— Хватит, Оливер, — говорю я ему, поднимая руки. — Мы должны выбраться отсюда, пока весь дом не рухнул.

Оливер странно покачивает головой, как будто у него над ухом жужжит муха. Он сгорбился, немного прихрамывая на одну ногу. Тем не менее, его взгляд устремлен на меня, а ладони сжаты в кулаки.

— Никто из нас не уйдет, — говорит он.

Он бросается на меня в последний раз. Его плечо ударяет меня в грудь, как наковальня. Мы хватаемся и бьём друг друга. Я наношу удары по его лицу, уху, почкам, по любой его части, до которой могу дотянуться.

Уголком глаза я вижу, как Аида бьет руками по подоконнику. Нет, не руками — гипсом. Она пытается снять гипс с правой руки. Ворча от боли, она ударяет по гипсу еще раз, разбивая гипс. Теперь она может освободить руку от веревки и начинает возиться с завязками вокруг лодыжек, ее сломанные пальцы неуклюжи, а узлы слишком туго затянуты.

Я теряю ее из виду, когда мы с Оливером снова переворачиваемся, и каждый из нас борется изо всех сил. Мы оба крупные мужчины — я чувствую, как пол опасно трещит под нами. С каждой минутой становится все жарче, воздух такой черный и плотный, что я едва могу разглядеть Аиду.

Она вскакивает на ноги, и я кричу: — Найди пистолет, Аида! Он в одной из комнат....

Но она не сможет его найти. Я тогда не мог развидеть его среди дыма, а теперь он стал в десять раз гуще.

На самом деле, я просто хочу, чтобы она ушла отсюда. Потому что под нами бушует огонь, и у меня такое чувство, что я сейчас провалюсь в ад.

Я обхватываю руками горло Касла и прижимаю его к себе, сдавливая так сильно, как только могу. Его глаза вспыхивают. Он царапает мои руки, нанося удары по лицу и телу, с каждым разом все слабее и слабее. Я крепко сжимаю его, даже когда чувствую, что пол под нами начинает сдвигаться и трещать.

Весь угол комнаты проваливается. Пол становится платформой с горкой, ведущей от двери вниз, в огненную яму, пылающую под нами. Мы скользим вниз, Оливер Касл и я на нем, скользим и падаем в костер, который когда-то был кухней.

Я отпускаю Касла и пытаюсь карабкаться назад, но уже слишком поздно. Я скольжу быстрее, чем могу подняться. Нет никакой возможности спастись. Пока что-то не схватило меня за рукав. Я вижу Аиду, которая одной рукой цепляется за дверную раму, а другой — за мое запястье. Ее зубы стиснуты от усилия, ее лицо — гримаса боли, когда она пытается держаться за раму сломанной рукой.

Я не хватаю ее за руку, потому что вижу, насколько слаба ее хватка. Я не потяну ее за собой вниз.

— Я люблю тебя, Аида, — говорю я.

— Не смей, мама твою! — кричит она мне в ответ. — Хватай меня за руку, или я прыгну за тобой!

Для любого другого человека это была бы пустая угроза.

Аида — единственный человек, которого я знаю, который достаточно упрям, чтобы действительно это сделать.

Поэтому я хватаю ее за руку и тащу себя наверх, как раз в тот момент, когда балки поддаются и вся комната рушится. Оливер воет, падая в пламя. Мы с Аидой выбегаем через дверной проем и взявшись за руки бежим по коридору. По лестнице больше не спуститься, это очевидно. Мы бежим в противоположный конец дома и находим детскую комнату с наклейками в виде парусников, все еще приклеенными к стенам. Старая комната Оливера.

Я поддеваю ключом подоконник и вылезаю наружу, выпуская свежий столб темного дыма. Я свисаю с оконной рамы, а затем падаю вниз. Затем я поднимаю руки, чтобы поймать Аиду.

Она прыгает ко мне на руки, на ней по-прежнему только один кед.

Пока мы бежим прочь от дома, я слышу далекий вой сирен.

Я тяну Аиду по дороге к джипу. Аида вырывает свою руку из моей хватки, крича: — Подожди!

Она бежит в противоположном направлении, мимо адского пламени дома, по песку к воде.

Она останавливается, наклоняется, чтобы поднять что-то, свою сумочку.

Затем она бежит обратно ко мне, ее белые зубы блестят на фоне грязного лица, когда она ухмыляется мне.

— Нашла! — говорит она с триумфом.

— Я могу купить тебе новую сумочку, — говорю я ей.

— Я знаю, — говорит она.

Я собираюсь завести двигатель, но есть кое-что, чего я тоже не могу ждать ни секунды.

Я хватаю Аиду и целую ее, ощущая вкус крови и дыма на ее губах.

Я целую ее так, будто никогда не отпущу.

Потому что не отпущу. Никогда.

29

. Аида

Мы с Каллумом сворачиваем на главную дорогу как раз в тот момент, когда пожарная машина с ревом проносится по дорожке, направляясь к пляжному домику Касла — или тому, что от него осталось, во всяком случае.

Я вижу лица пожарных, когда наша машина проезжает мимо их грузовика — они смотрят на нас сверху вниз, подняв брови, но не в силах остановить наше бегство с места происшествия.

— Что за чертова поездка! — кричу я, мое сердце все еще скачет, как скаковая лошадь. — Ты знал, что Олли настолько сумасшедший? Я думала, он обычный псих, типа «я не хочу, чтобы к моей еде прикасались» или «разговаривать с собой в душе», а не как в «Сиянии».

Каллум ведет машину слишком быстро, руки сцеплены на руле. Удивительно, но он ухмыляется почти так же, как и я. Может быть, мой строгий муж действительно начинает получать удовольствие от наших приключений?

— Не могу поверить, что нашел тебя, — говорит он.

— Да, черт возьми! Ты нашел мой кед?

— Да, я нашел его! И я вспомнил, — он смотрит на меня, его голубые глаза блестят на фоне дымчатой кожи. Не знаю, как я могла подумать, что его глаза холодные. Они чертовски красивы. Самые потрясающие глаза, которые я когда-либо видела.

Еще более поразительным является тот факт, что он понял меня, что он помнит наш разговор. Для меня это значит едва ли не больше, чем то, что он пришел меня спасать.

— Вообще–то, у меня где-то здесь есть второй, — говорит Кэл, поворачиваясь, чтобы обыскать заднее сиденье.

— Следи за дорогой! — говорю я ему. Через минуту я нахожу кед и снова надеваю его на ногу. Теперь он комично чище другого, так что они больше не выглядят одинаковыми.

— Ну вот, — говорю я. — Я снова полностью одета.

Взгляд Кэла останавливается на моей обнаженной левой руке.

— Не совсем, — говорит он.

— О, черт, — говорю я сердито. — Я забыла об этом.

— Оно осталась в доме? — спрашивает Кэл.

— Да. Но Оливер разбил его.

— Я не думаю, что кольцо пережило бы пожар в любом случае, — говорит Кэл. Он сжимает рукой мое бедро. — Не волнуйся об этом. Я все равно хотел подарить тебе другое. Ты же знаешь, что я не выбирал это.

— Я знаю, — усмехаюсь я. — Я хорошо узнаю вкус Имоджен.

Кэл сворачивает на шоссе, снова направляясь на север к городу.

— Тебе лучше позвонить своим братьям, — говорит он. — Они думают, что Зейджак украл тебя.

— Возможно, мне было бы лучше, если бы он это сделал, — говорю я, сморщив нос. — Честно говоря, я думаю, что его речи злодея были лучше. Он настоящий злодей, понимаешь? В то время как Оливер был таким плаксивым, с чувством вины... типа Господи, чувак, зайди на Тиндер, и завязывай с этим.

Каллум смотрит на меня секунду, а потом начинает смеяться так сильно, что его плечи трясутся.

— Аида, ты сошла с ума, — говорит он.

Я пожимаю плечами.

— Просто полезная критика.

Я набираю номер Данте, но трубку берет Неро.

— Аида? — говорит он.

— Да, это я.

— Слава гребаному аду. Я думал, что мне придется выезжать туда через секунду.

— Зачем, где ты сейчас?

— В больнице. Данте ранен. Но он в порядке! — поспешил добавить он. — Зейджак попал ему в бок, он не задел ничего важного.

— Вот дерьмо! — прорычала я. — Он заплатит за это.

— Он уже заплатил, — безразлично говорит Неро. — Он мертв. У Данте прицел лучше, чем у Мясника.

— Мертв? Ты уверен?

Кэл смотрит на меня, следя за моей частью разговора, но в равной степени не веря.