– Пусть лучше передохнут итальяшки с фрицами, – говорил он нам на собраниях в своем огромном кабинете, – но здоровье наших людей, честных и трудолюбивых бретонцев не должно страдать. Мы все – люди единой белой расы, мы любим свою страну и свой народ. Немцы уже давно не немцы, у них всем заправляют турки и арабы, в их школах немецкой речи даже не слыхать. Они проиграли эту войну, зачем их нам защищать?

В его голове удивительным образом сочетались интернационализм (в нашей команде работало полно арабов), левый социализм (все мы зарабатывали примерно одинаково, дабы в «Семье» не возникало зависти друг к другу) и правый самый что ни есть махровый экстремизм, граничащий с фашизмом. Он вовсю привечал в «Чат-нуар» различных политиков правого толка, особенно частыми гостями у нас были члены Национального фронта, созданного в 70-х годах знаменитым Жан-Мари Ле Пеном. Луи безо всякого зазрения совести именовал их своими друзьями, несмотря на то что многие из них придерживались откровенного фашизма и были потомками пособников германских нацистов, как уже упомянутый мною Лидалю́.

Нант стал для меня мощнейшим стартом карьеры, за первые два года жизни здесь и работы на Седого Луи я узнал столько, сколько не мог даже рассчитывать узнать на своем острове среди чаек и рыбной чешуи. Сердце мое горело яснейшим факелом надежды исправить мир – это сказывались гены отца, ну и наказать виновных во всех бедах нашей многострадальной страны. Каким же образом это сделать, я естественно, не знал и полностью доверил свою судьбу в руки стального старика с белыми волосами, в котором видел спасителя отечества и мудрейшего из смертных.

Через день после разговора с боссом мы с Эдмоном и пятью нашими ребятами выехали на поезде в бретонский Брест на встречу с представителем наркокартеля из Пуэрто-Рико, доном Мигелем Эспиноса по прозвищу Краб. Мы везли к нему вопросы, на которые очень хотели получить своевременные ответы.

Мы ехали два часа, во время поездки Эдмон усиленно просвещал меня касаемо предыдущих переговоров.

– Ты помалкивай, говорить буду я. Если будут что-то спрашивать, ссылайся на меня.

– Я еду туда учиться, я прав?

– Именно. Старик наш в тебе очень уверен и просил меня дабы я натаскал тебя как следует в дипломатическом искусстве. Поэтому слушай и запоминай.

За окнами проносились чарующие пейзажи Атлантической Франции.

– Этот Краб, или Эспиноса, еще тот тёртый калач. Ему шестьдесят лет, из которых сорок он занимается торговлей драгом, работорговлей, производством порно и еще черт его знает, чем. Он мафиозо самого высокого пошиба, причем учти, что последние пятнадцать лет он сидел в тюрьме Мо в Шоконене, и при всем при этом умудрялся держать в своих руках весь свой бизнес, не упуская ничего. Его выпустили по амнистии пару-тройку лет назад, и он как бы отошел от дел, но это не так. Официально главой его клана стала его старшая дочь Ирма, еще та стерва. Она была с ним на той самой сходке на острове Йе, я тоже ездил туда в свите Седого.

– Почему Краб, кстати?

– Он обожает крабов на завтрак, обед и ужин. Жрет их как не в себя. Несмотря на то что у него проблемы с желудком, он тем не менее не отказывает себе в этом удовольствии ежедневно.

Далее Эдмон рассказал, что именно Эспиноса первый поддержал Луи в его начинании очистить Атлантическую Францию от наркотиков, несмотря на то, что был главным поставщиком в эти края много лет. Он рассудил, как типичный прагматик, приняв доводы Луи: если продолжать ввозить драг такими же темпами, тогда через пять лет его некому будет тут продавать.

С 80-х годов, когда страну захлестнула очередная экономическая депрессия, вызванная во многом откровенно популистской политикой Франсуа Миттерана, опирающегося на самые трущобные низы, наркотрафик расцвел здесь небывало. По рассказам Седого Луи, в те годы каждая школа, каждый интернат, каждый университет страны были рассадниками заразы. Никакая борьба полиции с наркодилерами не давала результата и прежде всего из-за чрезмерной коррумпированности местных управленцев, глав департаментов и коммун, морских чиновников и даже высших офицеров морского флота. Все пытались нажиться неимоверно на столь огромном потоке наркотиков, но благодаря той самой встрече на Йе, которую мы все про себя именовали «Стальным пактом», дело постепенно выправилось.

Эспиноса согласился перенаправить потоки антильского опиума в Германию и Италию, а Седой взял на себя все вопросы логистики по территории Франции до немецкой и итальянской границ. Мало того, пуэрториканец согласился инвестировать миллион долларов в строительство клиники для лечения наркозависимых в Париже, и скорее всего, во всяком случае, мы так думали, его выпустили из тюрьмы именно после этого.

И вот к этому человеку меня вез мой старший товарищ Эдмон, для того чтобы мы задали вопросы прожжённому жестокому мафиози.

Да, мы рисковали. Но со слов Седого, нас никто не смел бы и тронуть пальцем, так нарушить «стальной пакт» было бы равнозначно объявлению войны. А этого не хотел никто. Эспиноса болел, у него был, по слухам, рак кишечника, ну или же некая иная тяжелая болезнь. Мучающая его долгими запорами. Из-за которых он, опять же по слухам, не мог «облегчиться» неделями, что вызывало у него дикую агрессию. Эдмон даже пошутил, что мол, надеемся, что приедем к тому моменту, когда «Краб просрется».

Нас встретили люди Эспиносы, поголовно все смуглые парни с серьгами в ушах и банданах. Молча они разместили нас в четырех своих огромных джипах и помчали к морю.

Ехали молча. У самого побережья, в уютной бухточке нас ожидал катер. Мы выгрузились из автомобилей, сопровождавшие нас мафиози вежливо, но настойчиво пригласили нас пройти на него.

– Босс чувствует себя не очень хорошо, – пояснил нам старший, – ему необходим постоянный свежий морской воздух. Он ждет Вас на своем судне.

Эдмон заметно нервничал, а вслед за ним вибрировать нервами стал и я. К тому же наших пятерых ребят быстро оттеснили, оставив нас вдвоем.

Мы пытались протестовать, на что был получен ответ: «Вы наши гости, и мы отвечаем за Вашу безопасность. А разговаривать босс будет только с теми, кто наделен полномочиями».

Спустя пять минут мы уже мчались, рассекая Атлантику. Впереди расстилалась водная гладь. Где-то вдалеке справа по борту маячил крохотный островок. Катер огибал залив с юга и постепенно все больше углублялся в океанские недра.

Липкое чувство сквозило по каждой клеточке моего тела. Ведь нас сейчас легко могли скинуть в воду, привязав камни к ногам, и никто никогда нас не нашел бы. Мы были полностью во власти чужаков, ведущих себя конечно же сейчас сдержанно и корректно, но ведь им просто пока не сказали: фас!

За все время как мы сошли с поезда, мы ни словом не обмолвились с Эдмоном. Было ясно, что переговоры впереди предстоят непростые.

Наконец катер стал сбавлять ход. Рядом с островком Уэссан мы увидели белую двухмачтовую яхту под флагом Франции.

Мы поднялись на палубу. Гвалт чаек снова начал нагонять тоску, напоминая мне о своей недавней полунищей юности. Оглядевшись, мы поняли, что нас тут уже ждали.

Яхта была роскошна, как и всё имущество, которое окружает обычно наркобаронов. Как в лучших фильмах про гангстеров, тут все блистало золотом и королевской похотью. После апартаментов скромняги Луи мне все это казалось до боли отвратным.

Сам «Краб» ожидал нас на корме, восседая за богато сервированным столом. Батарея из разнокалиберных бутылок и морских деликатесов давала понять, что хозяин не чурается обжорства, мало того, злоупотребляет им.

Выглядел он старо, и честно говоря противно. Жирное брюхо, волосатая грудь, которые не могли скрыться под накинутым на его плечи халатом, лысина. У него была седая недельная щетина и почти белые усы. Узкие глазки начали сверлить нас с первых минут появления.

– Луи мой старый приятель и друг, – он радушно кивнул на стоящие перед ним два плетёных стула, – я вижу, что он вовсю привлекает к своему бизнесу молодежь. Это правильно, ведь новый век уже стучится к нам в двери. – его французский говор был почти безупречен.