Итак, весы. На одну чашу я положила свою так тщательно охраняемую невинность, на другую же Илью, который, что скрывать, нравился мне и даже очень.

Разумеется, понравился он мне не сразу. Постепенно. Я бы даже сказала, что привыкла к нему за этот месяц. Ведь он каждый день был со мной. С самого первого дня. Его внимание льстило. Я часто ловила на себе завистливые взгляды других девчонок и кокетливые на Илье. Но ответной реакции от него на эти взгляды не следовало, или я, в силу своей неопытности, ее не замечала. Но мне казалось, или я попросту хотела в это верить, что я нравлюсь ему настолько сильно, что желания смотреть по сторонам у него не возникнет, ведь он с самого первого дня, там, в столовой, начал говорить мне о любви, и мне хотелось ему верить.

Только вот теперь я уже не была так непоколебимо уверенна в том, что, если я и дальше продолжу ему отказывать, он останется так же сильно, как он говорит, в меня влюблен. Готова ли я подарить ему свою невинность? Тот ли он человек, с которым я проведу всю свою жизнь? Я не знала. Хотя, где-то не подсознательном уровне предполагала, что это не он. Но, тем не менее, терять Илью мне не хотелось. Эгоизм? Нет. Хотя, возможно лишь отчасти.

Я поправила на себе одежду и, поднявшись с кровати, подошла к окну. Октябрь в этом году баловал теплом. И, несмотря на уже установившуюся осень, дни все еще стояли теплые. В свете уличных фонарей блистели золотом уже полностью преобразившиеся деревья. Поежившись, я приобняла себя за плечи. Внутри гнездилась пустота и еще какое-то разъедающее чувство всепоглощающего одиночества. Именно сейчас, глядя на осыпанную природным золотом листву на деревьях, я поняла, что Илья – не мой человек. Потому что мой мужчина никогда бы не посмел требовать от меня близости, не посмел бы настаивать, не посмел кричать, не получив желаемого. Мой человек согласился бы ждать. Ведь мужчины должны совершать подвиги ради своих женщин. А долгое ожидание близости – чем не подвиг? Для здорового молодого мужчины, еще какой. Хотя, это не убийство дракона, не путешествие туда, не знаю куда за тем, не знаю, чем, не добыча жар-птицы или молодильных яблок. Это всего лишь ожидание. И мне кажется, что это гораздо легче, чем те подвиги, на которые шли персонажи знаменитых сказок для того, чтобы добиться расположения своих возлюбленных. И это всего лишь расположение, про секс и заикания во всех этих историях не было. А Илюша яблок молодильных не добыл, дракона не победил, по неизвестному адресу за непонятно чем не смотался, а про жар-птицу я вообще молчу, но вот под юбку ко мне забраться уже готов. А когда пробраться к желаемому не дали, разорался, словно истеричка и ушел, оставив меня в полном раздрайе. На мои чувства ему совершенно плевать. Этот эгоист думает только о себе.

Но, несмотря на все эти мысли в душе было основательно горько. Мне все-таки хотелось тепла и внимания. А Илья говорил о любви, и поэтому именно от него я этого тепла и ждала. Но, по всей видимости, не судьба.

Передумав все, что только можно было, похвалив себя за стойкость, укорив за нее же, я все-таки переоделась в пижаму и отправилась спать. Сон на удивление быстро сморил меня, и в ночных грезах мне привиделось, как Илья целует мои руки и говорит, что будет ждать столько сколько потребуется, ведь такой, как я ему больше не найти нигде и никогда. Что он готов и за жар-птицей, и за молодильными яблочками, и по неизвестному адресу непонятно за чем, и в пасть к самому суровому дракону.

Каково же было мое разочарование, когда наступило утро и я открыла глаза, поняв, что это был всего лишь сон. Что ни на что подобное Илюша был совершенно не готов, а все сказанное им во сне – всего лишь плод моего воображения.

Через неделю мы помирились. Но я все равно поймала себя на мысли, что даже толика тепла, которая раньше присутствовала в наших отношениях, ушла. Почему он остался со мной? Для чего ему это было нужно? Я не понимала. А, может, просто не хотела понимать.

Он видный парень со своими каштановыми кудряшками, белозубой улыбкой и теплыми карими глазами мог заполучить любую. Они сами готовы были на него вешаться. К тому же, он всегда был чисто и модно одет, на запястье часы стоимостью в небольшую провинцию, а в руках брелок от машины. Далеко не каждый студент мог позволить себе ездить в академию на личном автомобиле. Илья мог. Несколько раз, еще в начале сентября он катал меня по вечернему городу, позволяя любоваться огнями прозрачных витрин, вывесок магазинов и баров, да вообще всей городской иллюминацией, что украшала Москву в темное время суток.

Помню, он даже как-то привез меня на смотровую площадку МГУ, а там весь город, как на ладони вместе со всеми его огнями. Помню мы стояли у парапета и целовались. Тогда еще неспешно. Но поцелуи Ильи всегда были напористыми. Не мог он долго сохранять видимость сдержанности.

Все наши последующие ссоры и всплески его взрывного характера должны были насторожить меня, подготовить, так сказать, к неизбежному. Но… Не подготовили.

В середине ноября я улетела домой.

Мне хотелось сделать сюрприз маме, поэтому я ей ничего не сказала, а позвонила дяде Килиму и сообщила, что собираюсь прилететь на пару дней, да и теплые вещи пора было перевозить, поскольку в воздухе над городом уже витало ощущение близкого наступления зимы.

Килим Ярашевич воспринял мою авантюру с энтузиазмом и клятвенно пообещал, что маме не скажет ни слова. Я ему поверила, ведь его слово всегда было твердо, словно сталь. Жаль, что такие мужчины не встречались мне среди нашего поколения. Если бы я такого встретила, влюбилась бы без оглядки. И что-то мне подсказывает, что такой мужчина, как дядя Килим, ни разу не закатил бы мне бабской истерики по поводу отсутствия плотских отношений, а ждал бы столько, сколько потребуется. Почему-то мне казалось, что к такому мужчине и жар-птица сама бы в руки пошла, а суровый дракон при виде него самоубился, а для путешествия в неизвестном направлении непонятно зачем отыскался бы клубочек со встроенным GPS навигатором.

Да, такие мужчины – редкость. И почему только мама этого не понимает…

В аэропорту меня встречала неизменная статуя медведя и, улыбающийся во все тридцать два, Килим Ярашевич.

Я, наплевав на любые приличия, бросилась к нему на шею на глазах у всех прибывших и встречающих:

– Папа!

– Малая.

Его огромные руки сжали меня в медвежьих объятьях. И именно в этот момент я почувствовала себя дома. Запах родного человека, непревзойденное чувство защищенности и понимание, что тебя ждали и тебе рады.

– Как ты тут? – спросила я, когда мои хрупкие косточки перестали сдавливать в тисках.

– По-стариковски, – ответил этот верзила, которому и сорока-то не было.

– Ты так говоришь, словно ты глубокий старец, – рассмеялась я.

– Знаешь что? Вот доживешь до моих лет, поймешь.

Так, шутливо пререкаясь, мы дошли до его машины. Вещей со мной почти не было, ведь именно за ними я и прилетела. К тому же всего на пару дней.

– Надолго? – спросил Килим Ярашевич, выруливая со стоянки.

– Нет, – грустно улыбнулась я. – Соберу теплые вещички и назад.

– Ну, рассказывай, как жизнь московская? Небось, парни за тобой косяками увиваются. Вон, красавица какая.

– Скажешь тоже, – покраснела я, поправляя съехавшую на глаза шапку. – Никаких косяков нет. Есть только один.

– Так, – протянул он. – А это уже интересно.

– А ты разве ничего не знаешь? – удивилась я. – Тебе мама не рассказывала?

Лицо дяди Килима ту же посуровело. С него моментально слетела вся веселость, а из глаз пропал задорный блеск.

– Что-то случилось? – насторожилась я.

– Нет, малая, ничего нового.

– Тогда что с лицом?

– Регина, ты же взрослая девочка и все прекрасно понимаешь. Неужели я должен тебе объяснять прописные истины?

– Поругались? – догадалась я.

– Нет, – грустно улыбнулся он. – Это сложно объяснить. Но я устал. Я столько лет ждал, добивался, что-то доказывал. Я почти превратился в евнуха. Забыл про гордость. Забыл обо всем. В голове только она. Я люблю ее! Но я не могу биться головой о каменную стену вечно. Она вымотала мне всю душу. Я больше не могу. Поэтому хочу, чтобы ты узнала об этом от меня, а не от кого-то другого. Мы с твоей матерью больше не общаемся.