Стоп. Полина.

Забыв о головной боли, Игорь вскочил с кровати.

Смерть мамы, свадьба, ресторан, печальные, будто сгоревшие глаза странной кудрявой девушки…

Он всё вспомнил. Нет, он и не забывал.

Игорь поднял руку и с улыбкой уставился на кольцо с гербом Эрамира, которое по-прежнему красовалось на его пальце.

— Аравейн, старый ты жук, — усмехнулся юноша. — Ты ведь обещал оставить мне память — и ты оставил, на свой страх и риск… Ох, надеюсь, тебе ничего за это не будет.

И перед ним, как наяву, яркой вспышкой возникло лицо горячо любимого наставника.

«Мой император»…

Игорь вновь потряс головой. Так, это он сейчас по-настоящему слышал… или нет?

Щёлкнул дверной замок. Игорь замер.

Она положила ключи на полочку в коридоре, как всегда. Поставила туфли под небольшую деревянную скамейку, а сумку — на неё…

Игорь слышал шелест ткани её платья.

— Сынок? — сказала невысокая, хрупкая темноволосая женщина, входя в комнату. — Ты как?

У него защипало в глазах.

— Мама!

Сколько лет он уже прожил? Там, где была Полина, ему исполнилось тридцать, и в Эрамире тоже… значит, шестьдесят. Но сейчас он расплакался на плече у своей матери, как мальчишка. Впрочем, он и был мальчишкой. Длинным и нескладным.

— Сынок? — женщина испугалась. — Ты чего? Что случилось, Игорёк?

Он провёл рукой по её волосам и улыбнулся.

— Ничего. Просто я дурак.

— Ну, — она засмеялась. — В пятнадцать лет и я дурочкой была. Что будешь на завтрак?

Игорь мечтательно прищурился.

— Омлет можно? Ты их так обалденно делала… то есть, делаешь…

— Омлет? — она удивилась. — Но он вчера был, а ты не любишь два раза подряд одно и то же.

— Мам, у меня такое чувство, что я не ел твой омлет уже… ну, лет сорок, не меньше.

Она фыркнула.

— Ну хорошо, хорошо, сейчас приготовлю. Ты пока умойся.

Игорь наблюдал за мамой, чувствуя, как теплеет в груди.

Девять лет. У него есть девять лет, чтобы найти решение. А пока нужно исправить одну старую ошибку.

Когда двадцать минут спустя мать Игоря заглянула в комнату, мальчик сидел за столом и, просматривая какую-то книжку, что-то сосредоточенно выписывал в толстую, большую тетрадку.

— Игорёк? — от удивления женщина чуть не выронила кулинарную лопатку, которую держала в руке. — Ты что делаешь?

Он поднял глаза и улыбнулся.

— Занимаюсь, мама. Надо начинать готовиться к поступлению в институт.

— Но ты же не хотел… — пробормотала она растерянно.

— Я передумал.

Несколько секунд женщина просто смотрела на него, а потом счастливо улыбнулась.

— Господи, спасибо! Я так ждала этого дня! — и, подпрыгнув, совсем как маленькая девочка, вновь ушла на кухню, даже забыв позвать сына к столу.

Игорь, рассмеявшись, поспешил за ней. Только на пороге остановился и, на секунду замерев, прошептал, зная наверняка, что его услышат:

— Спасибо, Вейн.

***

Это было ужасное место. Туда-сюда сновали люди… всё время. В белых халатах и без них, возили каталки, разговаривали… Кто и чем болен, как лечится, помогает или нет, обсуждали соседей по палате или врачей…

Олегу никогда в жизни не было так плохо.

С того самого момента, как подоспела помощь в лице нескольких мужчин, каким-то образом заметивших неладное из окон своей машины, и они скрутили того маньяка, а истекающая кровью Полина потеряла сознание, мальчику казалось, что жизнь его кончилась.

— Всё будет хорошо, — шептала мать, обнимая его, но Олег ей не верил. Потому что в глазах у неё застыл такой ужас, что ему выть хотелось.

Да и отец был не лучше. Бледный, руки дрожат, всё время норовил вытащить из кармана несуществующие сигареты, хотя бросил курить уже год назад.

«Господи, пожалуйста, — взмолился мальчик, сцепив руки в замок. — Я не знаю, существуешь ты или нет, но если да, пожалуйста, сделай так, чтобы моя Полиша выжила! Пожалуйста! Господи, да я лет шесть сладкое есть совсем не буду, только сделай так, чтобы она выжила!»

Детские молитвы — самые искренние. И, наверное, эта долетела до адресата, потому что дверь отделения реанимации вдруг открылась, и вышедший врач, подойдя к ним, негромко сказал:

— Мы сделали всё возможное. Полина пока без сознания, но состояние стабильное…

Состояние стабильное. Стабильное!

— Она будет жить? — спросил Олег дрогнувшим от волнения голосом.

Врач не отвёл глаза.

— Вероятнее всего, молодой человек. Но вам лучше сейчас пойти домой. Приходите завтра, возможно, Полина уже придёт в себя.

Когда врач отошёл, мать с отцом стали теребить Олега, уговаривая его вернуться домой.

— Нет, — мальчик только мотал головой. — Я никуда не пойду! Я не оставлю Полишу одну. Я буду здесь.

Потратив минут двадцать на уговоры, они сдались.

— Пусть остаётся, — сказала одна из постовых медсестёр. — Там и поспать можно в подсобке. Ничего с ним здесь не случится. Да и то, к сестрёнке поближе. Ей, может, от близости родного человека легче будет.

Родители, наказав Олегу не выходить из больницы, ушли, а сам мальчик, выпив кофе из автомата, застыл на скамейке напротив отделения, где лежала Полина.

Ни ночью, ни утром она не пришла в себя. Олег ждал. Он не думал о голоде и жажде и почти никуда не отлучался, кроме туалета.

И вот, наконец, в три часа дня, его позвали.

— Твоя сестра ещё не проснулась, — сказал мальчику тот самый врач. — Но ты можешь навестить её. Возможно, это пойдёт ей на пользу.

Полина была такой бледной, что Олег испугался.

— Не бойся. Возьми её за руку.

Он послушался и бережно взял ладонь Полины. Она показалась ему чуть тёплой.

— Можешь поговорить с сестрой, — сказал врач. — А я пока пойду.

Дождавшись, пока мужчина закроет за собой дверь, Олег осторожно обнял Полину, прижался своей щекой к её, и прошептал:

— Просыпайся, сестрёнка. Ты нужна мне, слышишь? Я люблю тебя. Люблю больше, чем солнце, летние школьные каникулы, больше, чем валяться на траве и смотреть в синее небо, больше, чем новогодние подарки и мамины праздничные столы, больше, чем всё на свете. Я люблю тебя больше, чем саму жизнь.

Прошло несколько секунд прежде, чем Олег почувствовал, что Полина стала дышать глубже… а потом он ощутил, как задрожали её ресницы.

— Любовь… больше, чем жизнь…

Она прошептала это очень тихо, но он смог разобрать слова.

— Полиша… Не уходи, слышишь, постой! Я сейчас!

Олег, сжав напоследок руку сестры, кинулся прочь из палаты, на ходу крича так громко, что слышно, наверное, было даже этажом выше:

— Доктор! Доктор! Она очнулась!

Я перестала видеть сны, когда мне было четырнадцать. Раньше обязательно снилось что-нибудь яркое, красочное, увлекательное, как самые интересные книжки, но с четырнадцати лет как отрезало.

Наверное, всё из-за того маньяка. Я уже почти не помню, как всё было, да и хорошо. Брат постарался сделать так, чтобы плохие воспоминания о том вечере стёрлись из моей памяти.

Только иногда мне снятся чьи-то глаза. То голубые, яркие, сверкающие, то зелёные, тёплые и как будто знакомые… Но потом я просыпаюсь и выбрасываю эти сны из головы.

— Полиша! Полиша! Вставай, пора, скоро за нами приедет машина!

Ну вот, так всегда. Обязательно ему надо прийти, растолкать спящую меня, сдернуть одеяло, под которым было так тепло и уютно…

— Брысь!

— Ну, вставай, — Олег, хихикнув, начал щекотать мои пятки, отчего я мгновенно взвилась почти до потолка.

— Изверг!

— Полиш, мы на свадьбу опаздываем.

— Да пропади всё пропадом! Я спать хочу, такой зачёт вчера сдала сложный…

— Нельзя, — покачал головой Олег. — Я свидетель. А ты моя сестра! Ну, давай, поднимайся. Я даже твоё платье уже погладил!

— Что ты сделал?! — от удивления я и впрямь свалилась с кровати.