У Меррика снова возникло желание потянуться к ней — ощущение, что если бы он только мог прикоснуться к ней, кожа к коже, все было бы хорошо. Инстинктивно он протянул руку, но Оливия отбросила ее.

— Ты знаешь, что сказал Сильван: никаких прикосновений, — отрывисто произнесла она.

— Я ей нужен, — процедил Меррик. Он не понимал, откуда это знает. Жизнь маленькой земной женщины висела на волоске, но если бы он мог просто прикоснуться к ней…

— Ей нужно, чтобы ты оставил ее в покое, ты это имеешь в виду, — серебристо-серые глаза Оливии вспыхнули. — Не заставляй меня выгонять тебя отсюда, Меррик. Мне все равно, насколько ты велик, безопасность пациента превыше всего.

Меррик отрывисто кивнул и отошел в сторону, давая ей больше пространства для работы. Он глубоко вдохнул, стараясь сдержать холодную ярость, чтобы завеса гнева не опустилась на его зрение. Обычно он чувствовал себя так только тогда, когда ему самому угрожала опасность. На самом деле, последний раз он испытывал ярость к женщине, когда защищал свою мать от… Меррик зажмурился от этой мысли. Нет смысла думать об этом сейчас. Нужно сосредоточиться на Элизе. «Что с ней происходит? Почему, черт возьми, я так хочу прикоснуться к ней?»

Движения Элизы стали слабее, но стоны превратились в слова.

— Пожалуйста, — умоляла она, ее голос был таким тихим, что Меррик едва мог его расслышать. — Пожалуйста, не делай мне больше больно.

Должно быть, вспоминает Скраджей… то, что сделал с ней всеотец. Меррик стиснул зубы при этой мысли. Больному ублюдку чертовски повезло, что он уже мертв. Затем Элиза заговорила снова.

— Пожалуйста, — прошептала она. — Не надо… это больно. Я… я расскажу маме…

Меррик нахмурилась. Маме? В смысле, ее матери? Что, черт возьми, это было? Он задавался вопросом, какое воспоминание всплыло в ее запутавшемся сознании. Повлияло ли оно как-то на быстрое ухудшение состояния, когда она выходит из стазиса?

Сильван сказал, что может пройти несколько недель, даже месяцев, прежде чем ее разум захочет попытаться очнуться, чтобы разобраться во всем. Ее так сильно пытали и обижали, что удивительно, что ее тело решило выйти из стазиса сейчас, а не потратить больше времени на переживание разрушительного опыта. Но, возможно, это воспоминание, чем бы оно ни было, слишком тяжелое.

Затем Элиза замолчала и затихла. Комната наполнилась высоким, раздражающим гулом.

— Черт, — Оливия была в панике. — Она теряет сознание. Где, черт возьми, этот реанимационный набор?

— К черту. — Меррик обошел ее и поднял Элизу с койки. Расстегнув рубашку одной рукой, он прижал ее обнаженное тело к своей груди и держал ее там, желая, чтобы она жила. Он не знал, откуда это знание, но твердо был уверен, что это правильный поступок. Это единственное, что может ее спасти.

— Меррик, нет! Положи ее в… — Оливия резко замолчала, когда высокий гул, сигнал тревоги, предупреждающий о скорой смерти, оборвался. — Что за черт? — тихо прошептала она, глядя на Меррик. — Что ты сделал?

— Просто прикоснулся к ней. — Меррик прижал Элизу к себе, пытаясь передать ей свое тепло, желая, чтобы она держалась, чтобы жила. — Я же говорил тебе, — прорычал он. — Это то, что ей было нужно.

На лице Оливии отразилось удивление и неуверенность.

— Я не понимаю этого, но, кажется, ей стало лучше.

— Во всяком случае, она дышит, — пробормотал Меррик, чувствуя, как мягко вздымается и опускается грудь Элизы напротив его собственной. — Это уже улучшение.

В этот момент в маленькую комнату вбежали Брайд и Блад-Киндред, которого Меррик узнал как одного из медбратьев.

— Вот набор, Оливия, — сказал Блад-Киндред. — Она…

— Она больше не умирает. — Оливия посмотрела на Меррика со смесью удивления и беспокойства на лице. — Я не знаю почему, но Элизе стало лучше, когда он взял ее на руки.

— Что за черт? — потребовал Брайд. — Мне казалось, вы говорили, что Сильван запретил прикасаться к Элизе, пока она выходит из стазиса.

Оливия кивнула.

— Он так и сказал, все верно.

Медбрат из рода Блад-Киндредов нахмурился.

— Может, он как-то ошибся?

— Я так не думаю, — ответила Оливия. — Сильван знает свое дело.

— Тогда почему?…

— Заткнитесь, вы все, — прорычал Меррик, глядя на них. — Разве вы не видите, что она приходит в себя?

Действительно, большие карие глаза Элизы были открыты, и она смотрела на него с благоговением. Казалось, она пытается что-то сказать, но Меррик не мог разобрать.

— Скажи мне, — мягко произнес он, наклоняясь, чтобы приложить свое ухо к ее губам. — Скажи это еще раз, детка. Все в порядке.

— Он идет, — прошептала она, ее голос едва слышно доносился до его уха. — Он вернется, и на этот раз он приведет с собой других. Мы все умрем. Они съедят звезды… все звезды.

— Что? — Меррик нахмурился. — Кто вернется?

Ее глаза расширились от страха, и Элиза посмотрела мимо него, как будто видела что-то, чего не мог видеть он.

— Не позволяй ему прикасаться ко мне снова. Он сделал мне больно. Я пыталась рассказать, но она мне не верит… Ей все равно. Только… только Баку не все равно. Он пытается уберечь меня. Но он не может… не всегда.

— О чем она говорит? — спросил Брайд.

Оливия покачала головой.

— Она бредит — ее разум блуждает, — она посмотрела на Меррика. — Есть шанс уложить ее на кушетку, чтобы я могла ее осмотреть?

Нехотя Меррик кивнул.

— Хорошо, но если она снова потеряет сознание, я возьму ее обратно. Понятно?

— По мне, так все в порядке, — сказала Оливия. — Давай, Меррик, она уже вышла из стазиса, так что мы уберем трубку. Можешь положить ее на кушетку.

По ее команде Брайд и Глеван убрали стазисную трубку с дороги, оставив свободное место на маленькой кровати.

Медленно и осторожно Меррик уложил девушку. Однако он не мог полностью отказаться от ее прикосновений. Присев у изголовья койки, он держал одну из ее маленьких, прохладных рук в своей, гораздо более крупной. «Только потому что я ее защитник, — сказал он себе. — Я несу за нее ответственность, вот и все. Просто стараюсь делать то, что лучше».

— Хорошо, — сказал он Оливии. — Осмотри ее.

Молча, Оливия сделала все, что он просил. Когда она закончила, Меррик выжидающе посмотрел на нее.

— Ну? Что случилось?

Оливия покачала головой, на ее лице появилось обеспокоенное выражение.

— Ничего… совсем ничего.

— Что, черт возьми, ты мне только что сказала? — потребовал Раст, уставившись на верховную жрицу Пустого Трона.

Она вздернула бровь на его слова.

— Неужели это так трудно понять? Ты можешь исцелить свою маленькую женщину, только доказав, что являешься истинным Советником, которого мы ждали последнюю тысячу лет. И если докажешь, что ты — Советник, никогда больше не покинешь Первый Мир — ты будешь привязан к своей родной планете.

Надия почувствовала, как сердце подскочило к горлу. Какими бы жестокими ни были слова верховной жрицы, она чувствовала в них правду. Все было именно так, как она и предвидела — Раст будет вынужден сделать выбор. И если он решит остаться, то уже никогда не уйдет.

— Это правда, — сказал Сильван, повторяя ее мысли. — Согласно традиции, Советник привязан к Первому Миру, поклялся защищать его и не может покинуть его, пока жив.

— Подождите, отойдите на минуту, — Раст поднял руки. — Я не подписывался ни на что из этого. И не заметил на вашей посадочной площадке большого мигающего знака «Выхода нет, никогда».

— Замечательно, уходите, — верховная жрица пренебрежительно махнула рукой. — Не имеет значения, если твоя женщина умрет. Она все равно тебе не подходит — если бы она подходила, твои крылья уже проявились бы.

— О чем ты говоришь? — глубокий голос Раста был похож на рев разочарования. — У меня нет крыльев.

— Нет, но должны быть! — Изумрудные глаза верховной жрицы вспыхнули.

— Простите меня, — робко обратилась София, шагнув вперед. — Я не хочу начинать ссору, но если у Советника всегда есть крылья, почему мы не видели их на видео с отцом Раста, которое вы показывали нам?