И не сбежать никуда. И тут я сам себя остановил: мы ведь находились почти в горах. Тех самых, за которыми лежали вольные земли. Она не могла об этом не думать. Особенно сейчас, когда потеряла все, что пыталась построить. И я рискнул об этом спросить.

— Да, я и раньше об этом думала, просто боялась неизвестности и преследования, — ее передернуло, а на лице появилось отвращение. — Я уже жила так: перебираясь с места на место с ощущением, что кто-то даже во сне дышит мне в спину. Это слишком страшно, слишком сводит с ума, выматывает. А сейчас… — она посмотрела на меня как-то оценивающе, потом перевела взгляд на солнечный выход. — Знаешь, как там красиво? Не видно ни одного города, и никто не кричит от боли, по листве не стекает кровь. Я родилась не здесь, это правда. Но назад пути нет и, наверно, никогда не будет. А жизнь идет. Мы вместе изменили что-то в этом мире, значит, не все потеряно, верно? И я не хочу опять бежать, скрываться и делать вид, что ничего не происходит. Я не хочу оставаться циником. Хочу быть человеком, чего бы это ни стоило.

Я только кивнул в ответ. Больше всего в этой жизни я хотел того же. С силой или без, но вернуть стране, моей стране настоящую свободу. Всем, кто в ней нуждается. Всем, у кого ее отняли. Не прятаться и не бежать через хребет в чужие земли. Вернуть веру и заставить сражаться, забыв старую кличку.

Отчаяние было хорошо знакомо нам обоим. Как и надежда, которая вдруг замаячила на горизонте. И она оказалась в сотни раз сильней, наконец, оставляя все лишнее в прошлом.

— Я тоже… не хочу.

Я не удержался и, подтянувшись, коснулся ее холодной руки. Она только удивленно улыбнулась, и я, кивнув на выход, тихо попросил:

— Покажешь?

Киан

Я торопился в город, как будто каждая секунда могла что-то решить не в нашу пользу. Подгонял оседланную лошадь, но не решался бежать галопом: Венн не торопился присматривать за мной, оставшись где-то позади, а я боялся навернуться с непривычки на узкой тропинке. Удивительно, как нас вообще сюда затащили.

Уже на подъезде — где высокие сосны сменял мелкий кустарник — слышался шум, какие-то выкрики, ругань. В косых переулках между крайними домами было пусто, резиденция губернатора, видневшаяся сквозь неплотный заслон молодых деревьев, выглядела совершенно безлюдной. Только кровавые отпечатки на светлых квадратных колоннах, подпирающих широкий балкон, говорили о том, что не так давно здесь была еще одна бойня. Выбитая железная решетка ворот валялась на земле, покрывшись слоем песка и пыли. На редком пожелтевшем газоне блестели осколки оконных стекол. Здесь точно никого нет. Никто так и не решился занять это место — комфортное и достаточно просторное, — словно здесь до сих пор можно было заразиться проклятием власти.

Мотнув головой, я быстро отправился дальше. Хорошо, что в первый раз мы шли по другой дороге: не с чем сравнивать.

Перейдя через деревянный мостик на боковую улицу, я перевел дыхание и попытался понять, что делать. Еще одна улица передо мной заканчивалась двором, на другой хаотично и, видимо, спешно расставили почти вертикальные заслоны из сцепленных вместе не строганных бревен шириной в два-три метра. Поначалу из-за них я ничего не увидел. Но мое внимание привлек все тот же шум.

Я медленно поскакал дальше. Впереди вся дорога, в ширину между зданиями не больше пяти или шести метров была занята людьми. Я не спешил слезать с лошади, всматриваясь в происходящее. Около домов на расстеленном брезенте лежало оружие: луки и стрелы, копья, одноручные мечи и кинжалы. Простые, но добротные. Оружия было много, как будто кто-то поставил целью сосчитать все, что есть, чтобы дать отпор. По словам Венна, так и было.

На меня не обращали внимания. Маук и двое человек, которые стояли чуть позади него на сколоченной в полуметре от земли террасе, спорили с небольшой толпой, пытаясь ее перекричать. Женщин я не увидел. Только человек сто, каждый из которых счел своим долгом что-то гаркнуть в ответ.

— Даже не вздумай!

— Это возмездие!

— Имеем право!

Крики слышались отовсюду. Я понимал, о чем идет речь. Но неужели за целую неделю горожане не пришли к единому мнению? И что я скажу? Я не знал, куда нам идти, куда нас еще примут, я даже не был теперь уверен, что нас отпустят. И, что пугало меня больше всего, я в любом случае не смогу никого защитить: после ранения наверняка заново придется учиться держать меч.

От меня ничего не потребовалось. Маук, заметив меня, протестующе замахал руками в сторону особо яростных горожан и, сделав несколько шагов в сторону, дернул на себя приоткрытую низкую дверь. Я оглядел маленький дом, прежде чем зайти следом. Со второго этажа женщина молчаливо глядела на толпу. Словно с чувством глубокого разочарования. Но, наверное, мне просто показалось.

За мной быстро закрыли дверь, но даже тогда шум не исчез до конца. Сейчас люди готовы были рвать и метать, знать бы еще, что причина не в нас.

— Рад видеть тебя на ногах, — вместо приветствия коротко произнес Маук. Даже в полумраке коридора я увидел залегшие под глазами тени. Легкая тканевая одежда была помята, будто он не раздеваясь несколько дней спал прямо в ней. На лбу проступил пот, из-за чего кожа неровно поблескивала. Он без какой-либо надежды смотрел на меня такими уставшими глазами, и плечи как-то опустились вниз. Нет, не таких последствий я ждал после случившегося чуда.

— Взаимно, — я пожал протянутую руку. — Что происходит?

— Они требуют выдать им М’иирша.

— Кого?

— Начальника тюрьмы, — нехотя пояснил Маук, и я остро почувствовал, что зря трачу его время, не решаясь спросить напрямую. — А я еще не добился от него информации. Вдобавок может понадобиться его жизнь, если вдруг солдаты начнут движение к городу. Хотя очень сомневаюсь, что это их остановит.

— А еще пленники остались? — осторожно спросил я, вспоминая кровавые разводы и разбитые окна-бойницы.

— Да, вся тюрьма забита теми, кому посчастливилось выжить. Правда, раненых много.

— А… мы? — решился я наконец спросить. И вдруг стало страшно услышать его ответ на такой размытый и в то же время абсолютно конкретный вопрос. — Спасибо, что вытащил, но что сейчас…

— Не знаю я, что делать. Не знаю. Я совсем не так представлял себе победу, — Маук провел ладонями по лицу от висков до подбородка. Кажется, с тех пор, как мы виделись в последний раз, прошло лет восемь. Но я до сих пор хорошо его понимал. — Очнулся только ты?

— Да.

— Вам не стоит здесь оставаться, — внутри разлилось облегчение, и в то же время стало стыдно за такую реакцию. Совесть не позволила мне промолчать.

— Разве… разве вам не нужна помощь?

— А чем мне помогут калеки? — просто, по существу полуутвердительно спросил он. На это у меня не было достойного ответа. Я не почувствовал ни обиды, ни разочарования — реальность, которую можно только принять. Маук быстро осмотрел меня и покачал головой. — Знай, я никогда вас не сдам, но не хочу, чтобы пришлось выбирать. Я готов идти до конца, но по-прежнему не уверен, что готовы остальные, — Маук неуверенно кивнул в сторону улицы. Я подошел к окну, разглядывая расходящихся по разным уголкам людей. Кажется, стало почти тихо.

Я даже не представлял, как бы правильно подобрать слова. Они казались какими-то лишними: ну, чего он мог не знать? Все знает и все видит, и намного больше, чем я. И все-таки напряжение не исчезало, заставляя вновь и вновь прокручивать в голове возможные фразы. Не мог я просто пожелать удачи и исчезнуть, это неправильно, несправедливо.

— И какой план?

— Атаковать, — лаконично ответил он, поведя плечами. — Теперь это должно стать нашей обязанностью.

Как бы им сейчас пригодилась помощь. Сила Ариэна, боевые навыки Эвели. В моем понимании произошедшее на площади должно было как-то сплотить, но ненависть нашла иной выход. Ни радости, ни боевого духа. Даже близко не похоже, чтобы кто-то увидел данный «свыше» второй шанс. И кто здесь вообще будет готов что-то отстаивать, когда увидит перед собой настоящих воинов? И все же.