– Знаешь, у нас в детдоме многие по собственному желанию шли к взрослым мужикам, – вдруг сказал Саня. – За конфеты, деньги или вообще за доброе слово.

У Сани стало злое лицо, а голос срывался. Тема была болезненная и мерзкая. Мне хотелось ему посочувствовать, сказать, что не все люди такие. Но как можно внушить веру в то, во что сам не веришь? Люди действительно порочны и злы. И уж кому как не Сане знать об этом.

– Никогда не буду заниматься этим! – вдруг сказал он. И я отлично понял, что он имеет ввиду.

– Саш, но ведь есть любовь. Я думаю, нет, я уверен, что ты обязательно полюбишь хорошую девушку, – попытался утешить я его, ободряюще улыбнувшись.

– Любовь? – зло рассмеялся он. – Дима, ты веришь в любовь? Бред всё это! Люди просто используют друг друга. Моя родная мать покончила с собой, а может кто постарался ей помочь. Возможно, мой папашка, который меня бросил. А приемная мать взяла меня из-за пособий. Так что не верю я ни в какую любовь.

Неожиданно я вспомнил, что Саня раньше говорил про своих родителей. Что они погибли в Арктике, но я не стал переспрашивать. Скорее всего он мне просто соврал, но сейчас он был искренним и нельзя было спугнуть его доверие.

– Почему не веришь? – вдруг спросил я. – Я тебя люблю как друга, – эти слова вдруг так просто вылетели из моего рта, что я сначала смутился, но уже через секунду понял, какими искренними они были.

Саня удивился, даже поднял брови, а потом недоверчиво спросил:

– За что меня можно любить?

– Ты ведь мой друг! Ты классный, с тобой интересно. Почему тебя невозможно полюбить?

Лицо у Саши вмиг просветлело и стало задумчивым. Я не мог понять, почему для него это было так удивительно. Каждый человек заслуживает любви, не так ли?

– И ты мой друг! – Саня порывисто обнял меня за шею и крепко прижал к себе.

Всё, что тогда произошло, вызвало у меня бурю эмоций. Я был растроган и удивлён. Почему Саня считал, что не достоин любви? У него должно быть всё самое лучшее. Кто, как не он, действительно заслужил любви после всего, что пережил? Он самый лучший человек в этом мире, я был в этом уверен.

Из леса мы всё-таки вышли без посторонней помощи: даже в темноте я смог разглядеть приметное дерево, росшее как раз неподалеку от нашей школы. Мы обрадовались и поняли, что лес наконец-таки отпустил нас. В школу мы вернулись уже после отбоя. Около ворот дежурила Светлана Николаевна с фонарём и высматривал что-то в темноте: вероятно, меня и Бессонова. Увидев нас, она тотчас пустилась нас отчитывать, сверкая глазами так, что даже в темноте я видел в её глазах гнев:

– Вы где были? Вас вся школа обыскалась!

Мы сразу же сделали скорбные и виноватые лица. Сейчас Светлана Николаевна должна была нас отругать, а потом отпустить с миром. Женщина она была вспыльчивая, но отходчивая. Тем более мы оба были у неё на хорошем счету.

– Простите, пожалуйста, Светлана Николаевна! – раскаивающимся голосом протянул Саня, опуская глаза вниз и поджимая губы. Наверное, Бессонову нужно было в актёры идти: он превосходно ломал комедии и изображал лучшего в мире мальчика. – Мы просто решили пойти в Соловьи, но заблудились по дороге.

– Как можно заблудиться в Соловьях? – возмущенно фыркнула учительница. – Там же прямая дорога! Не ожидала от вас такого, не ожидала.

– Мы решили пойти непроторенной дорожкой. Простите нас, пожалуйста, – поддержал друга я, тоже сделав очень виноватое лицо. – Мы больше так не будем.

– Ладно, – смягчилась она. – Идите уже, но завтра в наказание вам придётся убрать класс.

Мы покивали, и нас отпустили в спальню. Сейчас, когда мы были в безопасности, приключение в лесу казалось весёлым и даже совсем не страшным. Но я всё же подумал о том, что вновь заблудиться в том лесу и увидеть там что-нибудь странное и непонятное не очень хочу.

Когда мы вошли в комнату, то увидели, что Антон и Колян уже спали сном праведников. Мы тихо переоделись в пижамы и тоже улеглись. Однако последние происшествия никак не хотели меня отпускать: рассматривая пятно света на потолке, я продолжал думать о сегодняшнем дне.

– Дима, – вдруг тихо позвал меня Саня.

– Что? – очнулся я от своих мыслей, быстро повернув голову к Саше.

– А ты правда меня любишь? – пара задумчивых глаз смотрели на меня.

– Конечно.

– Дай, пожалуйста, руку, – вдруг попросил Саша. Наши кровати стояли довольно близко, и при желании я мог дотронуться до него рукой.

Улыбнувшись, я протянул Саше руку. Он, приблизившись к протянутой руке, взял её в руку и поцеловал тыльную часть моей ладони, тихо прошептав:

– Я тоже очень-очень тебя люблю.

Мы всё ждали, что англичанка объявит нам войну. Она просто не могла оставить без внимания наше поведение. Такие люди очень злопамятны и думают, что они самые умные. Татьяна Николаевна напоминала мне моего отца: такая же занудная, злая и невоздержанная на язык. Было смешно, когда в кабинете директора они грозилась, что уйдёт из школы. Если бы это действительно случилось, я бы прыгал от радости, а со мной ещё половина школы.

Тем временем календарный год шёл к концу, наступил декабрь и выпал снег. На улице всё стало белым, и после уроков мы теперь всем классом играли в снежки или лепили снеговиков на школьном дворе. Иногда мы устраивали целые битвы, и особенно старался, конечно же, Колян, целившийся почти всегда в меня или Сашу. Как-то он попал мне в лицо, и пока я отплёвывался, он ржал как придурок. Саня кинул в него снежком в ответ и попал ему в глаз. Потом Колян ещё неделю светил фингалом, и моё сердце всякий раз начинало биться от радости, когда я на него смотрел. Конечно, Богданов, как он это обычно и делал, пообещал, что убьёт нас, но на меня его угрозы давно перестали действовать.

Потом этот придурок ещё и разрушил нашего снеговика, которую мы лепили вместе с Саней и Антоном. Было обидно, что мы старались целый день, а уничтожено всё было за одну минуту. Поэтому на следующий день Саня притащил откуда-то полено, и мы сделали его основой для нашей ледяной фигуры.

– Саня, да ты само коварство! – посмеялся Антон, а мой друг лишь хитро улыбнулся. Уже к вечеру Колян и Денис хромали, а мы злорадствовали. Нечего быть вандалами, тогда не будет так мучительно больно.

К середине декабря учителя со всех сторон окружили нас контрольными и огромными домашними заданиями. Они сыпались на нас каждый день, и теперь мы сидели до ночи: решали задачи, писали доклады и чертили геометрические фигуры на огромных листах ватмана. Мы ни черта не высыпались, и я мечтал, чтобы декабрь поскорее закончился. Погулять и просто побездельничать у нас просто не было времени.

Ещё я волновался, не отчислят ли моего друга. По всем предметам у него были нормальные оценки, но с английским языком всё было очень плохо. Надежда была только на итоговую контрольную второй четверти, которая должна была решить всё. Сам я был настроен крайне решительно: учиться в этой школе не буду, если Саню вытурят!

За день до контрольной мы занимались почти весь день. К нам даже присоединился Антон: хоть у него и было всё в порядке с оценками, но он тоже переживал за нашего друга.

– Не боись, – хлопал он по плечу Саню. – Всё ты сдашь.

Саня так в этом уверен не был. У него был неважный вид, а руки тряслись как у пьяницы. Мне его волнение передавалось, но я старался верить в лучшее. Сане нужна была поддержка. Мне всегда казалось несправедливым, что жизнь зависит от каких-то дурацких оценок и что именно аттестат предопределяет буквально всю дальнейшую судьбу. В школе нам говорили именно так, и родители тоже соглашались. И тогда я искренне считал, что знания откроют мне все пути в жизни. Пока что я только догадывался, что намного важнее, сколько у тебя денег, или кто твои родители.

В день контрольной английский язык у нас был на первых двух уроках. Первый урок мы провели, спокойно занимаясь и повторяя пройденный материал. Контрольная работа была отложена на второй урок. Пока что Гадюка вела себя дружелюбно, я даже удивился.