Ибор начал медленно расстегивать платье Эллейн, но остановился, почувствовав, как она напряглась.

— Что такое?

— Давай не сегодня, — прошептала девушка, перехватывая его руку.

Мужчина, нахмурившись, развернул Эллейн лицом к себе и, моргнув, мгновенно сменил облик, превратившись в императора, и довольно рассмеялся, увидев, как она вздрогнула.

— Может быть, тебе хочется так? — усмехнулся Ибор, проведя кончиками пальцев по участку обнажённой кожи, показавшемуся между расстёгнутых пуговиц платья.

— Я уже говорила — мне не нравится, когда ты спишь со мной в его образе, — ответила Эллейн ледяным голосом, и Ибор, моргнув, вновь стал собой.

— Я думал, ты любила Эдигора.

Девушка поджала губы.

— Так и было. Давно.

— А сейчас?

Мужчина, подняв руку, намотал локон Эллейн себе на палец, не отрывая взгляда от её спокойного лица.

— Ты знаешь, Ибор. Сейчас я люблю только тебя, — ответила она, едва уловимо улыбнувшись.

— Тогда докажи.

Чуть позже, когда всё закончилось, Эллейн с горячностью прошептала, заглядывая в глаза Ибора:

— Не забудь — завтра в первую очередь я должна убить Ленни.

Он рассмеялся и, погладив Эллейн по раскрасневшейся от страсти щеке, ответил:

— Конечно, дорогая. Как же иначе?

.

Примерно в это же время в императорском замке стоявший у окна Эдигор пытался сосредоточиться на докладе Люка, но получалось у него плохо.

— Ленни и Аравейн утверждают, что Повелитель Робиар сможет помочь нам поймать Нерша, используя магию крови… — голос друга доносился до Эдигора словно бы издалека. Император вздохнул, стараясь вернуть прежнюю сосредоточенность.

Всё из-за той девушки с серыми глазами и волосами, похожими на гнездо сумасшедшей птицы. Ему почему-то хотелось всё бросить и немедленно побежать за ней, чтобы спросить… что? Эдигор не знал. Для начала, наверное, хотя бы имя.

Император отвернулся от окна и увидел, что в зал для приёма посетителей заходят принцесса Эмиландил и Повелитель.

Оба выглядели взъерошенными и странно, робко улыбались. Опустив глаза, Эдигор заметил, что Робиар держит дочь за руку.

— Милли? — воскликнул избранник принцессы, шагнув вперёд и невольно сжав кулаки. Орк, тролль и гном, стоящие возле него, сразу напряглись.

— Всё в порядке, Браш, — ответила Эмиландил, а потом, повернувшись лицом к отцу, опустилась на колени.

Это был очень древний обряд. Благословения на брак тёмные эльфы всегда просили у родителей или опекунов, а затем — у Повелителя, опустившись на колени. И все присутствующие знали об этом. Поэтому секунду спустя Браш, поколебавшись, встал на колени рядом с Эмиландил.

Ещё мгновением позже Робиар, положив ладони на головы дочери и её избранника, запел старинную песнь благословения. Его руки неярко, ласково засветились, посеребрив и без того серебряные волосы Эмиландил и превратив Браша на несколько секунд в поседевшего старика.

Песнь длилась всего полминуты, и когда Повелитель замолчал, Эдигор, улыбнувшись, сказал:

— Благословение получено, принцесса. И я присоединяюсь к вашему отцу. — Император кивнул и вышел из зала для приёма посетителей.

Эмиландил же, встав с колен, тихо спросила у Робиара, чтобы этого не слышал никто, кроме них:

— Неужели ты действительно хочешь свергнуть Эдигора? Мне ещё в детстве казалось, что у вас нормальные отношения. Тогда зачем было похищать Линн?

Он рассмеялся и ответил так же тихо:

— Думаешь, мне кто-нибудь поверил бы, если бы я сказал, что хочу вернуть к жизни свою жену-человечку? Аравейн предупреждал меня, что в любом случае ничего не получится, но я его не послушал. Я надеялся, что при помощи её силы смогу если не воскресить Леми, то хотя бы увидеть её ещё раз. Чтобы попрощаться.

— И ты собирался убить Линн? — прошептала Эмиландил, не отрывая взгляда от напряжённого лица Повелителя. К облегчению принцессы, он покачал головой.

— Нет, я хотел только отнять силу. — Робиар усмехнулся. — Это было весьма глупо.

Эмиландил вздохнула.

— Знаешь, мне кажется, Виан и Тимирей вовсе не обрадуются моему возвращению в Эйм, да ещё и с Брашем под ручку.

Повелитель улыбнулся и ласково сжал плечо дочери.

— Я думал, ты давно не боишься их, Эми.

Принцесса рассмеялась, а потом сделала то, чего не делала ни разу в жизни — весело подмигнула своему отцу.

— Я и не боюсь, папа. Но они-то боятся…

Странствуя между мирами, ты хранишь в себе память о каждом моём воплощении. И в назначенный час мы узнаем друг друга по первому прикосновению…

Fleur. «Память»

В императорском дворце не было полноценного храма ни Дариды, ни Айли — так называли небольшое помещение, куда можно было прийти при необходимости. Что-то вроде святилища.

Храм Дариды нашёлся на минус первом этаже, под землёй, возле лестницы. Стражники охотно показали дорогу, да и мне заблудиться было трудно — увидев чёрную дверь с вырезанным на ней символом богини Смерти, я сразу повернула туда.

Если символом Айли был венок из цветов, то знаком Дариды изображали зажжённую свечу. Мне всегда казалось это правильным. Ведь к Айли приходили радоваться, а к Дариде — скорбеть.

Сейчас я не собиралась скорбеть. Мне просто нужно было именно туда, в храм богини Смерти. Почему?..

Что ж, надеюсь, я смогу это объяснить.

Вздохнув, я толкнула массивную чёрную, будто обожжённую, дверь, и едва не закашлялась, когда застоявшийся, полный пыли воздух попал в лёгкие.

Помещение было небольшим, площадью метров восемнадцать-двадцать. Тёмный камень на полу и стенах, вместо окна на правой стене — решётка, за которой, как только я вошла, засиял магический свет, видимо, чтобы я не упала в темноте. Впереди, как и полагается, стояли несколько подставок под свечки и сама статуя Дариды.

Она всегда изображалась в длинном, до самого пола, плаще с капюшоном. Голова наклонена так, что не видно лица, руки протянуты вперёд, на них — зажжённая свеча. В отличие от Айли, светловолосой, в белоснежном, почти свадебном, платье с цветочным венком на голове и открытым, нежным лицом, Дарида была именно такой — таинственной, закутанной в плащ, безлицей и скорбящей.

Но сейчас кое-что было неправильно — свечка в руках у богини не горела, и это странно, поскольку огонь обычно поддерживали при помощи магии.

Вздохнув, я сделала шаг вперёд и, взяв в руки волшебную «зажигалку», которая всегда лежала в храмах Дариды рядом с подставками для свечек, поднесла загоревшийся кончик к фитилю свечи в руке богини.

Когда огонёк вспыхнул и весело подмигнул мне, качаясь из стороны в сторону, будто в помещении был сквозняк, я попыталась сосредоточиться на своих мыслях, чтобы самой понять, зачем пришла сюда.

Я никогда не была истово верующей. Нет, и атеисткой меня тоже нельзя назвать. Да и вообще, я ни разу в жизни не встречала искренних, убеждённых атеистов. Если копнуть глубже, то окажется, то почти каждый из тех, кто утверждает, что не верит в Бога, на самом деле всё равно думает — есть то, что выше, неизведанное и необъяснимое. Но оно точно есть.

Так уж получилось, что я не думала ни о вере, ни о Боге с того самого дня, когда умер Олег. Для меня больше не существовало ничего, тем более Его — ведь Он отнял у меня брата. Я думала только о своём горе. Я отвернулась от мира и прокляла саму себя.

Но там всё было просто. Там была я — маленькая Полина, обычная среднестатистическая девушка с буйной фантазией, и был Он — большой, всесильный и непонятный, которого частенько рисуют бородатым дядькой на облаке.

А что есть здесь? Есть ли здесь кто-то кроме Айли и Дариды, которых я сама и придумала?

У кого просить совета, если эти так называемые боги — плод моего больного воображения?

Кому молиться?

Хранитель показал мне разницу между Богом и демиургом… Но не научил, как отличать настоящего Бога от выдуманного.