Однажды осмелилась и на ночь заперла дверь на защелку. Скорчившись под одеялом, она уже после полуночи услышала какую-то возню за дверью, стук и невнятное бормотание.

А наутро за завтраком встретила взгляд отца – холодный, как стальной клинок, об этот взгляд можно было порезаться. Обычно он уходил на работу до неё, а тут дождался, пока она закончит завтрак и вышел с ней вместе во двор.

– Ты это что надумала – дверь запирать? От кого? – он недобро прищурился. – Смотри-ка, в прятки играть со мной вздумала! Давай без фокусов, поняла? И помни – полслова кому скажешь, – он выразительно сжал кулак.

Влада в тот день не дошла до школы. Она ушла на пустырь на окраине города и долго сидела там среди травы и зарослей мелких белых цветочков. Не было никаких мыслей, не хотелось двигаться. Уже прошло то время, когда она хотела рассказать обо всём маме. Не рассказала, интуитивно понимая – это не даст ничего, только накалит невыносимую атмосферу, царящую у них дома. Мама не в состоянии её защитить, она сама нуждается в защите. Вот если бы у неё был брат – старший, сильный, то тогда бы… Но брата не было – была только младшая Гулька – егоза и непоседа, любимица отца.

– Боевая, – Яков с гордостью гладил ее по темным блестящим волосам. – Себя в обиду не даст.

А она, Влада, давала себя в обиду, понимая: то, что делает отец – это стыдно, мерзко и грязно. Но не с кем было поделиться, некому пожаловаться, да и боялась она, помня взгляд отца и его кулаки, тяжелые и непропорционально большие для его роста.

Всё, что она могла – уйти сюда, на любимый пустырь, на котором она в детстве так любила валяться в высокой траве и гоняться за бабочками. Её детство – счастливое и беззаботное – кончилось очень быстро.

В конце мая Лариса Матвеевна положила на стол перед Ольгой две путевки в пионерский лагерь, которые она достала по профсоюзной линии – сразу на две смены.

– Это для Владочки, – уточнила она. Пусть отдохнёт, развеется. Лагерь в горах, территория шикарная, корпуса со всеми удобствами. Питание хвалят и коллектив хороший. Могу и тебя пристроить туда на работу, тогда Гулю можешь взять с собой – это бесплатно. Отдохнёте все вместе – чем плохо? Ну, а если нет, – добавила она, заметив взгляд Ольги, – тоже не беда. У меня племянница там – вожатая. Проследит за Владочкой, не волнуйся. И не благодари, – она спрятала тонкие пальцы Ольги в своих по-крестьянски крупных ладонях. – Благодарить позже будешь, дай-то Бог, чтобы все получилось.

В июне Влада уехала в лагерь. Известие о том, что два месяца она пробудет вне дома, восприняла равнодушно, без радости или отрицания. Аккуратно собрала вещи в баул, попрощалась с сестрёнкой и вышла из дома, не оглядываясь.

К автобусу со школьниками её проводила Ольга, которая обещала приезжать, если будет с кем добраться. А пока она смотрела сквозь пыльное

автобусное окно, чувствуя, как сжимается сердце, при виде того, как безучастно и тихо сидит ее дочка, не принимая участие в возне и суматохе вокруг.

Она действительно приехала – два раза за всё время. Один раз одна, другой раз с Гулей. Напекла, накупила сладенького, чтобы побаловать дочку.

Влада много не говорила, только сообщила, что кормят хорошо, девочки в отряде нормальные, вожатые тоже, и через день привозят кино.

Ольга пытливо вглядывалась в глаза дочери, пытаясь понять, всё ли так хорошо на самом деле, выспрашивала подробности, но поняла единственное – домой она не просится.

Когда Влада вернулась в августе, то обнаружила, что щеколда в её комнате исчезла, оставив следы от гвоздей, а вместо неё появился замок.

Отец заявился в первую же ночь, открыв запертую дверь своим ключом. Обычно он молчал, прикладывая палец к губам – тихо!

А в этот раз довольно причмокнул, разглядывая её при свете лампы с зелёным абажуром:

– Ишь, поправилась там, в своем лагере, налилась, как яблочко. Ну, чем там занималась, нагулялась небось?

Влада молчала, чувствуя, что задыхается от его запаха, что её тошнит от прикосновения его толстых корявых пальцев. А потом вдруг почувствовала, что её больше нет здесь, в этой комнатке, так уютно, по-домашнему освещенной светом настольной лампы. В этой комнате, которая должна была быть её самым любимым местом в доме, но превратилась в самое омерзительное место на земле.

Ей казалось, что она наблюдает происходящее, как будто сверху, со стороны и внезапно ощутила невероятное облегчение, перестав задыхаться от тяжелого запаха мужчины, который был её отцом.

В начале сентября Яков, непривычно трезвый, сообщил, что его переводят по работе в другой город – областной центр. Это повышение в должности и в зарплате. И такой случай – это удача, которую надо ловить.

– Решил вас не дергать, с места не снимать. Тут и дом, и работа, и школа. Деньги буду присылать в начале месяца. С голоду не умрёте, – горделиво сообщил он. – Главное – не скучать тут без меня. И не гулять, – он выразительно подмигнул Ольге.

– Да, какие гулянки, Яков? Господь с тобой! Учебный год начался, работы полно. У меня новый класс. Забот выше крыши.

– Ну, то-то! А то ведь я в гости наезжать буду, чтобы не забывали, – при этих словах он выразительно посмотрел на Владу, которая сжалась под его взглядом.

Яков уехал, и маленькая семья ожила.

Ольга с Владой сделали генеральную уборку: перестирали занавески, перемыли окна и двери, долго проветривали квартиру, распахнув настежь все, что только можно было распахнуть, словно стараясь избавиться от малейших следов присутствия в ней Якова.

В гости наведалась Лариса Матвеевна и за чаем сообщила, что новая должность – это ее рук дело. Она задействовала старые связи – отца бывшего ученика, который был известным человеком в области.

– Я с тобой не посоветовалась, Олюшка, не знала, как ты к этому отнесешься. Но сердцем чувствую – это к добру для всех вас. Так ведь?

– Так, так, даже больше, чем так, – Ольга вздохнула. – Спасибо вам за всё.

– Ну-ну, только без слёз, только без слёз. Плакать некогда, тебе девчонок поднимать, – Лариса Матвеевна грузно поднялась.

– Пойду. За угощение спасибо.

Жизнь потекла другая, и это было заметно даже в мелочах. На полу запестрели яркие дорожки, придавая дому ощущение уюта и праздника.

На кухонном подоконнике выстроились в шеренгу горшки с комнатными цветами, которые так любила Ольга, но которые не переносил Яков.

– Тебе что, двора мало, что в дом тащишь непонятно что? – так он отозвался на Ольгины усилия превратить дом в уютный уголок.

Она не перечила тогда – выставила все горшки под навес рядом с летней баней на ряд кирпичиков.

А сегодня она могла делать то, что ей хотелось – выращивать цветы на подоконнике, расстелить коврики, зная, что дочки аккуратно переоденут обувь при входе и не натащат в дом куски глины. Ей стало физически легче дышать и она с радостью заметила, как на глазах меняется старшая дочь – исчезла бледность и отрешенный взгляд, она больше не выглядела сонной по утрам и стала чаще улыбаться.

А потом в доме появилось это маленькое чудо, рыжее с зелёными глазами. Его, крошечного и дрожащего, принесла Гуля и, глядя в глаза матери, умоляющим голосом произнесла:

– Правда, хорошенький, мама?

Оля радостно выдохнула:

– Правда. Как назовём? – понимая, какое это счастье – быть хозяйкой в доме, принимать решения, без оглядки на кого-то, даже если это касается таких мелочей, как цветные коврики на полу, цветы на подоконнике или этот рыжий малыш, так уютно устроившийся на руках у ее младшей дочки.

Котенка назвали Мур и оборудовали ему местечко в коридорчике на старом ватном одеяле.

О Якове не было слышно ни слуху ни духу. Не было никаких обещанных денег в начале месяца. Они крутились на одну Ольгину зарплату, во многом себе отказывая, но это ощущение покоя и свободы не покидало, и каждый день, наполненный рутинными делами – работой, учебой, хлопотами по дому – был праздником. Лишь одна мысль занозой сидела в голове – что этот праздник может прерваться в любой момент.