— Но… как?!

Брат вздохнул.

— Это долгая история. У тебя осталось что-нибудь пожевать? Мы страшно голодные. Особенно я.

Гном, кивнув, полез в сумку, Рым занялся костром, а мы с Ленни в этот момент скрылись за ближайшим кустом, и я, обернувшись к девочке, спросила, начиная одеваться:

— Как думаешь, разводить костёр безопасно? Всё-таки Эллейн…

Хоть и было темно, но я всё равно разглядела какую-то странную улыбку, появившуюся на лице Ленни.

— Безопасно. Я поставлю вокруг отвращающий купол. Она тебя впечатлила, да?

— Эллейн? Не то слово, — я нахмурилась. — Стерва та ещё. И магичка сильная. Наверное, сильнее Аравейна. А мне говорили, что он самый-самый.

— Так и есть. Эллейн… просто другая. Но она не сильнее Аравейна.

— Да? Это утешает.

Ленни немного помолчала, а потом вдруг сказала такое, из-за чего я моментально запуталась в собственных штанах:

— Он учил её.

Я закашлялась, потеряла равновесие и непременно упала бы на землю, если бы девочка не подхватила меня под локоть.

— Кто?! Аравейн?!

— Да. Он учил Эллейн магии.

Выпрямившись, я задумалась.

Та-а-ак. А может, я вообще зря иду в столицу? Если этот Аравейн такой же, как моя знакомая рыжая стерва, то не светит ли мне в самое ближайшее время личный холмик на кладбище?

— Он не такой, как Эллейн, — будто подслушав мои мысли, сказала Ленни. — Аравейн выгнал её, когда понял, что она…

Девочка вдруг замолчала, кусая губы. Глаза её отчаянно блестели. Что с ней такое?

Я наконец закончила одеваться и, сделав шаг вперёд, взяла Ленни за руку. Она вздрогнула. Опять!

— Ленни…

— Эллейн предала императора, — выпалила девочка, и почему-то из её глаз потекли слёзы. — Она была его любовницей около десяти лет. Верная, как собака, она выполняла все его указания. И любила его. А император женился на другой и выставил Эллейн, когда она стала не нужна ему.

Я нахмурилась.

— А как именно она предала императора?

Ленни подняла руку и стёрла с щеки слёзы, в лунном свете казавшиеся сделанными из серебра.

— Эллейн работала на Тайную службу. Она была шпионкой, выполняла самые сложные задания в Мирнарии. И однажды просто рассказала реформаторам — тем самым реформаторам, от которых мы только что убежали — то, что не должна была рассказывать. Эдигора тогда чуть не убили. И после этого герцог Кросс и Аравейн догадались, что Эллейн ведёт собственную игру… что она вовсе не преданная влюблённая комнатная собачка, а злая, мстительная сучка, которая только и мечтает о смерти императора.

Ленни говорила с такой горечью и болью в голосе, что я непроизвольно подняла руку и погладила её по волосам.

Почему-то мне было жаль эту девочку. Хотя я ничего о ней не знала — ничего, кроме имени — тем не менее мне почему-то хотелось сказать ей что-то хорошее, утешить, стереть из её глаз тоску, боль и обиду.

Но она опять вздрогнула. Я нахмурилась, но не убрала руку.

— Что с тобой такое, Ленни? Почему ты плачешь, рассказывая мне это сейчас? Почему дёргаешься, когда я прикасаюсь к тебе? Что с тобой сделала Эллейн?

Тёмные глаза девочки вновь наполнились слезами.

— Она разрушила мою жизнь, — шепнула Ленни. — Пожалуйста, не заставляй меня рассказывать эту историю… Эллейн уничтожила меня, убила надежду на счастье в будущем. Она подарила мне только одно — умение колдовать. Обучала меня магии, как будто она может заменить… Я ненавижу Эллейн! И при этом… при этом мне жаль её…

Ленни опустила голову и еле слышно всхлипнула. И я, не выдержав, подалась вперёд и крепко обняла девочку.

Странно… Но в тот момент, когда я прижала к себе хрупкое тело Ленни, почувствовав, как дрожат её плечи, услышав её тихий, взволнованный голос, мне почему-то показалось, что я держу в руках что-то очень знакомое и по-настоящему родное.

— И себя я тоже ненавижу за эту жалость! — Ленни заливала горячими слезами мою рубашку. — Я не хочу жалеть Эллейн… Но я уже давно с ней, я с ней такое количество лет, что просто не могу не знать, как она несчастна, как одинока, как хочет просто быть обычной, любить своего мужчину, зная, что и он её любит! Эллейн разрушила мою жизнь, но я всё равно жалею её. Почему?! Скажи мне, почему?!

Я взяла лицо Ленни в ладони и посмотрела девочке в глаза. Они были полны слёз, губы дрожали…

Как же мне знакомо это чувство! Только его я испытывала к самой себе. Я ненавидела себя. За то, что не смогла спасти Олега, осталась жить дальше, без него. Ненавидела себя за слабость, за совершённую когда-то ошибку. И при этом я жалела саму себя. Отчаянно жалела. И ненавидела себя ещё и за эту жалость.

— Потому что ты — хороший человек, Ленни, — сказала я, улыбнувшись. — Это называется не жалостью, а состраданием.

В её глазах мелькнуло удивление. Губы перестали дрожать. Несколько секунд девочка вглядывалась в моё лицо, а потом вдруг спросила:

— Как тебя зовут?

Действительно, я же не представилась. Глупо получилось.

— Линн.

Когда я назвала Ленни это имя, она почему-то приоткрыла рот, словно сильно чему-то удивилась, а затем выдохнула:

— Маленькая…

Значит, она знает эльфийский? Ведь именно с него моё имя переводится, как «маленькая».

— Так меня называет Рым. Тот орк, с которым мы сбежали. Вернёмся к нему и Тору, да? Мне очень хочется есть.

Она согласно кивнула, и мы поспешили обратно. Туда, где уже мирно беседовали возле разгоревшегося костра наши спутники.

.

Я думала, мне придётся спать под одним одеялом с Ленни, но нет — девочка, оторвав от собственного рукава кусочек ткани, умудрилась увеличить его настолько, что под этим «одеялом» вполне мог бы спать Рым, причём ещё и три раза в него завернувшись.

Тор, увидев такое чудо, только хмыкнул.

— Н-да. Брашу с Милли будет, чему у тебя поучиться.

Ленни вздрогнула.

— Браш? Милли? — В её голосе почему-то мне послышался испуг. — Кто это?

— Наши друзья, — я успокаивающе улыбнулась девочке. — Они маги. Но не такие сильные, как ты.

После относительно сытного ужина — мы смели всё подчистую, не оставив на завтрак даже крошки — решили поспать несколько часов, благо до Лианора недалеко, да и Ленни обещала поставить на ночь такую защиту, под которую не сможет залезть никто из реформаторов.

— Даже Эллейн, — сообщила девочка с такой уверенностью в голосе, что я удивлённо подняла брови.

— Почему ты так думаешь?

— Я ведь её ученица. Ну и… нет сейчас Эллейн на месте. Там Ибор всем заправляет, а он не так талантлив в поисковых заклятиях, как она.

— Но он ведь может её вызвать.

Ленни покачала головой.

— Она не придёт. Не сможет. У неё… дело. Я точно знаю.

Хм. Интересно, а это «дело» не грозит ли нам огромными неприятностями?

Ложилась спать я с тяжёлым комком тревоги на сердце. Как говорится, «чем дальше в лес, тем злее дятлы». Я окончательно запутывалась во всей этой истории.

Хотя… нет, всё-таки кое-что мне уже почти ясно. Только всё равно непонятно — при чём здесь я? Но можно выяснить.

Я задумчиво покосилась на Ленни, устроившуюся напротив меня. Глаза девочки были закрыты, но мне почему-то всё равно казалось, что она не спит. И точно — словно почувствовав, что я на неё смотрю, Ленни открыла их.

Тёмно-карие, большие, взволнованные. И красивые. Почему-то они напомнили мне глаза Игоря.

— Ленни? — шепнула я.

— Да? — Я, скорее, прочла её ответ по губам, чем услышала.

— Надо поговорить.

Несколько секунд девочка просто смотрела на меня, а затем…

Осторожное касание чужого разума, тихое, деликатное. Словно робкий стук в дверь, дверь твоего сознания, и негромкий вопрос: «Можно войти?»

Ещё никто не спрашивал у меня разрешения на мысленное общение. И Рым, и Хранитель ломились без приглашения.

Зрачки Ленни чуть расширились, когда я открыла дверь.

Это было… приятно. Будто внутри меня поселился маленький тёплый котёнок. Он свернулся клубочком и ласково замурчал.