Нас предупредили что по первому приглашению садиться нельзя, это мол, может его обидеть. Черт, какие же обидчивые эти пуэрториканцы. Поэтому мы остались стоять, сложив руки перед собой.
– Мы Вас приветствуем, дон Мигеле. Седой Луи просит засвидетельствовать вам его почтение, – мы оба слегка наклонили головы в знак доверия и радушия.
– Передайте ему что я искренне рад, что его молодые посланцы навестили меня в моем скромном убежище. К сожалению, мои болячки не дают мне возможности лично нанести визит моему дорогому другу и партнеру. Проклятые врачи совсем меня в груб вогнать хотят.
Мы молчали. Знали, что говорить должен он, во всяком случае вначале.
– Тебя зовут Эдмон? – он кивнул моему другу.
– Да, дон Мигеле. Я доверенное лицо Луи.
– Знаю, знаю, – он закашлялся, – про тебя многое известно. Луи не станет присылать ко мне молокососов. Я уверен, что он бы мог и сам приехать ко мне, погостить пару дней, тут такая чудесная сейчас погода.
Жирный волосатый мафиози мечтательно посмотрел куда-то в морскую даль. Он мне стал неприятен с первого мгновения, как я его увидел, но я вынужденно улыбался. Моя работа становилась, черт побери, все более ответственной.
– Я знаю для чего вы здесь, ребята, – его голос стал металлическим, тотчас выдав его натуру, – и я скажу Вам одно: посылка не моя. Я свято блюду пакт. Никто из работающих подо мною дилеров не решился бы на этот самоубийственное действо. Никакая прибыль не спасет никогда и никого от моего гнева. Вы слыхали об этом что-нибудь?
Я кивнул, хотя не слыхал. Слава богу, что Эспиноса не заметил моего кивка, иначе если бы он спросил меня, я бы не нашелся что ответить. Эдмон тотчас понял мой промах и переключил внимание на себя.
– Дон Мигеле, о способах Вашей праведной мести наслышан каждый в нашем департаменте и за его пределами, – Эдмон красноречиво показывал свое полнейшее расположение, – мы все здесь уверены, что нам не придется никогда узнать о них вживую.
– Ты очень правильно говоришь, хороший мой, – Эспиноса засмеялся и указал нам на стулья во второй раз.
Теперь уж мы со спокойной душой сели, зная, что проверка пройдена.
– Это твой партнер, я полагаю? – он кивнул на меня, задавая вопрос Эдмону.
– Да, его зовут Начо Видаль. Он работает у нас почти два года. Луи ему доверяет.
Я чувствовал, как меня буквально буравят глаза толстого мафиози. Скажу честно, это было поганое чувство.
– Начо, хмм, откуда ты? – впервые он обратился ко мне лично.
– Я вырос на Бен-Иль, дон Мигеле, – вежливо отвечал я, – и окончил там школу.
– Так, это же остров Жозефины? Тот самый, где форт Вобана?
– Да, дон Мигеле. Тот самый.
– А кого ты знаешь с Бен-Иль? – он прищурился на меня, словно питон на мышь.
Я понимал, что здесь необходимо ответить правильно. Начиналась рулетка.
– Меня как-то допрашивали комиссар Жанэ, а также его сын. По делу о непреднамеренном убийстве.
– Ты знаешь обоих Жанэ? Ах, они прохвосты еще те, – он скрипуче засмеялся, – ээх, давненько я не общался с ними обоими. Старику уже точно пора на покой, а вот его сынок еще тот тип. Он пытался выкупить у меня квоты по торговле драгом. Я его, естественно, послал. Я же работаю с Луи.
Я понял, что не ударил в грязь лицом. А подонок Жанэ-младший еще тогда показывал свое истинное нутро.
– Ладно, господа, предлагаю покушать. Что-то у меня желудок стал урчать, – он стал весел и благодушен, – давайте, пообедайте со стариком.
Перед нами моментально появились столовые приборы. «Краб» начал в прямом смысле жрать, закидывая в себя гигантскими порциями морепродукты, смачно чавкая и создавая вокруг себя амбре из регулярных отрыжек и отвратного испускания сероводородных газов из своего больного кишечника. Эдмон мне кивнул, мол, ешь, но без энтузиазма.
Стол был роскошен. Морепродукты лежали горой, Эспиноса выбирал из груды какого-нибудь очередного омара, отгрызал у него смачно конечность, толстыми пальцами сдирая панцирь. Ел он конечно, сверхотвратно, но все окружающего его телохранители, похоже, давно привыкли к подобному и стояли с каменными лицами.
Остатки поедаемого немедля выкидывались за борт, что побудило огромное количество чаек, постоянно кружить над нашей яхтой. Их гвалт травил мне душу.
Эспиноса говорил о всякой ерунде, вспоминал молодость, трепался в общем, обо всем подряд, только не о делах. Я украдкой взглянул на свой хронометр, мы уже находились тут не менее двух часов. Эдмон под столом больно ущипнул меня за коленку, мол, не смей так при хозяине.
Неожиданно раздалась женская речь по-испански. Мы все дружно повернули голову, к нам шла, покачивая крутыми бедрами, завернутая в длинное полотенце, молодая женщина.
Подойдя к Эспиносе, он наклонилась и чмокнула его в щеку. Слегка приобняв, поглядела на нас, оценивающе проведя взглядом снизу вверх. Мы, как истинные джентльмены, тотчас же встали, приветствуя даму.
– Моя сладкая любимая единственная доченька, Ирма, знакомьтесь, господа, – Эспиноса растекался перед ней словно мед.
Видно было, что его звериный характер становился шелковым при виде этой фигуристой русалки, словно только что вышедшей из морской бездны. У нее был типичный латиноамериканский типаж: невысокий рост, черные как смоль длинные волосы, голос с хрипотцой и просто атомная бразильская попа, с которой того и гляди полотенце грозило соскочить на палубу. Я откровенно засмотрелся и похоже, сделал это с непростительной задержкой, ибо она явно заметила мой взгляд и с легкой насмешкой подмигнула.
– Я тебе глаза выколю!!! – прошипел тихо Эдмон, пока мы стояли, наклонив голову в почтительном полупоклоне, – что ты пялишься на нее, идиот!!
– Господа, прошу Вас уважать мою дочь, как и меня, все что говорит она, значит это говорю я, – Эспиноса позволил девушке присесть себе на одно колено, она при этом что-то щебетала ему по-испански в ухо. На ум мне пришло сравнение: жаба и лебедь! Наверное, на моем лице появилось чересчур мечтательное выражение, потому что Эдмон снова ткнул меня в бок.
– Мы уважаем Вас, дон Мигеле и всю Вашу семью, – ответил мой друг, – дружба наших семей есть залог спокойствия в стране.
– Правильно говоришь, парень, ты прав! Люблю понятливых. Ирма если что, ведет многие мои дела, многие дилеры едут напрямую к ней решать все оперативные задачи. Вам скорее всего часто придется, иметь с ней дело. Душа моя, тебе по нраву эти молодцы? – он обратился к девушке, при этом махнув своей толстой рукой в нашу сторону.
Ирма буквально просверлила нас взглядом. У нее были очень жгучие черные глаза, которыми она казалось, проникала насквозь натуры человека. Я сначала отвел взгляд, но потом заново посмотрел в ее глаза: в них плескался бескрайний Атлантический океан! Она была чертовски привлекательна, хотя красивой назвать ее было сложно, неправильные черты лица, нос с горбинкой, короткие ноги. Но при этом от нее исходила волна мощной энергии, от которой буквально пересыхало во рту.
– Папа, эти двое сопляков должны еще показать на что они способны, – её французский был с сильным испанским акцентом, но говорила она правильно и без запинок.
Мигеле расхохотался.
– Моя маленькая девочка утрет нос еще ни одному боссу, – он откровенно любовался ею, – слышите, парни! Не дай бог ей палец в рот положите, откусит до плеча, – он снова захохотал, но внезапно его лицо скрючилось в гримасе боли, он захрипел, схватившись за живот.
Началась суета. К ему бросились телохранители, но он грозным окриком заставил их остаться на своих местах. Ирма что-то сказала ему, подала ему какой-то пузырек с жидкостью, которую он капнул на язык и на несколько минут застыл, глядя куда-то вдаль.
Мы все ждали. Чайки наверху заунывным гвалтом вынимали мою душу.
Наконец он натужно улыбнулся.
– Проклятая язва меня добивает, а чертовы врачи говорят, что я должен бросить жрать и пить ром. Им дуракам невдомек, что я без этого за пару дней скопычусь. Я с восьми лет так живу и не собираюсь меняться, – толстый наркобарон, похоже, изнемогал в борьбе со своим недугом.
