, — утешил ее Вадим. — Еще есть вопросы? — обвел он взглядом строй.

Более голоса никто не подал.

— В таком случае: отряд, напра-во! — подал команду вожатый. — В клуб шагом марш!

Никакой это, конечно, был не марш — просто передвижение парами. Выстроены мы теперь были по звеньям, и рядом со мной шел Толик Степанов. А вот Яна Казанцева держалась от нас на удалении — после ночных событий мы не перекинулись с ней и полусловом. В общем-то, ситуация тут была не такой однозначной и очевидной, как предыдущая, с Трефиловой и Игониным: девочку я, конечно, выручил — рискуя вызвать недовольство товарищей по палате — но сперва сам же и подловил, да и она пришла к нам отнюдь не с добрыми намерениями… Словом, обычная лагерная канитель, где, по-хорошему, никто никому ничем не обязан… А то Младший, кажется, снова ждал благодарности — как и вчера от Инги. Напрасно, скорее всего.

— Резанцев, гляди: заяц! — громко крикнул кто-то сзади.

Машинально я вскинул голову: мы проходили как раз там, где вчера я необдуманно рванул в кусты — только теперь дело было при ярком свете дня. Никакого зайца нигде, кажется, не наблюдалось.

— Убежал! — я наконец узнал голос Вовочки-«Вахмурки». — Беги, догоняй!

Многие засмеялись.

Подначка не была злой — я ее, по крайней мере, за таковую не посчитал — но Младший ощутимо напрягся.

— Коганов, прекрати ерничать! — вмешалась заботливая Марина — она, конечно, хотела как лучше, но подобное заступничество било по нашему авторитету едва ли не сильнее, чем сама история с зайцем.

«Нужно самим что-то ответить!» — буркнул Младший.

«Ну, если ты настаиваешь…»

— Зря ржете! — усмехнулся я, обернувшись к «Вахмурке», но обращаясь ко всем сразу. — Вы что, не заметили у того, вчерашнего зайца ошейник?

— Какой еще ошейник? — непонимающе нахмурился Коганов.

— С меткой лесничества — какой же еще? Эти зайцы — почти ручные! Их выпустили из специального питомника и просили каждого, кто такого встретит — постараться снять ошейник и прислать по указанному на нем адресу — с указанием, где и когда зайца видели. За вознаграждение! Об этом даже в «Пионерской правде» недавно писали!

— Не было такого в «Пионерской правде»! — запальчиво заявила из головы нашей не замедлившей шага колонны Стоцкая. — Я ее всегда внимательно просматриваю!

— А я, кажется, что-то такое видела! — возразила ей Аля Авдеева из четвертого звена.

Что ж, я почти не сомневался, что кто-нибудь да «вспомнит» — и не ошибся!

— Может, это в «Комсомолке» было, — расширил себе поле для маневра я — а то, отстаивая собственную правоту, Стоцкая еще, чего доброго, попрется в библиотеку штудировать подшивку. — Или даже в «Московской правде» — у меня ее отец выписывает!

— Бред: зайца вообще невозможно приручить: это тебе не кролик какой-нибудь! — с апломбом заявил очкарик Костя Иванов из первой палаты.