Увидев глаза мирнарийца, Элли поняла, о чём он думает. Снять проклятье… Да, это было бы хорошо. Но невозможно, даже если отнять силу у демиурга, ведь Творцом в полном смысле слова ты не станешь, только очень сильным магом. Но Ибору она об этом решила не говорить.

— Она возненавидит меня в образе Эллейн. И полюбит — в образе Ленни.

— С чего это вдруг?

Девушка улыбнулась.

— Я буду милой. Очень милой, Ибор.

Он рассмеялся. Конечно, ведь он не знал, что Элли не составит труда быть милой не потому, что она превосходно умеет притворяться, а потому что в образе Ленни она будет настоящей.

От Линн пришлось закрываться заклинанием, иначе она почувствовала бы Эллейн так же, как потом всегда ощущала Ленни. Этого нельзя было допустить.

Вот только все их планы чуть не пошли прахом, потому что рядом с Линн Элли хотелось жить. Она давно не думала об этом, мечтая о смерти с самого детства, и тут вдруг — жить.

Это чувство было похожим на полёт. Выше, выше, выше, и задыхаешься от счастья и ветра, бьющего в грудь. Элли не хотелось верить, что Линн и Рым так относятся к ней только из-за той маленькой частички души.

В тот вечер, когда маленькая Тень спросила у Линн, можно ли ей уйти, отпустит ли она её… Элли была готова всё бросить. Пусть остаётся Источник, другие проклятые маги, заговорщики, Ибор, император… пусть. Она больше не желала лгать этой замечательной девушке с ласковыми пепельными глазами. Элли хотела рассказать правду. Рассказать, что вовсе не такая ужасная рыжая стерва, как о ней думает Линн, нет… Она хотела, чтобы Линн обняла именно её — Элли, а вовсе не Ленни. Чтобы она увидела её настоящие глаза — зелёные. И взъерошила её настоящие волосы — алые, как кровь.

Но Линн отпустила её. И в тот момент Элли почувствовала одновременно горечь и облегчение. Горечь от того, что придётся продолжать лгать… А облегчение — от того, что не нужно отказываться от мечты.

Аравейн всегда говорил ей: «Нужно делать не то, что хочешь, а то, что правильно». И это было правильно. Пусть и больно.

Значит, так тому и быть. Она сделает то, что должна. И Линн простит её. По крайней мере Элли очень на это надеялась.

.

После разговора с Эдигором в вечер накануне бала девушка поняла — император узнал её. Она не понимала, каким образом и как давно, просто увидела — он принял её правила игры...

«Ты считаешь меня жестоким, Ленни?»

Он хотел сказать совсем другое, но не мог, и она простила Эдигору эту слабость. В конце концов, не всегда важно — были слова произнесены или остались невысказанными.

Эллейн увидела всё в его глазах.

«Ты простишь меня, Элли?»

И она ответила…

«Да».

Девушке было жаль, что это их последний разговор, она не успеет обнять Эдигора и рассказать ему всё-всё. О том, почему разыграла своё предательство, и о том, как ей было страшно. И о том, как постепенно изменялась её любовь к нему, становясь просто нежной привязанностью и, наверное, дружбой. И как она хочет, чтобы у них с Линн всё было хорошо. До самой глубины своей несуществующей, как думают о Тенях, души.

Эллейн думала об этом чуть позже, когда шла по коридору, возвращаясь в их с Линн комнату после разговора с Аравейном, и вдруг сзади раздался чей-то тихий голос.

— Элли!

Не успев даже подумать о том, что не следует реагировать, она обернулась. И наткнулась взглядом на улыбающегося Люка.

За то время, что Эллейн работала с герцогом, она успела выучить наизусть все его улыбки. Эта была из тех, которую девушка мысленно называла счастливо-сияющей.

— Я так и думал. — Люк сделал шаг вперёд и дёрнул её за волосы. — Элли, я так рад тебя видеть… то есть, не совсем видеть, но всё равно рад.

— Как ты догадался? И когда? — обречённо выдохнула Эллейн.

— Недавно. Когда ты меня лечила. У тебя глаза светились изумрудным светом, как у… ну, как у тебя. — Люк хмыкнул. — А потом я, присмотревшись, заметил некоторые твои привычки. Раньше я думал, это всё из-за того, что Ленни — ученица Эллейн, но теперь… Я всегда верил, Элли, что ты не предавала императора. Не могла ты… Я ведь знал тебя…

— Тише, Люк, пожалуйста.

И тут герцог обнял её. Крепко-крепко, так, что слёзы из глаз брызнули.

— Почему ты думаешь, что я тут не по той же самой причине? Может, я хочу убить Эдигора?

Люк тихо рассмеялся.

— Элли, я, конечно, иногда бываю дураком, но не сейчас.

Она вздохнула.

— По-моему, мне нужно увольняться из тайных агентов. Вон, как ты быстро меня раскусил.

— Просто я тебя знаю и люблю, — ответил герцог, щёлкнув Элли по носу.

И тут девушка подумала — а ведь у Люка нет причин любить её, он не связан с частичкой души Линн… Как же так может быть?

Подумать об этом помешал его вопрос:

— Что ты собираешься делать? — Он серьёзно и обеспокоенно смотрел на неё. — Скажи мне, пожалуйста.

— Я не могу, — она покачала головой. — Но знай — ничего плохого для императора и остальных… Никто не погибнет. Ну, за исключением… Теней.

— Что значит — Теней? Мы говорим об Иборе или… — Люк запнулся. — Элли… нет, ты сошла с ума!

— Давно уже. Ты только заметил?

— Элли, не смей. Не вздумай жертвовать собой!

Она не понимала, как он догадался. А ведь ответ был прост — герцог увидел в глазах девушки тень самой смерти.

— Люк, — Элли взяла его за руки и крепко пожала их, — пожалуйста, обещай мне не вмешиваться. Очень прошу тебя. Что бы завтра ни происходило — не вмешивайся. Я обещаю — всё будет хорошо.

— Элли…

— Пожалуйста, Люк. Это мой выбор. Уважай его.

Он вздохнул.

— Хорошо.

Девушка, с облегчением улыбнувшись, кивнула, и уже хотела уходить, как вдруг вспомнила одну вещь…

— Кстати… Я давно хотела тебе сказать…

— Да?

Элли рассмеялась и на миг превратила свои глаза в прежние — изумрудно-зелёные, от чего герцог немного испуганно, но радостно охнул.

— У тебя замечательная дочка, Люк.

— И в трагических концах есть своё величие. Они заставляют задуматься оставшихся в живых.

— Чего же тут величественного? Стыдно убивать героев, чтобы растрогать холодных и расшевелить равнодушных.

«Обыкновенное чудо»

Я знаю, ты хотела, чтобы я уснула, потеряла сознание, не видела ничего из того, что будет происходить. Ты просто хотела избавить меня от боли.

Но этого не случилось.

Всё, до самого последнего воспоминания… Я увидела всё, как ты и обещала. Целая жизнь прошла… Твоя жизнь. А когда я открыла глаза, оказалось, что всего лишь доля секунды.

Я по-прежнему была здесь, только будто бы парила над бальным залом, наблюдая за всем сверху, как большая птица.

Я не знаю, почему так получилось. Возможно, из-за моей силы и желания быть с тобой до конца. До самого последнего вздоха, Элли.

***

Эллейн осторожно вытащила кинжал из раны и, выпрямившись, на мгновение прикрыла глаза.

Она так долго шла к этому моменту. Но сейчас не чувствовала ничего, кроме пустоты. Не было даже страха.

Девушка медленно повернулась к Ибору. Он смотрел на неё, улыбаясь. Эллейн тоже улыбнулась и обвела взглядом бальный зал.

Вейн всё сделал правильно — гости рассредоточены вдоль стен, в середине нет никого, кроме неё, Ибора и Линн. Значит, можно начинать.

— Давай, Эллейн, — сказал Ибор, словно услышав её мысли.

Сделав шаг вперёд, она глубоко вздохнула и изо всех сил вонзила кинжал в пол.

Он вошёл в мрамор, как масло, задрожал, словно от возбуждения… Элли легко погладила рукоять и, выпрямившись, прошептала:

— Иди. Ты чувствуешь мою кровь, иди сюда.

Пространство вокруг них засветилось ярко-голубым светом. Клетка, сплетённая из тончайших нитей силы — жизненной силы, как это делали маги-мирнарийцы — окружила центр зала, отсекая Эллейн, Ибора и Линн от остальных.