– Ты и есть грязная шлюха, – прохрипел я.

Стоять было все труднее и труднее. Дылда в очередной раз насадила свою голову до самого основания, уткнувшись носом мне в живот, и сделала глотательное движение. От этого основание головки сильно сдавило, и я чуть не кончил тут же. Но это длилось недолго – она тут же выпустила мой член на свободу.

– Сделай так еще, – потребовал я окончательно осипшим голосом.

– Нравится тебе как сосут грязные шлюхи?

– Да, – коротко ответил я, и мы больше не разговаривали.

Дылда накинулась на член, как оголодавший на кусок хорошо прожаренного стейка. Она проглатывала его при каждом погружении, а у меня от этого начало темнеть в глазах.

Кому, на хуй, нужны целки? Целки так исполнять точно не могут. Дылда, как шлюха, могла дать любой бляди сто очков форы. И я долго не выдержал. Схватил ее за гриву и начал долбить ее глотку, второй рукой схватившись за кирпичную стену общаги, как за единственную точку опоры. Еще буквально пара фрикций и горячая сперма выстрелила из члена прямо в горло дылды. Она попыталась отстраниться, но я не дал.

– Глотай, сука, – велел я, не опуская на нее глаз. – Все до капли.

И она глотала.

Когда я понял, что оргазм начал меня отпускать, ослабил хватку на затылке дылды.

– А теперь вылижи его до блеска, – приказал ей. – Он позволил тебе облизывать себя. Нужно быть благодарной и убрать за собой.

И дылда вылизывала мой член, будто он в действительности был самой вкусной конфетой, что она когда-либо держала у себя во рту.

– Достаточно, – сказал я, наблюдая за процессом сверху. – А теперь верни все на место.

И только дылда засунула мой член назад в трусы и застегнула ремень на джинсах, как начал накрапывать дождик, быстро переходящий в ливень.

– Ты отлично сосешь, – сделал комплемент умению дылды. – Думаю, мы подружимся.

И, не дожидаясь ее ответа, отпихнул от себя так, что она полностью рухнула на уже мокрый асфальт. После молча развернулся и пошел к машине. Настроение слегка поднялось.

«Что ж, ципа, я рад, что у тебя такая подруга, – улыбнулся я своим мыслям. – Теперь ты можешь строить целку столько, сколько твоей душе будет угодно. У меня под боком будет услужливая собачонка, всегда готовая предоставить мне в пользование все свои мокрые дырочки», – с этими мыслями я сел в машину и уехал в ночь.

Два дня Илья не встречал меня у общежития. Два дня я не встречала его в академии. Два дня я не находила себе места. Чувство необъяснимой вины боролось во мне с уверенностью, что я поступила правильно.

Я уже говорила, что не была ни недотрогой, ни ханжой. Просто на мою «крепость» пока никто не посягал. Но вот нашелся захватчик. Первый и пока что единственный. И вместо того, чтобы встретить его хлебом и солью, кинуться к нему на шею с распростертыми объятиями, я забаррикадировалась в этой самой крепости и заняла оборонительные позиции, готовая в любой момент открыть огонь по нападающему. А потом, победив и прогнав захватчика, вновь стоять у раскрытых ворот своей крепости и кричать в сторону горизонта:

– Вернись!

Только он, единственный кто осмелился покуситься, ускакал уже слишком далеко, чтобы услышать мой отчаянный вопль.

И что это тогда такое? Раздвоение личности? Какой-то внутренний диссонанс? Почему мне так сильно хочется его внимания, а когда он пытается зайти дальше, что логично, я в ужасе столбенею от его намерений?

Вот мужчины порой жалуются, что они никак не могут понять женщин. Это, спешу сообщить, совершенно бесполезное занятие – ведь даже сами женщины порой не могут понять самих себя. Куда уж противоположному полу?

И это был тот самый случай. Мне хотелось, чтобы Илья неожиданно вышел из-за ближайшего поворота, столкнувшись со мной, и мы, наконец, поговорили. Поговорили спокойно, без эмоций и все выяснили. Пришли бы к какому-то решению вместе. Хотелось бы верить, что положительному.

Но потом я вспоминала те слова, что он сказал мне напоследок, как повел себя перед уходом, и тогда хотелось больше не видеть его никогда. Не встречаться вообще, забыв все, что было, словно сон. Местами сладкий, а местами страшный.

В этом и заключался диссонанс моих внутренних противоречий.

Я шла по коридору академии, уткнувшись в конспект. Предстоящий семинар был для меня слишком важен, чтобы отнестись к нему посредственно. А я, не сказать, что плавала в теме, но и на «пятерку» свои знания не оценивала. В последние пару дней было как-то не до учебы. Я занималась самостоятельным мозговыносом и изощренным самокопанием. Ссора с Ильей как-то уж слишком накренила состояние моего внутреннего спокойствия. Мне, то хотелось обвинить себя во всех смертных грехах, то вдруг в голове мелькала мысль:

«Да как он мог!»

И уж точно никакие схемы, чертежи и терминология в голове моей ни в какую не собирались задерживаться – им там попросту не было места. Там был только лишь Илья. И его обидные слова. Поэтому сейчас старалась хоть что-то еще дополнительно запихнуть себе в голову, пока пара не началась, я максимально не отвлекалась на окружающий мир, а читала подробный конспект в надежде, что он меня спасет. Что написанное на бумаге моей рукой каким-то образом перекочует мне в голову и там закрепится, хотя бы на время предстоящей пары.

– Регина! – внезапно окликнули меня со спины.

Он окликнул! Его голос я узнала сразу. Даже среди гомона других голосов в коридоре академии. Я его узнала бы из тысячи.

Быстрые шаги. Его шаги. Их бы я тоже ни с какими другими не перепутала.

Он шел в мою сторону, а я не оборачивалась. Я просто замерла. Пока он не подошел вплотную ко мне со спины. Я почувствовала его дыхание в своих волосах, как обычно, собранных в тугую косу. Но сам он не касался меня. Лишь воздух, выходивший из его легких. Мы так и стояли, а проходившие мимо люди обтекали нас, словно река, возникший посреди течения камень.

Я забыла, что спешила на лекцию. Забыла о семинаре, на котором хотела блеснуть. Забыла обо всем. Мы стояли посреди коридора и не шевелились.

– И долго ты еще намереваешься бегать от меня? – тихо спросил он, выдохнув вопрос мне в затылок, обжигая кожу своим дыханием.

– Я не бегаю от тебя, – так же тихо ответила я, боясь пошевелиться.

Что же сейчас будет? И как себя вести? Как будет правильно? Оттолкнуть его и попросить, что бы он больше никогда не подходил ко мне? Или рассказать, как сильно я успела соскучиться за эти дни? Ведь я даже не подозревала, что скучала по нему, пока не почувствовала его присутствие за моей спиной. Пока голос его не услышала. Пока он ко мне не подошел. В постоянном диалоге, в котором дискутировали два голоса, принадлежащие оба мне, и представляющие собой два альтер эго моей личности: одна выступающая категорическим противником примирения с Ильей, и вторая, находящая ему миллиарды оправданий. И я не знала к которой из них прислушаться. Ведь доводы, приводимые обеими, были весомыми и находили отклик в моей душе.

А он дотронулся до меня. Положил свои руки мне на плечи и медленно развернул к себе. Между нами больше не было воздуха, лишь только мой конспект. Но и он, по сути, не являлся препятствием. Я чувствовала жар его тела даже через все листы толстой тетради, в которой был записан материал прошедших лекций.

– Ты не звонила, не искала меня, – сказала он, когда наши глаза встретились.

– Нет, – просто огласилась я.

– Почему?

Его руки сомкнулись на моей спине, заставляя мурашки бежать по ней. Илья был моей первой взрослой симпатией и уж от кого, а от себя я это скрывать не собиралась. Но и воспитана я была в старых традициях: мальчики ухаживают, девочки позволяют. Самой позвонить или написать парню первой – это было выше моих сил. Я точно никому не собиралась навязываться. Он сам ушел. Причем так стремительно, что я подумала, будто это наша последняя встреча. И последние два дня, в перерывах между самокопанием, настраивала себя именно на это. Что это конец. И его попросту надо пережить. А тут вдруг выясняется вон что. Я, оказывается, должна была искать его! Звонить ему и писать!