Хлопаю за собой дверью, чтобы еще больше разозлить его, и отправляюсь в класс, надеясь, что Джек будет слишком раздражен, чтобы снова заехать за мной после занятий.

Во время лекций я заглядываю в телефон, чтобы проверить, не написали ли мне братья. Или Кэл. Я знаю, что они охотятся за Мясником.

Надеюсь, они все вместе, что бы они ни делали. Зейджак пугает меня. Знаю, откуда он взялся. Есть разница между воспитанием в криминальной семье и борьбой за свое место в криминальном мире. Мясник играет в игру, чтобы победить или умереть. Для него нет середины.

Поэтому я рада, что мои братья вместе.

Но раздражает, что меня опять оставляют в стороне происходящего. Сегодня утром я потребовала, чтобы Кэл взял меня с собой, но он отказался еще до того, как я произнесла эти слова.

— Нет, Аида. Мы понятия не имеем, где находится Мясник и как далеко он планирует зайти. Мы можем попасть в засаду, где бы мы не оказались.

— Тогда зачем ты идешь? Пошли кого-нибудь другого. Например, Джека, — с надеждой сказала я.

— Это не работа мальчика на побегушках. Зейджак не валяет дурака. Он не просто стрелял в нас прошлой ночью, он ранил двух копов. Мы понятия не имеем, как далеко он планирует зайти.

— Я знаю людей, которые знают его людей. Я могу помочь, — настаивала я.

Каллум схватил меня за руку, достаточно сильно, чтобы причинить боль. Голубые глаза впились в меня, пристально и неотрывно.

— Ты и близко не подойдешь к нему, Аида. Да поможет мне бог, я запру тебя в шкафу на месяц, прежде чем позволю бродить по Малой Украине, разговаривая с барменами и стриптизершами.

Когда кто-нибудь говорит мне, чего я не могу сделать, желание сделать это возрастает в сто раз.

Каллум увидел вспышку бунтарства в глазах и вздохнул, чуть ослабив хватку на руке.

— Обещаю , как только что-нибудь узнаю, сразу же позвоню тебе.

— Или напишешь, — потребовала я.

Каллум кивнул.

— Обещаю, — сказал он.

Я отпустила его, но не стала сразу же бросать занятия и ехать в Малую Украину. Если бы мне нужна была информация о Мяснике, туда бы я все равно не поехала. У меня есть зацепки куда лучше.

Но пока что мне приходится торчать на Сравнительном литературоведении, полностью игнорируя анализ феминистских персонажей в романах Остин. Вместо этого гадаю, что имел в виду Неро, когда написал мне сообщение:

Мы нашли стрелка. Есть наводка и на старого ублюдка.

Я отвечаю ему, но он больше ничего не присылает.

Урок заканчивается внезапно — так мне кажется, когда я рассеянно смотрю в окно.

Подхватив охапку учебников, не потрудившись убрать их в сумку, выхожу на улицу и рысью пересекаю кампус в направлении западной парковки, где должна встретиться с Нессой и нашим отвратительным шофером.

Когда я уже подошла к нужному месту, раздался мужской голос: — Тебе нужна помочь донести все эти книги, маленькая леди?

На секунду мне показалось, что это Каллум. Не знаю, почему — он не делает банальные жесты, как какой-нибудь услужливый ковбой. Когда я оборачиваюсь, вместо этого меня встречает загорелое, ухмыляющееся лицо Оливера. Он весь в синяках там, где Каллум его отделал. Темная линия по центру губы пересекает место, где губа рассеклась.

— О, — говорю я, раздражаясь. — Это ты.

— Не совсем то радостное приветствие, на которое я рассчитывал, — говорит Оливер, не отставая от меня.

— Что ты здесь делаешь? — требую я. Он уже давно закончил учебу, у него нет причин торчать здесь.

— Пришел поговорить с тобой.

Оступившись, я наступаю на камень, спрятанный в траве, и моя лодыжка неловко подворачивается.

— Ай! Черт! — шиплю я, слегка спотыкаясь.

— Осторожно, — говорит Оливер, ловя меня за локоть.

— Я в порядке, — говорю, пытаясь отдернуть руку. Но теперь слегка прихрамываю. Не думаю, что это растяжение, просто это такая штука, когда она немного болит, и тебе приходится посидеть минутку.

— Иди сюда, — говорит Оливер. — Присядь на секунду.

Он уводит меня прочь от парковки, к подземному переходу, в начале которой стоит каменная скамейка, частично скрытая под навесом.

Оливер такой большой и властный, что я не могу отстраниться, не причинив себе вреда. Я опускаюсь на скамейку. Оливер садится рядом и почти вынужден прижиматься ко мне из-за тесноты. От него всегда пахнет хорошим одеколоном, но. Сейчас он немного перестарался с ним.

— Не могу остаться, — говорю ему. — Меня ждут.

Я снимаю кроссовок и пытаюсь размять лодыжку.

— Пусть подождут минутку, — говорит Оливер.

Он берет мою ногу и тянет к себе на колени, разминая и массируя лодыжку. Ощущения приятные, но я не хочу, чтобы у него возникла неправильная мысль. Поэтому через минуту говорю: — Хорошо, спасибо, — и убираю ногу обратно.

Оливер смотрит своими большими карими глазами, выражая упрек.

— Аида, то, что ты сделала, ранило меня до глубины души. Ты знаешь, как это было больно — увидеть твою фотографию в гребаном Facebook, где ты в чертовом свадебном платье? Стоящей рядом с ним?

Сделав глубокий вдох, я пытаюсь быть терпеливой.

— Мне жаль, Оливер. Всё произошло внезапно. Я и сама была очень удивлена.

Не знаю, как объяснить ему, не сказав лишнего. Все, что могу сказать, неубедительно: — Я поступила так не для того, чтобы причинить тебе боль.

— Но ты причинила боль мне. Ты все еще причиняешь страдания. Ты убиваешь меня каждый день.

Я вздохнула, одновременно виноватая и раздраженная. Оливер может быть немного... драматичным.

— Я даже не знал, что ты с ним встречалась! — кричит он.

Я прижимаю костяшки пальцев ко лбу. Моя лодыжка пульсирует. На самом деле здесь довольно холодно, вдали от солнечного света и рядом с холодным цементным туннелем.

Мне стыдно за то, что я бросила Оливера, правда. Странно все получилось. Он ведь никогда не делал ничего плохого. Брал меня с собой в поездки, покупал тысячи подарков, говорил, как сильно любит меня.

Все начиналось как случайная интрижка. Не думала, что представитель загородного клуба, сверх капиталистический финансист будет так настойчиво добиваться меня. Мне казалось, что Оливер просто хотел, чтобы с ним трахнулась плохая девочка. Надоело, что Мэдисоны и Харперы со всего мира отказываются смотреть в глаза во время секса.

Два лета назад мы случайно оказались на одной и той же вечеринке. Сначала мы бурно целовались в лодочном домике, потом он попытался засунуть руку в мое бикини, и тогда я толкнула его в озеро.

Через пару недель мы снова встретились на вечеринке в Уикер Парке. Он отчитал меня за историю с озером, я сказала, что ему повезло, что мы плавали, а не занимались альпинизмом.

На следующий день он прислал букет из трехсот розовых роз в дом моего отца.

С тех пор все и началось. Он продолжал добиваться меня этими роскошными, экзотическими жестами, и какое-то время я соглашалась. Ужины, танцы, поездки на уик-энд. Но я не воспринимала его серьезно. Сомневалась, что он захочет привести дочь гангстера домой, чтобы познакомить с мистером и миссис Касл. Даже среди его друзей можно было заметить, что иногда он гордился возможностью похвастаться мной, иногда нервничал, как будто я могла вытащить нож и пырнуть кого-нибудь.

У меня было желание, раз или два. Некоторых из друзей Оливера я уже знала — ведь они входили в различные круги тусовщиков, преступников и богатых наследников Чикаго.

Не все были плохими. Но некоторые из потенциальных представителей высшей прослойки вызывали у меня желание проткнуть себе барабанные перепонки, лишь бы не слышать их идиотизм.

Кроме того, меня немного пугало, когда спустя пару недель Оливер признался мне в любви. Он назвал меня богиней, ангелом, единственным настоящим человеком на земле.

Странно, потому что я не ангел.

Он сказал, что мы — родственные души, но для меня он был просто еще одним парнем — иногда веселым, иногда хорошим в постели, но едва ли парнем, не говоря уже о лучшем друге или родственной душе.