Зухра, старшая невестка Шахнозы, сбегала домой и принесла глиняные горшки для пересадки любимых цветов Ольги.

Предстояли еще покупки: нужно было вставить новые замки – на калитку и на дверь, установить решетки на окна. И это в их махалле, где никто не привык запирать двери.

Сметая осколки от лампы, кто-то из помощниц наткнулся под кроватью на стеклянную банку, из тех, в которые закатывают компоты и соленья. В ней лежала рублевая купюра.

– Непонятно, – Барно пожала плечами. – Спрошу у Влады.

Девочка долго с непониманием смотрела на пустую банку и вдруг произнесла чужим голосом:

– Это мои деньги. Мама сказала копить, на учёбу.

Она вдруг заплакала тихо, беспомощно, не вытирая слёз.

Это были ее первые слезы после пережитого.

– Доченька моя, – обняла её Барно.– Да пусть подавится он этими деньгами, изверг этот. Главное, ты в порядке, а деньги – это наживное, соберём.

И действительно, собрали. Каждый принёс или передал то, что мог.

Всех волновал вопрос: где Яков? Он, словно испарился, и поиски по всему городку ни к чему не привели.

Дом засиял привычной чистотой, но ни Влада, ни Гульнора не могли заставить себя переступить его порог.

Мура Рашид похоронил на любимом всеми малышами пустыре. Ватное одеяло сжёг там же. Долго сидел с отсутствующим выражением лица, думал, не понимая, как можно до такой степени потерять человеческий облик.

К обеду прибежала Лариса Матвеевна. Она долго сидела наедине с Владой, нашептывая ей что-то на ухо. Девочка механически кивала в ответ, но было трудно понять, слышит ли она, понимает ли сказанное.

А потом Лариса вызвала Барно для беседы.

Ей звонила Изабелла. Ольгу отправляют в Ташкент. На сколько – неизвестно. Что-то там не понравилось в её анализах профессору. Учебный год на носу. Девочки должны идти в школу, как обычно, а потому она их заберёт к себе. Через свои каналы постарается узнать, куда делся Яков. В милицию можно обратиться, но толку от этого не будет.

Барно выслушала все молча, прослезилась, вытирая кончики глаз фартуком и вздохнула:

– Спасибо вам, Лариса-опа. За всё спасибо. Но девочек у себя оставлю. Им у нас веселее с подружками. Да и дом рядом, если взять что-то, всегда можно забежать. Хотя не знаю, как они теперь в этот дом зайдут. Особенно Владочка. А вас, храни господь! – Барно забормотала что-то по-узбекски, вытирая слёзы. – Вот беда пришла, и не ждали. Что там с Ольгой, красавицей нашей? Это сейчас важнее всего.

– Да, конечно. Я на связи с Изабеллой Александровной, а она – с врачом Оли. Пока ничего толком не понятно. Может, надо лечение поменять. Не зря её в Ташкент взяли. Значит, есть нужда Не знаю, зря говорить не стану. Как девочкам сообщить? Они её ждут завтра- послезавтра.

– Ой, не знаю, не знаю, Лариса- опа. Молиться будем, чтобы всё утряслось. Просить и молиться.

Ольга пролежала в больнице месяц. Не случилось чуда, и анализы показали рецидив заболевания. Врачи решили, что лечение в Ташкенте – это лучшее, что можно придумать на этот момент.

Она лежала в шестиместной палате и видела, как к соседкам по комнате приходят посетители, делятся новостями, выкладывают на тумбочку передачи – соки, фрукты, домашнюю выпечку. Она была одна, совершенно одна. И ни внимательное душевное отношение персонала, называвшего её " наш ангел", ни фрукты и соки, которыми щедро делились с ней соседки по палате – – ничто не могло унять её беспокойства. На ежедневном утреннем обходе она просилась домой, объясняя, что учебный год начался, ей нужно открывать библиотеку, а самое главное – она должна видеть своих дочерей.

Иногда вечером от сердобольный нянечки она получала ключ от кабинета главврача отделения, пробиралась туда и звонила Ларисе Матвеевне. А потом они договорились на определенные дни, и в эти дни Гуля с Владой спешили в дом директрисы, чтобы поговорить с мамой, услышать её голос.

Два раза Рашиду удалось свозить девочек в больницу. Все улыбались, шутили – никто не хотел показать, что у него на душе. Ольга не посвящала дочек в свои невесёлые дела, девочки не рассказали ничего из того, что произошло дома.

Ольга вернулась домой в конце сентября.

Уже были придуманы все ответы на возможные вопросы:

– А где Мур?

– Убежал и не вернулся. Найти не смогли.

– А откуда новые горшки у цветов?

– Тетя Шахноза подарила.

– А что с твоей настольной лампой?

– Потянула за шнур, не заметила как. Вот и упала. Разбилась.

– А что с нашими деревьями?

На этот ожидаемый вопрос Влада не смогла придумать вразумительного ответа.

Саженцы, судя по всему, выжили, хотя Рашид сказал, что радоваться ещё рано.

Но ни один ответ не понадобился.

Ольга не спросила ничего.

Она прошлась по дому, осторожно ступая, как незрячая, пробуя на ощупь знакомые предметы. Полила цветы на окне. Заметила новый замок и решетки на окнах. Посидела во дворе, невидящим взглядом глядя на свой садик.

Дома было полно еды, но она отказалась, сославшись на усталость, и очень рано легла спать.

Через несколько дней, улучив момент, когда Гуля вышла к подружке, она позвала в спальню Владу.

– Садись, – показала взглядом.

Девочка присела на край кровати. Они говорили долго: о жизни, о школе, о будущем, а потом Ольга, погладив руку дочери, произнесла чуть слышно:

– Уезжать тебе надо, доченька, отсюда. Уезжать. Чует мое сердце, не оставит он тебя в покое, а жить в вечном страхе за решетками и замками – не дело это. Не дело, – её пальцы бессильно гладили руку дочери, и эти прикосновения напоминали касания легкого перышка. – И вообще – что тебе здесь делать? Работать всю жизнь в гастрономе? Лариса говорит, что ты способная и что тебе учиться надо. Вот закончишь, дай Бог, 8-й класс и поедешь. Я уже и письмо тебе в дорогу написала.

– А ты, мама?

– А что я? Я буду в порядке. И Гулечка здесь, как рыба в воде. А тебе другая вода нужна, другая. Я это давно чувствую, – Ольга улыбнулась. – Ну, ладно, иди, а то устала я что-то, посплю. А письмо в шкафу найдешь, под полотенцами.

Осень выдалась дождливая, холодная. Уже к концу октября зачастили дожди. Рваные, набухшие влагой облака неслись, наливаясь свинцовой тяжестью, ежеминутно меняя форму и размер, опускаясь на крыши и цепляясь за голые ветви деревьев.

Ольга полюбила сидеть у окна, облокотившись на подоконник, на котором частенько сидел Мур.

Она не спросила ни слова о решетках, лишь один раз с горькой улыбкой произнесла:

– Небо в клеточку, как на уроке математики.

Влада по-прежнему бегала после школы на работу в гастроном, правда, уже пять дней в неделю. Вся её зарплата шла в дом, но денег все равно катастрофически не хватало.

Очень помогали соседи, и Лариса Матвеевна заглядывала частенько, приносила что-то вкусненькое, рассказывала про школу, про библиотеку. Иногда она прикрывала дверь в спальню, и они о чём-то долго шептались с Ольгой.

В конце декабря выпал первый снег. Он начался вечером и валил крупными пушистыми хлопьями. Ольга очень любила зиму, именно такие волшебные вечера, наполненные необыкновенной тишиной, когда в природе исчезали все краски и оставался только один цвет – праздничный и торжественный. Да, это завтра на этой белизне отпечатаются чёткие следы птиц, людей, санок; ещё через пару дней она потемнеет, снег станет серым, рыхлым, ноздреватым и потеряет своё очарование. А пока…Пока такое наслаждение наблюдать за этим мягким кружением беззвучно падающих хлопьев, так быстро и заботливо окутывающих землю.

Они не ставили в этом году ёлку, просто, не сговариваясь, не поднимали эту тему. Но в один из дней Гуля принесла из школы большую матерчатую сумку, наполненную всякой всячиной.

– Это тебе, мама, – с гордостью сообщила она, выуживая гирлянды, фонарики, снежинки – всю эту мишуру, которой Ольга так любила украшать окна и стены перед Новым годом.