Мы сумели договориться. Я выплачивал ей вдвое больше обещанного гонорара, и она оставляла нашего ребёнка, а после родов мы подавали на развод, и Дина обязалась не претендовать на Анечку.

Выжить её совсем из жизни дочери я не мог. Каждая встреча с матерью для Ани была праздником, а мне оставалось сжимать кулаки и запихивать своё чувство отвращения к бывшей куда подальше. К тому же пытаться гасить неконтролируемую ревность. Как бы не старался и не лез из кожи вон, заменить эту алчную корову я не мог. При упоминании этой тупой суки, назвавшей однажды моего ребёнка «этой штукой» в глазах дочери вспыхивал огонек обожания.

Я мог простить бывшей все годы моего бездарного подкаблучивания ее прихотям, но не эти два слова, глубоко засевшие в сознании.

Вот и сейчас ни я ни смущенная писательница не поняли, как моя экс-супруга и ее новый хахаль сели к нам за стол, и Дина начала свой умелый разговор, очаровав Славу настолько, что та без капли лицемерия выдала, глядя на неё:

— Вы очень красивая, Дина… Очень…

Довольная корова захохотала и посмотрела на меня победным взглядом.

Выносить этот непонятный цирк не было желания, и я отлучился в туалет. А когда вернулся напрягло сразу два обстоятельства: Слава пила новый коктейль и по странности сидела грустная.

— Что ты ей сказала? — не сомневаясь, кто приложил к этому руку, тихо обратился к Дине.

— Кому? Твоей незабудке? — она попыталась применить ко мне один из своих дешевых трюков по соблазнению, скользя глазами по губам, но со мной этот номер давно не проходил. Тогда наклон наклонилась к уху и с придыханием произнесла. — Ровным счётом ничего, милый… Только рассказала, как долго и упорно ты меня добивался. — победно улыбнулась стерва.

— Ты такая сука. — шепнул я и, встав, уже громче сказал, что нам с писательницей пора, так как завтра у нас важный день. Пожав руку парню, которого мне было искренне жаль, взял Славу за руку и вывел из ресторана, на который возлагал совершенно иные надежды.

Никак не намеревался спаивать непорочную, и встречать порочную бывшую.

Мы шли по набережной, взявшись за руки, и молчали. Она не поднимала на меня своих глаз, но и не пыталась убрать свою ладонь из моей. Я чувствовал вину, что позволил Дине сесть за наш стол и хотел сжать писательницу в объятиях, но она была пьяна и слишком серьезна.

— Ты говорила, что становишься болтливой… — попытался пошутить и разрядить обстановку. Хотелось понять, что творится в голове непорочной.

— Становлюсь. — грустно согласилась девушка. — Если хочешь, можешь вернуться к ним, а я сама доберусь. — неожиданно попыталась вырвать руку.

— Зачем мне к ним? — удивился, не позволив убрать руку.

— Ты так на неё смотрел… — пьяно обиженно буркнула писательница и снова попыталась вырвать руку, но я только ближе притянул её к себе.

— Как так? — спросил, стараясь подавить улыбку.

— Аж прожигал её взглядом! Я хоть немного выпила, но во мне проснулся глаз-алмаз! — смешно щуря глаза, заверила неопытная алконавщица. — И моя сетчатка сейчас все сканирует идеально! Даже Мороженку могу через километры увидеть! Понятно тебе?

— Понятно, понятно. Правильно заметила, прожигал неприязнью. — я погладил её по голове, наблюдая за реакцией. — А ты ревнуешь?

— Я? — Слава возмущённо захлопала ресницами. — Ещё чего! Мы совершенно незнакомы для подобного рода эмоций! У меня нет права ревновать. Тебя не знаю ни я ни моя сетчатка. К тому же, ты мой босс, и я пишу эти порочные порочные отрывки, — она закрыла раскрасневшееся лицо руками, но говорить не перестала. — А ты их читаешь, ужасаешься, скорую вызываешь, содрогаешься и думаешь обо мне плохо… Как о падшей порнушнице….

Сдержать смех удавалось с трудом. Я аккуратно взял ее руки в свои и с улыбкой спросил:

— Это тебе твоя сетчатка сейчас сказала?

— Да! — икнув, совершенно серьезно подтвердила она. — И бывшая у тебя красива, как холод, закутанный в сладкую глазурь. Посыпана пылью далёкой звезды, сияющей светом давно погасшим, до которого никогда… никогда подобной мне не добрести… до блеска подобного мне не добраться…

— Моя бывшая не достойна этих слов, хоть ты и метко уловила суть Дины. И ты, Слава, ты намного ярче, чем весь её обманчивый блеск. — не удержавшись, сжал в объятиях и посмотрел в глаза. — Ты же забудешь всё, о чём мы говорили?

— Скорее всего да, — грустно подтвердила она. — Не хочу забывать то, что ты сейчас сказал.

И тогда я сделал это в первый раз. Не знаю, насколько мой поступок выходил за пределы кодекса джентльменов, но я её поцеловал.

За ночь в моей голове произошла высадка многочисленного семейства бегемотов, и теперь они теснятся и топчутся так, что сводит скулы, а открыть глаза удается далеко не с первой попытки.

Эффект моего третьего в жизни водочного похмелья невозможно перепутать ни с чем другим. Бегемоты всегда со мной…

Это зелье преследует меня и настигает в самые неожиданные моменты. Удачно маскируется и вливается в желудок, а затем превращает язык в неконтролируемого танцора румбы, чьи виляния я никогда не запоминаю, но зато их припоминают окружающие. Мои со смехом озвучивает мне на следующий день Юлька. И, пьяная Слава, по словам подруги, становится безмерным философом…

И сейчас я тоже мало что помню, точнее, тонкая ниточка мерцающих воспоминаний обрывается в кафе, в которое мы вчера заходили с Георгием, а дальше гирлянда гаснет, оставляя меня в глухой темноте забытья…

Сфокусировав взгляд на светлой стене, я очень долго осознаю что-то тяжёлое на своей талии, а потом и вовсе превращаюсь в концентрированный слух, ощущая чужое размеренное дыхание на своих волосах.

Мамочки…

Неужели это не страшный сон, подаренный коварным пойлом, а явь, в которой незнакомец обнимает меня сзади. Кто-то, с кем мы сумели поместиться на односпальной кровати… И?

Георгий! Стрелой прозрения выстреливает во мне мысль, отчего щеки начинают гореть в агонии стыда.

В чем я? В чем я? Бесстыдная! — вопит сознание.

Майка! И я чувствую на себе белье… Не голая, уже хорошо, утешаю себя, но тут же противоречу — а штаны где? Штанов-то нет? Без штанов реальность не так мила…

Ничего не помню… Что вчера произошло? Как мы оказались в моем номере и почему спим в обнимку… Неужели мы того…

— Вообще, что ли ничего не помнишь? — недовольно осведомляется некстати явившая себя миниатюра владелицы Эры.

— Эх, как жаль… — прочитав в моих глазах отрицание, вздыхает маленькая я.

— А вы знаете? — спрашиваю и сразу ловлю критический взгляд от Риммы Константиновны.

— Милочка, — вздыхает женщина. — Мы плод твоего воображения. Знали бы, не спрашивали бы тебя сейчас. И завязывай с алкоголем, он тебе не к лицу.

Мне хочется возразить, что я и так не пью, но на поучительной ноте обе исчезают, оставляя меня один на один с мыслью — как незаметно выскользнуть из-под руки и убежать. Направление не имеет никакого значения, главное — скорость! Точнее, максимально возможная скорость. Но после первой же слабой попытки отодвинуться, мужчина за моей спиной шевелится и, не замечая нервозных попыток моих конечностей, прижимается ко мне, целует в волосы и сонно произносит:

— Доброе утро, цветочек. Проснулась?

Несмотря на непрекращающийся топот бегемотов, дикую сухость во рту и не до конца восстановленную функцию зрения, тело решительно бросает в жар.

Оказывается, мужской голос после сна способен приобретать дополнительную палитру сексуальности. И Георгием выкуплена вся возможная серия, вместе с лимитированной. У меня от одного звука внутри начинается буйное таяние ледников…

Он сказал «цветочек» … а меня так папа в детстве называл, и я почему-то всегда чувствовала себя совершенно счастливой и особенной…

Сердце радостно стучит, невзирая на осознание полного провала гениального плана побега, и я аккуратно поворачиваюсь на спину, до конца не веря в происходящее. Расслабленный, сонный и немного игривый взгляд Георгия встречается с моим смущенным, шокированным и наверняка немного косым. Мужчина ласково скользит по моему лицу глазами, заставляя мозг в одну секунду прорабатывать бесчисленное количество возможных событий прошлой ночи, потому как мой чёрный ящик категорически отказывается проливать свет на случившееся.