Молодость со мной и не простилась,
Даже и руки не подала.
До чего горда, скажи на милость, —
Просто повернулась и ушла.
Только я, чудак, дивясь чему-то,
Помахал рукою ей вослед —
То ль просил вернуться на минуту,
То ль послал признательный привет.
Бросила меня в пути, не глядя.
Упорхнула лёгким ветерком,
Проведя, как на озёрной глади,
Борозды морщин на лбу моём.
И стоял я долго на поляне,
Чувствуя стеснение в груди:
Молодость, как этот лес в тумане,
Далеко осталась позади.
Молодость, резвунья, чаровница,
Чем же ты была мне так близка?
Отчего же в сердце длится, длится
Эта беспокойная тоска?
Может быть, в тебе мне были любы
Дни, когда я страстью был томим?
Раузы рябиновые губы,
Горячо прильнувшие к моим?
Или дорога мне до сих пор ты
Стадионом, где шумел футбол?
Был я одержим азартом спорта,
Много дней в чаду его провёл.
Или вот…
Стою перед мишенью,
Нажимаю, щуря глаз, курок.
Помню каждое своё движенье,
Хоть тому уже немалый срок.
Может быть, бывает так со всеми,
Злая память жалит, как пчела?
Или просто наступило время
Погрустить, что молодость прошла.
Ничего! Я унывать не стану,
Много в жизни и разлук и встреч.
Я и в старости не перестану
Слушать звонкой молодости речь.
Родина нас вместе с молодыми
Призовёт на бой с любой бедой, —
Встанем все тогда в одни ряды мы
И тряхнём седою бородой.
Молодость, не чванься, дорогая,
Жар в душе не только у тебя, —
Это жизнь у нас теперь такая:
Нам и жить и умирать, любя.
Не одна ты радость и утеха.
Разве счастье лишь в тебе одной?
Силе чувства возраст не помеха,
Солнце не кончается с весной.
Если снова Рауза родится —
Вновь придёт к заветному ручью.
Моему «джигитству» подивится
И погладит бороду мою.
Молодости нету и в помине,
Сколько ни гляжу я ей вослед,
Лишь на горизонте вижу синий,
Как морские волны, синий цвет…
Дай-ка я сегодня на прощанье
Обернусь, махну тебе рукой.
Это уж и вправду расставанье,
Молодость, товарищ дорогой!
За огонь затепленный – спасибо!
А грустить?.. Не та теперь пора.
Если бы ты возвратилась, ты бы
Удивилась яркости костра.
Не погаснет этот жар сердечный,
Жить, гореть, бороться буду я.
Вот что означает помнить вечно
О тебе, далёкая моя.
Февраль, 1933
Перевод В. Звягинцевой
Метким стрелком оказалось светило:
Прямо в сердце лучом угодило,
Будто сердце – мишень, а мир —
Необъятный солнечный тир.
Глянул —
яблочком дальней мишени
Солнце повисло…
Сердцем влеком,
Видно, поддамся и я искушенью:
Стану, дружище, и я стрелком.
Юношу встречу, в шинели, в шлеме, —
Мне почему-то покоя нет…
Брось-ка перо и бумагу —
время
В тир отправляться, мой друг Ахмет!
[2]Знаю тебя:
напряжённым взглядом
В строчку нацелился прямиком.
Кажется ручка тебе прикладом,
Стальное перо – штыком.
Помнишь, товарищ, —
давно ль это было? —
Победоносно закончив бои,
В новой борьбе на перо и чернила
Мы сменили винтовки свои.
Впрочем, не так я сказал об этом:
Даже на фронте, в огне боёв,
Разве ты не был уже поэтом,
Пулей и словом разя врагов?
Мы угольком на клочках четвертушек,
Что на цигарки брала братва,
Стихи писали…
И с громом пушек
Нашей песни сливались слова.
Что же тогда нам верней служило:
Меткость винтовки? Ярость пера?
Друг мой, двойного оружия сила
Нас привела к победе вчера!
Солнце балуется…
Глаз прищурит —
Взгляд его с неба сверкнёт, колюч,
Будто за облаком
снайпер дежурит,
В сердце нацелив горячий луч.
Солнечный день с голубым поднебесьем
Наших винтовок добыт огнём.
В жарком дыхании наших песен —
Буря борьбы и сражений гром.
В тире, на стрельбище в наши годы,
Верно, немногим пришлось робеть.
Нас научили бои и походы
Метко стрелять и без промаха петь.
Если умеем, прицелившись словом,
Песней навылет пронзить врага,
Надо и пулей, как словом свинцовым,
Бить из винтовки наверняка!
В тир собирайся, друг неразлучный!
Без похвальбы я скажу тебе:
Метко стреляли мы песней звучной, —
Не осрамимся и в этой стрельбе!
Февраль, 1933
Перевод Р. Морана
