— Чернь! Только что ты переступил грань, паскуда! — парень бросился навстречу.

Пракси дал своему аромату карт-бланш: никаких переживаний о сломанных конечностях, обморожении или непредвиденных травмах. Они вошли в симбиоз, где носитель направляет лёд, а тот вершит волю своего хозяина. Его злили и глазеющие дозорные, и смотрящие на него как на добычу придурки из Вереска, но ярость лишь подпитывала парня как нельзя сильнее.

Лёд не оставался статичным, постоянно менял форму и даже не думал проигрывать какому-то там стеклу. Послышался протяжный треск, и разбушевавшаяся стихия остановилась в последнюю секунду: её зубы, выросшие из-под земли, сомкнулись на уровне шеи. Сдержаться и накрепко не сжать холодные клыки — это была война с собственной ненавистью. Ещё немного, и человек лишился бы жизни, а ледяная стихия и дальше расстилалась по улицам и площадям, со всей своей враждебностью нападая на каждого, кто захочет её остановить.

Амарантин человека, что управлял этой слепой злобой, кипел[27]. Он в буквальном смысле бурлил в нём, перешагивая далеко за рамки закрытых глаз и сосредоточенности. Всё, что он находил враждебным, обгладывал лёд. Замерзало стекло и снаряды, блики и огоньки, руки, шипящие жидкости, колючий песок, лезвия и сами люди. Всё, бросившее вызов холоду, утопало в голубых глыбах.

С чем Пракси не мог совладать, так это с количеством. Каждый, с кем он сталкивался, вне зависимости от аромата, в конечном счёте выбывал из игры. Из-за усталости, связь с ароматом то пропадала, то вновь появлялась, но череда побед не прерывалась. Пракси превозмогал раз за разом, пока не пришло осознание, что сколько бы он ни побеждал, целей не становится меньше. Люди из Вереска замирали, но их место занимали другие, такие же быстрые и опасные. Тогда Пракси начал только защищаться, а не охотиться. И вскоре к нему впервые пришло понимание того, что, сколько бы он ни надрывался и ненавидел, как бы ни хотел потушить Терсиду и победить, у него это не получится.

Докс бросил защищать Маччери. Сейчас парень нёсся по крышам зданий чтобы поскорее оказаться поближе к заварушке. На его глазах Мортимер утонул в своём аромате, но что там происходило на восточной улице разглядеть было невозможно. Он не аккуратничал, потому по пути не раз подворачивал ноги и даже ломал их из-за очень неудачных приземлений. Парадокс ковылял, если не получалось ковылять — падал и просто полз, надеясь, что его аномалия сработает поскорее. Когда тело приходило в порядок, он поднимался на ноги и бежал что было силы.

“Вам запрещено умирать”. — Слова Фриды снова и снова звучали в голове. — Запрещено, запрещено, запрещено. Никто не должен погибнуть. Никто.

Добежав, Парадокс нырнул в узкое пятиэтажное здание, которое заприметил по пути. Никакого внимания на посетителей или кем там они были — парень просто промчался мимо них на самый верх. Надеялся, что вся его невезучесть, все жизненные уроки и шуточки, которые в обычное время кажутся забавными, сейчас обойдут его стороной. Пусть именно в этот раз ему повезёт, и крыша будет открыта.

“Потом будь что будет. Хоть потоп, хоть пекло, пожалуйста!”

Парадокс с такой силой врезался плечом в дверь, ведущую на крышу, что потерял равновесие и едва не упал. Наверху уже было достаточно зевак, которые наблюдали за происходящим, выглядывая из-за перегородки. Больше всего подростков и детей, но было среди них и несколько взрослых.

— Уматывайте отсюда все. Быстро, быстро! Уматывайте! — он старался сделать голос пораздражённее и агрессивнее, чтобы никто не начал спорить. — Бегом, я сказал, не то прямо сейчас грастий сюда приведу!

Наблюдатели отреагировали так, словно знали, что попались на самом страшном из преступлений, и не думали препираться. Парадокс торопил их и даже подталкивал в спину, а когда последний мальчуган оказался на лестнице и повернулся что-то спросить, Парадокс захлопнул дверь прямо перед его носом. Вход он подпёр тяжёлой бочкой с жидкостью внутри — не гарантия безопасности, но немного времени в случае чего выиграет.

С этого ракурса всё было видно как нельзя лучше. Тесс лежала у ног одного из Вереска, колена её были поджаты, а руки находились у живота. Девушка шевелилась едва-едва и нельзя был рассмотреть, в сознании она или нет. По всей улице было почти с десяток людей, примороженных то к зданиям, то к брусчатке. Было видно, аромат Пракси всё ещё кипел, но даже так, они с Глэдис очевидно не справлялись — против них стояло близ семи человек, в каждом из которых были силы сражаться.

Из пальцев Парадокса тут же хлынул аромат: он представил, как три неразрушимые и неосязаемые цепи преодолевают пространство и оплетают сердца нужных людей. Так он оберегал тех, у кого хотел забрать боль или кому не мог позволить умереть с первого раза. Даже с его цепями, всё шло совсем наперекосяк. Докс словил себя на мысли, что сейчас от оптимизма и уверенности не осталось и малейшего следа. Носители из Вереска пользовались своими ароматами так, будто тренировались далеко не первый год.

Он увидел, как девушка в капюшоне метнула в Пракси что-то, напоминающее алмазный диск. Со стороны это выглядело так, словно диск на огромной скорости пролетел сквозь, но Парадокс сполна ощутил этот удар. Ему перерубило берцовые кости левой ноги, и он тут же схватился за ограждение, чтобы не упасть наземь. Пусть боли и не было, ощущение казалось совершенно мерзким и отвратительным. Он не смотрел вниз и старался думать только о картине перед ним, чтобы не нагонять паники.

Возьми Парадокс ещё несколько таких ударов, и тело просто не успеет вернуться к здоровой форме. Носителей было слишком много, чтобы выдержать хотя бы по одному попаданию от каждого из них. Парень словил себя на мысли, что оставались считанные секунды до катастрофы, которой хотелось избежать всеми силами. Он не знал как может помочь. Как Пракси и Глэдис справятся со всем этим ужасом лишь вдвоём. Но если проиграют, то быть среди проигравших и Парадоксу. Пусть в итоге отлетит его собственная голова, но время он потянет. Ещё как потянет.

До последнего не хотелось открывать глаза. Казалось, так можно спрятаться от происходящего вокруг. Но картина всё равно становилась понятной, как бы ни хотелось обратного. Мия чувствовала, как пульсировали кончики пальцев оттого, что руки были слишком сильно связаны за спиной. Она сидела на стуле, а ноги её плотно прилегали одна к другой. Двигаться было страшно и всё, что получалось, это глубоко вдыхать воздух и не открывать глаза. И тогда, может, сознание бы затуманилось и перенеслось в любое другое место или тело, только бы не оставаться здесь. Эти несусветные глупости казались совершенно реальными: стоит поверить в них, и они станут настоящими, подобно аромату. Но только прозвучал чужой голос, как надежда на несбыточное рухнула. И тогда внутри осталось так мало веры в себя, что даже глаза открылись сами по себе.

— Пора просыпаться, Мия. Пора.

Она находилась посреди небольшого квадратного помещения с хорошим освещением и маленьким окошком. Оно напоминало чердак, правда, ухоженный и даже роскошный. Мия сидела на стуле перед людьми, что выстроились в форму полукруга, заслоняя собой дверь. Только один человек оказался прямо возле неё. Он чуть наклонился, дотронулся тыльной стороной ладони до щеки, и от этого стало непомерно жутко. Ничего во внешности этого человека не изменилось, словно рутина Мейярфа никогда не исчезала, а Стеокс оказался лишь лучшим и самым долгим из снов.

— Ты ввязалась в опасную игру, девочка, — с удивительным теплом произнёс Зауж. — В опасную игру совершенно не с теми людьми.

Мужчина горько улыбался, словно разочаровался в человеке, которому всецело доверял. Стало боязно, что кривая улыбка в любую секунду превратится в злую гримасу, и Зауж даст свободу своей жестокости. Но он всё так же щурился, гладя её по щеке и говоря если не ласково, то сдержанно.