И зачем я только потащилась к этому гадскому адвокату? Лишь настроение себе испортила. А Руслан… Гнида, Руслан, черножопая! Кусок дерьма! Как он мог, после всего, что я вытерпела от него за все эти месяцы, так со мной поступить? Я рассчитывала, как минимум на моральную компенсацию. Но, к тому, что этот недоизвращенец оставит все свое состояние какой-то выскочке из своего прошлого, к такому я вообще готова не была.

Да, если учесть, что он практически все время называл меня в постели ее именем, и я вытерпела это унижение. Не потому, что боялась потерять его деньги, а потому что я до зубовного скрежета боялась потерять его. Пусть и не осознавала этого. Этого долбанного ублюдка, который мне всю душу вымотал! Сердце у меня украл и на куски его порубил. А потом еще безо всякой ответственности за свои гнилые поступки срулил на тот свет, оставив меня разгребать душевное говно.

Даже не помню, когда в последний раз меня что-то задевало за живое, как сегодняшнее оглашение долбанного завещания. Я-то надеялась, что появлюсь в кабинете дружка своего любовника под фанфары, а в итоге… Ушатом помоев по всей морде. И сейчас хочется забиться в какую-нибудь дыру и скулить, жалея себя, словно последняя дрянь.

Откуда-то полезли в голову эти вечные бабские вопросы: «За что он так со мной?» и «Чем я это заслужила?». Ведь все для него было! Как собачонка за ним таскалась! Все от него терпела! Сама себя уважать перестала! А он…

А что он? А он поэтому и не уважал, потому что все сама.

Больно…

И по-бабски обидно…

Я же такой сильной себя возомнила. Думала, что после Никиты никто до сердца моего не доберется. Считала, что надежно спрятала его за каменными стенами где-то глубоко внутри себя. Даже на Сущевского тогда не повелась. Физика наша турецкая не считается. Один раз это было. Правда, стоит отдать ему должное: один такой раз может сотни других стоить. Но… Никита тогда хорошо над слухом и зрением сердца моего поработал – оно стало слепо и глухо к другим, что были после него. Выпил он меня до суха! Я считала неприступной себя, несгибаемой. Той, что сама диктует правила, а другим приходится по ним играть.

Пока мудака этого не встретила! Пока он равнодушием своим мне голову не вскружил! Пока я себя вновь девчонкой провинциальной не почувствовала. Такой, которой много лет назад в Москву эту проклятую приехала. Я ведь совсем на себя нынешнюю похожей тогда не была. Наивная девочка, верившая в принцев и в любовь на всю жизнь. Как у родителей.

Только вот моя сказка в который раз уже разбилась. Правда в этот раз хотелось бы моральной компенсации – я ее заслужила. Хотя, этот урод счел иначе. Все оставил своей Марго, будь она неладна. Вроде и злиться-то на бабу не за что – не виновата она в том, что этот подонок совсем крышей по ней поехал. Мозгами это понимаю. А вот душой смириться не могу никак.

Видимо поэтому сижу в этом баре у стойки уже второй час и глушу виски. Да вот только не вставляет меня что-то никак. Хотя, если учесть, что из закуски у меня лишь лимон, мелко порезанный, тело мое давно уже должно было превратиться в чуть живой полутруп. А оно все не превращается и не превращается.

Вдруг ощутила, как на плечо мне легла тяжелая рука.

«Отлично, теперь еще и изнасилуют в дешевом баре на окраине города. А, может, даже и убьют, – подумала я, горько вздыхая. Только почему-то мысли эти панику не вызвали, а наоборот, принесли облегчение. – Допилась», – заключила я и развернулась к хозяину ладони.

И так мне стыдно в этот момент стало! Из-под густых насупленных бровей на меня укоризненно смотрели темные глаза Владислава Александровича.

– Я был лучшего о тебе мнения, – сказал он, медленно присаживаясь на соседний стул.

Я обернулась на зал и пробежалась по нему взглядом. Небольшой бар, в котором и танцпола-то даже не было. Так, несколько столов и короткая барная стойка. В помещении мы были одни. Вот как ему это всегда так просто удается? Когда я сюда пришла, здесь было полно выпивающих людей, играла приглушенная музыка. Теперь же осталась только я и мужчина напротив меня. Даже бармен куда-то испарился.

– Я не виновата, что ты навесил на меня ярлык, а я ему не соответствую, – грубо огрызнулась я и потянулась к бутылке, чтобы налить себе еще порцию.

– Тебе достаточно, – спокойно сказал незваный гость, с легкостью перехватывая у меня виски и отодвигая бутылку куда-то себе за спину.

– Вот только давай ты не будешь строить из себя моего папочку, ладно? – я начала злиться не на шутку.

– Зачем мне его из себя строить, если он у тебя и так есть. И, поверь мне, если бы он увидел, в каком ты сейчас состоянии, он бы не посмотрел на твой возраст и статус, а вытащил ремень из брюк и всыпал бы тебе по заднице до кровавых полос.

Я подперла щеку рукой и почти легла на стойку, поскольку держать голову ровно сил уже не было.

«Все-таки хороший вискарь попался. Вначале не трогал, а теперь вон как вставило», – от этих мыслей пьяная улыбка расползлась по моему лицу.

– А ты, папа, из этих что ли, из извращенцев? – пролепетала я и неожиданно даже для самой себя расхохоталась до слез. Истерика, наверно. – А то у тебя вон, как глазка заблестели, когда ты про ремень сказал, – и снова взрыв смеха.

Да, знатно меня накрыло. Вроде остатками мозга понимаю это, а вот поделать с телом уже ничего не могу – живет, зараза, самостоятельной жизнью, и к последней работающей клеточке мозга прислушаться не хочет.

Мой визави смотрел на меня спокойно, даже почти равнодушно, пережидая, пока пройдет моя истерика. Почти равнодушно. Потому что на самом деле я знала, что это один из тех немногих людей, которым искренне на меня не плевать.

Тогда у любого нормального человека возникнет резонный вопрос: почему, зная это, я тут строю из себя непонятно кого, напрашиваясь на жалость? А я отвечу: нервы, обида и виски – плохие компаньоны, особенно, если собрать их всех вместе.

Внезапно щеку обожгло. И я поняла, что это Владислав Александрович любовно всек мне по пьяной физиономии, чтобы истерика прошла. Только почему-то получилось еще хуже. Я разразилась слезами. Да так душевно. С криками и воем во все горло, насколько воздуха в легких хватало.

Накипело!

Навалилось!

Сущевский еще с этим его последним проектом словно с цепи сорвался. Будто бы подменили человека. Один из самых адекватных моих заказчиков и верный друг, с которым без обиняков можно поговорить обо всем. А теперь, словно демон в него какой вселился. Нервничает! Орет! Придирается! Я же ему раньше проекты сдавала с закрытыми глазами – все ему нравилось. Без претензий. Он и картинки-то почти не смотрел. А потом что-то случилось. Словно переметнулся человек на темную сторону бытия. Осатанел мужик окончательно! В последние полгода стал совершенно невыносим. Будто другой человек. Почти с самой вечеринки в честь моего дня рождения я Глеба не узнаю. Нет больше моего верного друга. Подменили его все-таки якудза проклятые. Чтоб они все харакири себе сделали. Ведь на месте моего Глеба теперь гондон какой-то!

И Руслан…

При мысли о нем… О том, что его больше нет… Словно пожар в груди разгорелся. И такой болью во всем теле полыхнуло. Словно мне вкололи магнезию, одновременно ударили током, а в каждую часть тела по ножу воткнули. И тело это совсем умирать не собирается, дабы облегчить мне все эти муки. Нет, оно продолжает жить. Жить и чувствовать эту боль. Что не поддается объяснению и в голове не укладывается. А лишь сердце разрывает в мясо на кровавые ошметки.

Пусть не любил он меня никогда! Знала я об этом! Знала, мать его! Как же больно… Только я все равно хотела, чтобы он жил.

Я не провела с ним вместе годы, а считанные месяцы, но это была моя личная сказка. Страшная сказка с печальным концом, лишившая меня сердца и разбившая на осколки мою душу, но накрывшая меня некой наркотической эйфорией. Я порой себя чувствовала членом клуба любителей пожестче. Он меня мордой в дерьмо, а я улыбаюсь. Говорил, что никогда не буду для него важна, а я соглашалась, готовая хотя бы объедки со стола его внимания собирать. Фотки Марго своей при мне рассматривал, рассказывал, как гордится ей, восхищается, а я слушала.