Воистину, сочетание времени и цивилизации представляет собой чудовищную силу, которой мало что может противостоять. Разве что сочетание времени и войны. Убийственное сочетание. Охваченный пламенем войны Гергельяр хорошо это проиллюстрировал. Настолько хорошо, что Наллар предпочел бы забыть обо всем этом… если бы только мог. Однако картины творящегося по всей стране хаоса и безграничного ужаса, от которого не было спасения, накрепко засели в его памяти.

Несмотря на то, что Наллар решил воспользоваться наиболее безопасным маршрутом и обойти город с запада, выбранная им дорога под конец дня становилась все более широкой и людной. Большинство, как и он, направлялись в направлении столицы — лишь редкие повозки, все пустые, катили навстречу, да пару патрульных отрядов как-то прошагали мимо, напомнив Наллару, как Ойлегер одурачил таких, словно ничего не смыслящих в жизни младенцев. Интересно, где сейчас торговец? Шли третьи сутки с момента, как они попрощались — должно быть, тот еще вчера под вечер добрался до Танаана и теперь расхваливает на ярмарке свой товар. Или сбагривает шаугримский порошок.

Было немного жалко, что не удалось провести с торговцем больше времени — Наллар подозревал, что таких достойных и по-своему принципиальных триамнийцев в Исхироне можно по пальцам пересчитать. Причем на одной руке.

Дорога поползла вверх по пологому склону холма. Наллар шел, раздумывая над тем, что могло заставить иерофанта Ойлегера снять с себя сан — почему-то эта загадка не давала ему покоя. Наллар вообще не любил, когда что-то оставалось тайным и непонятным; по молодости это несколько раз едва не стоило ему жизни. Наконец, гальтиец взобрался на вершину, глядя под ноги, а когда поднял взгляд, то остановился, словно завороженный.

Впереди — буквально в полумиле — раскинулся Священный Исхирон.

Наллар видел изображения этого города на картинах гальтийских мастеров живописи, но в живую столица и вовсе потрясала воображение. Особенно если видишь город впервые.

Западная городская стена, высокая и сложенная из какого-то иссиня-черного камня, каждые сто ярдов увенчивалась закругленной сторожевой башней; десятки, если не сотни алых стягов с белыми птицами посередине гордо реяли на ветру. За стенами местами виднелись храмовые купола и шпили, а где-то вдали смутными тенями поднимались к небу серые башни — судя по тому, что Наллар знал о географии города, это были башни Дворца Верховного Иерофанта, что на Центральном Холме. Дорога, по которой он шел, больше нигде не сворачивала и упиралась в распахнутые ворота. Перед воротами, на удивление, растянулась вереница людей, телег и повозок. Это показалось Наллару странным — насколько он знал, чтобы попасть в Исхирон не нужно было отстаивать длиннющую очередь.

Впрочем, времена меняются. А вместе с ними меняются законы и разные правила.

Налюбовавшись видом, Наллар двинулся с места скорым шагом. Время беспощадно приближалось к вечеру; ему совсем не хотелось бы искать место встречи с товарищами по Гильдии в темноте.

Не прошло и трети часа, как он пристроился к хвосту очереди. По самым скромным прикидкам, впереди было два десятка людей; у каждого второго — телега или повозка. Не удержавшись, Наллар поинтересовался у мужчины, сидевшем впереди на муле:

— Эй, добрый человек. — Человек лениво обернулся и смерил Наллара отнюдь не добрым взглядом. — Не знаете ли вы, в чем причина такой очереди к воротам? Разве нынче военное время, что все так строго?

Наездник посмотрел на него, как на полоумного.

— Ты что, дурак?

Наллар прикусил губу, раздумывая, не врезать ли умнику — его кулаки так и чесались. Наконец, он решил, что оно выйдет себе дороже и пожал плечами:

— Ну, допустим, есть немного. Так что с очередью?

— Ты и впрямь дурак. — Наездник даже махнул рукой в подтверждение своих слов. — Не знаешь разве, что Верховный Иерофант нас покинул?

— Конечно знаю! — Наллар сделал вид, что возмущен до глубины души. — Но причем тут очередь?!

— Вот дурак. — Наездник покачал головой. — Какой сегодня день со смерти?

Наллар быстро произвел в уме подсчеты.

— Э… Седьмой?

— Смотри-ка, не полный дурак, считать умеешь. А что с утра на восьмой день будет?

Хороший вопрос. Наллар почесал залысину на затылке, выискивая наиболее правдоподобную версию. Что может быть с утра на восьмой день по смерти Верховного Иерофанта? Да черт его знает. Исходя из того, что он за время пути узнал о триамнийской культуре, Наллар бы не сильно удивился, узнав, что на восьмой день каждый житель и гость Исхирона должен в обязательном порядке с утра до ночи играть в арканы, а также выпить не меньше трех бочонков неразбавленного вина.

— Может… Выборы в Священный Синклит?

— Правду, значит, кажут, что у вас, пилигримов, ума с земляной орех, — вынес свой вердикт наездник. — Какие, к ЛжеБогам, выборы, когда еще не все простились с Ним. Похороны завтра с утра, дурья твоя башка. — Наллар подавил вспышку гнева. — А на похороны-то градоначальники и прочие важные шишки со всей Триамны съезжаются. Вот и допрашивают еще со вчерашнего утра всех. Проверяют, не шпион ли ты какой часом.

«Мда. Удачно это я попал».

Наллар тем временем и сам вспомнил: восьмой день. Точно. Такие вещи триамниец наверняка должен знать, как Рассветный Псалом. Да и он сам когда-то об этом читал. Наллар мысленно стукнул себя по лбу. Он, помнится, еще ломал голову над тем, как им удается сберечь труп от разложения. Лед, скорее всего. Лед и тонны благовоний.

Наллар решил больше не рисковать и не донимать наездника всякими вопросами.

Мало-помалу их вереница продвигалась вперед. Небо над головой еще было мутно-синим, но за спиной солнце уже почти что достигло линии горизонта. Маясь от скуки, Наллар сначала принялся перебирать в уме все факты, которые он знал о пилигримах, Ритуале и Богах Рассвета — на случай, если ему начнут задавать каверзные вопросы — затем в подробностях вспомнил, в каком месте ему нужно встретиться со здешними соглядатаями. Когда надоело и это, он выудил из мешка колоду аркан и принялся тасовать ее — это действие помогало ему успокоиться и сосредоточиться. Что в преддверии поста охраны было не лишним.

Очередь продвигалась до раздражения медленно. Наллар не прошел и четверти пути до ворот, как позади него устроилась деревенская барышня с неумолкающим младенцем на руках, за ней — какой-то калека, за ним два всадника, и лишь за ними проглядывало, чуть скрытое облаками, почти что севшее солнце. Наллар высунулся из-за плеча наездника на муле, чтобы посмотреть, как проходит допрос у ворот, но торговая повозка впереди загородила весь вид. Снова и снова гальтиец перетасовывал колоду аркан, тихонько насвистывая «Королевскую дочку».

Солнце уже село, когда очередь дошла до повозки перед наездником. Наллар видел, как в воротах повозку остановили четверо солдат с копьями; еще двое сидели за деревянным столом, покрытым свитками; один из солдат задал вопрос торговцу и принялся записывать. Наллар не слышал, о чем именно они говорили, но вскоре разговор перешел в откровенную ругань. Копейщики принялись обыскивать повозку. Солдат-писарь что-то прокричал, для верности стукнув кулаком по столу, и остальные солдаты угрожающе нацелили на торговца копья. Суровость торговца как ветром сдуло: тот сразу же задрожал и поспешно достал из-за пазухи кошель. Серебряные монеты замелькали в воздухе, перемещаясь на стол.

Вскоре деньги были поделены и торговцу разрешили, наконец, продолжить путь. Мужчина впереди Наллара слез с мула и направился к стражникам. Наллар приготовился ждать, но того пропустили на удивление быстро, лишь только несколько бронзовых жаворонков переместились на стол сидящих.

— Эй ты, пошевеливайся, давай, — крикнул Наллару один из копейщиков.

Наллар прошагал между распахнутых железных створок и остановился перед столом с двумя мужчинами. Один из них, с лицом как у нахмуренной гориллы (Наллар однажды видел такую аккаовскую диковинку в королевском зверинце Альгатты), попыхивал трубкой и держал руки скрещенными на груди. Судя по нашивке на камзоле, капитан охраны. Второй, что сидел с пером, не отрывая взгляда от пергамента, спросил: