— Договорились. Сейчас мне срочно нужно идти.

— Сейчас пойдёшь, мир никуда не убежит. Выждем немного.

Она была на взводе, но Эйдан на секунду остановил момент. Он протянул ей два костлявых пальца в которых ничего не было — вдохновению нужно было немного подождать.

— Но сначала диско. Хочешь?

— А как?

— Соедини так же, как я. И дыши.

Мия сделала тот же жест и пальцы сомкнулись в замок. На выдохе начал валить чернющий, но вовсе не тяжёлый дым. Они оба закурили — на вид сажу, но на вкус самый душистый фрукт из всех несуществующих.

— Каждый раз как ты куришь — это диско?

— Не каждый. Но вот сейчас — диско. Это оно.

Эта гордость за себя, эта внезапная готовность действовать и уверенность в новом этапе — не результат первых в жизни затяжек. Сейчас настроение было таким, что Мия готова отвечать на вопросы, а не задавать их. Она знала куда пойдёт, как только сажа кончится.

И даже не нужно было описывать что же оно значит, это “диско”. Во внешнем мире штилей и штормов умирают и рождаются люди. Кто-то ворует человеческое естество, кто-то публично казнит себя сам, а другие видят в этих казнях добродетель. Среди обречённых, благословлённых, счастливчиков и мертворождённых нет их, Мии и Эйдана. Сейчас они точно не из тех, кто может спасти человека от гибели, бросить вызов зубастой пасти или хоть что-то поменять. Пусть мир хоть гремит, хоть ломается пополам и загорается на полюсах — пока они здесь, до них это не доберётся никогда. Они выдыхают сажу и смотрят на углы лабиринта, который не под силу разогнуть ни одному человеку извне. Даже если Виоландо не пройдёт проверку временем и навсегда пропадёт, то ничего страшного. Всё сущее может посереть и выцвести, но этот уголок свои краски не потеряет. Можно захотеть навести шума, выйти наружу и стать частью потока. Но можно остаться здесь, где красный, зелёный и синий. Это, показалось Мие, и есть “диско” — выдыхать сажу и смотреть, как мир выворачивается наизнанку. Оставаться или нет — нужно решить пока длится момент. Но если всему сущему остались считанные секунды, ни в коем случае нельзя спешить и курить в быстрый затяг, ведь фруктовый вкус просто пропадёт. И какое тогда диско?

Мия несла за собой знамя, невидимое, но цветастое и красивое, как парча. Это была уверенность, прочная и эластичная, которой сначала удалось расцвести внутри и только потом принять форму шуршащей ткани.

Атмосфера в комнате Фриды оказалась совершенно не такой, какой представлялась. Она напоминала музей со множеством экспонатов. Хранитель этого музея дорожил ими и словно не собирался показывать остальному миру свою личную коллекцию. Здесь на маленьких подставках лежали совсем блеклые вещи: чья-то старая шляпа, сделанный из ракушек браслет, компас, треснутые очки и много другого. Все без освещения, но под стеклом, защищающим от пыли. Даже так все эти предметы казались старыми, неработающими и никому не нужными. От стен комнаты отражалось сиюсекундное нечто, что-то непривычное и даже чужое. Стоило только сесть рядом с полуосвещённым силуэтом, как знамя треснуло, подобно раскалённой добела кости.

Неясно отчего, но в полуосвещённой комнате единственное крыло превратилось во что-то бесформенное, способное лопнуть, расколоться и даже взорваться. Ничего общего со стягом, который она гордо принесла сюда.

Хотелось поздороваться, но получилось только подойти и с накатившим чувством стыда сесть рядом. Хотелось раскрасить комнату своей уверенностью, но в самый важный момент она выпорхнула прочь. Их приветствие не задалось.

Фрида держала в пальцах монету. Её взгляд, задумчивый и почему-то поникший, был прикован к маленькой металлической безделушке.

— М-м-м… Какая-то старая монетка? — хотелось хоть как-то начать диалог.

Собеседница ответила не сразу. Она продолжала смотреть: то на аверс, то на реверс. Картинка выглядела обычно, ничего такого, от чего нельзя было оторвать взгляд. Но Фрида словно смотрела сквозь металлическое тело, вглубь монеты.

— Моя мама очень любила собирать разные старые или редкие вещи. Мне кажется, она умела видеть ценность в старье, которое показалось бы другим хламом. Хорошо это или нет, но эта странность досталась и мне. Поэтому я могу сидеть и долго смотреть на фотографию или, например, монетку. Главное — узнать историю вещи, которую ты держишь в руках.

С одной стороны монеты Мия разглядела странное, неизвестное ей животное. Оно было продолговатой формы, свёрнутое в кольцо. Это существо кусало свой хвост, отчего походило либо на ноль, либо на что-то совершенно противоположное.

— История вещи бывает особо интересной, иногда даже намного интереснее, чем у некоторых людей. Например, эту монету моя мама нашла в обычной кашемировой пряже. Почти такой же экземпляр, каких раньше было миллионы, просто не медного цвета и больше, чем другие. Возьми да выброси. Но ей захотелось узнать, почему обычная монета вдруг стала белого цвета и увеличилась в размерах. И, как она рассказывала мне в детстве, история действительно необычная.

Мия присмотрелась, продолжая слушать. Хвост находился в пасти существа со страшной мордой, прямо внутри, но если идти вдоль туловища, то расстояние казалось просто огромным. Было похоже на то, что в обычную монету смогли уместить десятки десниц, лет, поколений и идей.

— Ей удалось найти человека, который создал эту монету. За сорок пять лет до этого мужчина, который работал со станком, уронил в него своё обручальное кольцо. Он говорил, что никогда его до этого не снимал, но в тот день повредил палец, и тот начал отекать. Знаю, что все звучит очень сумбурно, но послушай, что произошло дальше. Он решил снять кольцо из-за того, что палец на его руке немел. И кольцо тут же выскользнуло, попав в отверстие размером с горлышко бутылки. Получилась вот эта фальшивая монетка, которая по всем законам логики не должна была появиться. Ремесленник даже не пытался расплатиться своим кольцом с кем-то, а сразу выкинул ненужный хлам. Ни я, ни мама, ни тот мужчина не знают, как вышло так, что спустя столько времени этот предмет оказался в пряже. Забегу вперёд и скажу, что наша семья продала его за очень большие деньги. Такие деньги, которые мы в своей жизни не видели и о которых даже не задумывались. Почти сразу после этого она приняла решение переехать на другой материк, который и называется Эмирония. На то время он действительно казался более благополучным.

Существо медленно-медленно двинулось по кругу. Что-то совершенно здравое внутри подсказывало, что стоит моргнуть, и всё вернётся восвояси. Но сейчас этот зверь полз и поглощал свой хвост ровно настолько, насколько нужно было, ни укусом больше, ни укусом меньше. Его тело являлось идеально ровным кругом: ровнее, чем форма полной луны или радужки глаза, совершеннее даже воображаемой окружности. Пальцы держали эту монету, но создавалось впечатление, что именно существо опоясывает ладонь Фриды, её тело и мысли. И сейчас оно сделает ещё один виток, теперь уже вокруг ноги самой Мии. Только подумав об этой ерунде, она сразу моргнула несколько раз.

— Она переехала сюда вместе с моим отцом, а то место, которое было их родиной, перестало существовать меньше, чем через год[24]. Всё кроме Эмиронии просто пропало. Со всеми людьми там, скорее всего… скорее всего, даже с тем мужчиной, который создал эту монету. Поэтому я родилась уже здесь, в Виоландо. Так уж… — Фрида теряла слова. — А может это мы исчезли, а на родной планете нас всё ждут, ждут… И не могут дождаться, как бы ни хотели. Не знаю. Но каждый раз, когда смотрю на эту монету, я задумываюсь. Иногда с тоской, иногда с непониманием, всегда по-разному. Я вижу две очень широкие, но совершенно разные дороги, связанные с этой историей. Если всё, что мне рассказывали, правда, то все мои стремления и идеи, мои эмоции, мои мечты и маленькие шаги к чему-то большему — это… дело случая? Он невероятным образом появился в моей жизни, но мне становится не по себе, что человек, которым я успела стать, обязан всему отёкшей руке незнакомца. Ведь если бы не она, то наша семья вряд ли когда-то бы сдвинулась с места. И через год она бы исчезла так же, как и все люди там. Но с того момента я проделала огромную дорогу, это вся моя сознательная жизнь, это та Фрида, которая сейчас сидит перед тобой. Мне тяжело гадать, вдруг нас бы обогатило что-то ещё, и всё пошло по той же схеме, не знаю. Но можно ли сказать, что наш с тобой разговор в этом замке — это плод одного неумелого движения, сделанного когда-то незнакомым нам человеком на планете, которой уже не существует? Я не прошу ответа, просто говорю, что натыкаюсь на эту стену каждый раз, как засматриваюсь на это маленькое солнце в своих пальцах.