Разные мысли меня посещали тогда. Не самые хорошие. Сначала отрезала волосы, и в тот же день сделала с собой кое-что похуже. То, после чего я больше месяца носила платья с длинным рукавом. Хотя бы шрамов почти не осталось. Амели тогда нашла меня и остановила кровь. И отцу не сказала, за что я ей благодарна. Иначе я боюсь представить, что бы было.

И вот сейчас я опять в разбитом состоянии. Когда это все закончится? Когда я смогу делать то, что мне нравится, а не что должна? Видимо, не в этой жизни.

Ужин сегодня я решаю пропустить, настроения нет. Да и не хочу, чтобы отец видел мое заплаканное лицо. Даже по этому поводу он найдёт, что сказать. И я не хочу показывать ему свою слабость, какой бы сломанной внутри не была.

Утро нового дня решает меня удивить. Во-первых, от моих вчерашних рыданий не осталось и следа. Что удивительно, я уже начала придумывать, как буду это все исправлять. Косметикой я привыкла скрывать свой шрам, так что опыт уже имеется. Мне приходится его прятать, потому что окружение начинает косо на меня смотреть. Не понимаю их отвращения к этому, я же не становлюсь от этого хуже. Идеалов красоты не существует.

Но вот во-вторых удивило меня больше. Мой отец предложил мне сегодня помочь ему в лаборатории. Не потому, что я его давно об этом просила, или он решил искупить свою вину за вчерашние слова. Нет. Он никогда не признаёт неправоты, особенно со мной. Он просто боится, что я опять что-то сделаю. И это скажется на его репутации (которая подпортилась ещё со времён развода с матерью), а не потому что я наврежу себе. А так за мной будет удобно присматривать и «мысли дурные в голову лезть не будут».

Ну а я не против и помочь. Все же лучше, чем сидеть в четырёх стенах. Или если снова придёт старая леди меня учить. После того случая, когда получила ожог, у отца на работе я не была. Я много раз просила его взять меня с собой, но он оказывался.

Лаборатории находятся ниже первого этажа, рядом с тюрьмой, чтобы было удобно забирать монстров. Даже хорошо, что мне не доверят серьезную работу, смотреть над этими издевательствами я не хочу.

«Рита, они безжалостные чудовища, убивающие наших людей. Они это делают из-за того, что могут так поступать. А мы их изучаем для общего блага, чтобы наша медицина развивалась, и чтобы их становилось меньше». Так оправдывают эксперименты, проводимые здесь. И за все ужасные поступки грифов они не заслужили такого. Неправильно ненавидеть кого-то только потому, что они не похожи на нас.

«Никогда с ними не связывайся. Они могут красиво говорить, казаться добрыми, но все это лишь уловка, чтобы ты им доверилась. Их король долго не будет править, скоро его место займет его сын. Младшего принца никто не видел, но он будет мстить за смерть своего брата. Он кровожаден и жесток. В случае чего никогда не появляйся у них на пути». Ещё одно ценное указание. Что оно значит я не поняла, но со временем, надеюсь, это изменится.

Я стараюсь запомнить весь путь по этим коридорам, но для меня они все одинаковые. Без помощи я сейчас дойти обратно не смогу.

Кабинет отца находится в самом конце. В его белых стенах мне становится не по себе. Окна тут находятся под потолком, но плитка хорошо отражает свет, поэтому здесь светло. На одном столе лежат бумаги, пробирки, микроскоп и другое не особо известное мне оборудование. А вот стол напротив служит как раз для практических исследований. Шкаф с инструментами это подтверждает. Только большое растение в дальнем углу немного скрашивает обстановку. Оно отдалённо напоминает пальму. Только откуда она взялась? Климат для таких растений у нас не подходящий.

И как я предполагала, роль девочки на побегушках достаётся мне. Ношусь по кабинетам с кучей бумажек, передаю какие-то просьбы, результаты анализов и фиг знает чего ещё. Коллеги отца обсуждают с ним более серьезные дела так, чтобы я не слышала. Мне это кажется странным, их секреты мне рассказывать некому. И они явно не за мою психику беспокоятся.

Ещё успеваю навести порядок в приборах и инструментах. Раскладываю по полкам иглы, скальпели, ножницы и банки с различными жидкостями. Кислот там не было.

Молодой лаборант заходит в кабинет. Я только мельком обращаю на него внимание и продолжаю свою работу. Они о чём-то переговариваются, не обращая на меня внимания.

В момент, когда я заканчиваю с уборкой в шкафу и только собираюсь отдохнуть, отец посылает меня куда-то в другой конец этого лабиринта за какими-то образцами. И, естественно, мне не сказал, что там. Только сунул в руки бумажку с какими-то каракулями (по-другому про его почерк сказать не могу).

Лаборант провожает меня до нужной двери. По пути нам встречается стража. Отличить их от обычных людей можно только по висящим на поясе клинкам. Конечно, в подземелье никому нет дела до их одежды, ходят, в чем хотят. Только рядом со знатью стражи обязаны быть в темно-зеленой форме.

Парень шагает быстро, я еле успеваю за ним. И как при такой ходьбе я могу запомнить дорогу?

– А можно чуть помедленнее? – обращаюсь к безымянному лаборанту.

– Это не экскурсия, – бросает он мне через плечо. – У меня много работы, так что переставляй свои ноги быстрее.

Хам. Пусть сам попробует в таком длинном платье быстро двигаться. И это не мне нужны те результаты эксперимента. Зачем отцу самому тащиться за ними, если есть Рита, которая все сделает.

– Вот этот кабинет тебе нужен, – объявляет лаборант. Наконец-то, наше совместное путешествие закончилось. – Обратно пойдёшь сама.

Я стучусь в дверь. Несколько минут мне никто не открывает. Тогда я стучусь снова. Женщина, выглянувшая из-за приоткрытой двери, осматривает меня с таким недовольным видом, будто я ее разбудила в выходной с утра пораньше.

– Берт Прециос попросил меня забрать, – объясняю я. Сама женщина ничего не спрашивает, и я решаю проявить инициативу.

Она выхватывает из моих рук бумагу и скрывается в лаборатории. Я бы не хотела работать такой стервой. Сочувствую ее коллегам.

Это самые увлекательные двадцать минут в моей жизни. Я изучаю каждый камень, каждую линию дерева. Стены здесь толстые, криков из-за этого неслышно. Или они решили сжалиться над существами и не режут их в сознании. Мое воображение рисует не самые приятные картины происходящего внутри, но я быстро стараюсь их прогнать.

Та же женщина отдаёт мне пробирки. Их она передаёт аккуратно, предупреждая меня о том, что сделает со мной, если разобью хотя бы одну.

Я разворачиваюсь и иду к отцу. Охрана недалеко, в основном они сторожат вход в камеры пленников. Но некоторые ходят и по коридорам. Если заблужусь, будет у кого дорогу спросить.

Что в пробирках находится мне так не сказали, хотя мне интересно. Стекло мутное, не позволяющее разглядеть содержимое.

Сквозь узкие зарешеченные окна, расположенные под потолком, проникает немного дневного света. Камень стен здесь сам по себе какой-то серый, а от света он становится ещё бледнее. Скукотища, и как только можно круглыми сутками здесь сидеть.

Я немного заблудилась и зашла не в то крыло темницы. Сейчас здесь мало монстров, в основном они на опытах. А те, что остались, сидят в глубинах камеры, не в состоянии делать что-либо. Я стараюсь идти тихо, но некоторые заключённые замечают меня, тянут руки с просьбой помочь им. Да, мне не дали халат, поэтому они не приняли меня за работницу. Всем на свете не поможешь, как ни старайся. Они постоянно что-то бормочут себе под нос, так что стража внимания на них не обращает. От теней, которые падают на их тела, становится не по себе. Их кожа бледная от голода и постоянного забора крови, шрамы, синяки и ссадины не успевают заживать. Не все такие, есть и здоровые грифы. Скорее всего, мой отец до них ещё не добрался. В общем, зрелище не для слабонервных. Но у одной решетки я все же останавливаюсь. В неё как раз проникает свет и есть возможность рассмотреть ее обитателя.

Такого типажа внешности я ещё не видела. Это гриф, но это не отменяет того, что он похож на человека. Я представляла их ужасными кровожадными монстрами, с какой-нибудь серой кожей, мутными глазами, острыми когтями (большинство тех, которых я вижу, подходят под мои представления), но этот… Мне его жаль, никто не должен здесь находиться. Парень лежит на спине, его руки закованы в ржавые кандалы. Его голый торс (должна отметить, с хорошо натренированными мышцами) исполосован ранами разной глубины, из которых уже перестала вытекать кровь, пропитавшая его льняные штаны и покрывающая его целые участки загорелой кожи. Она в глубине камер не потеряла своего красивого оттенка бронзы.