Он снова принялся чесать щеку, пока та не отозвалась жжением. Пару раз вскидывал вопросительный взгляд на истукана, но тот безмолвствовал.

— Эх, придется Вове позвонить, — махнул рукой профессор и схватил трубку. Номер старинного друга он помнил наизусть, но пальцы то и дело соскакивали с барабана. После нескольких попыток из трубки зазвучали гудки.

— Алло, — послышался ленивый голос.

— Алё, Вовка, это я. Ты спишь, что ли?

— А, Карло, привет! — вмиг оживился друг. — Конечно, сплю. Что же еще на пенсии делать?

— М-да, пенсия, — протянул профессор и, загнав подальше ерепенящуюся гордость, продолжил. — Я посоветоваться с тобой хотел.

— А я тебе говорил, что ей только денег надо.

— Я не про то, — перебил его Карл Борисович. — Помнишь, про радиоприемник тебе рассказывал?

— Не-а, — признался Вова после паузы.

— Не важно. У меня такой вопрос. Может ли речь обычного человека каким-то образом превратиться в радиоволну без помощи передатчика?

— Карло, ты меня пугаешь, — посерьезнел Вова. — У тебя, похоже, старческая деменция началась. Ты бы кроссворды порешал, а то…

— Я серьезно. Можно ли услышать через радио речь человека на улице? Всё-таки речь — тоже излучение.

— Акустическое излучение, — по слогам проговорил он. — А не электромагнитное.

— Но всё-таки это волны! — возмутился Карл Борисович. — Может, мы просто чего-то не знаем, и в определенных условиях они могут как-то…

— Карло, — перебил Вова. — Сядь на скамейку рядом со своими студентами и еще раз пройди физику. Не морочь мне голову. Светке привет.

Профессор услышал короткие гудки и положил трубку. Друг был прав. Такой вопрос мог задать только студент-двоечник.

***

Светлана жарила яичницу в общей кухне коммунальной квартиры. На соседней конфорке варились пельмени. Лысый мужичок в нетерпении смотрел на часы.

— Готово! — воскликнул он, выключил газ и, схватив кастрюлю, засеменил в свою комнату.

Артем подошел сзади и приобнял Светлану.

— Есть так хочется. Не готово еще?

— Почти. Поставь тарелки, сейчас принесу, — промурлыкала она и чмокнула в губы. Артем шлепнул ее по ягодицам и ушел.

— С каждым разом все распутнее, — услышала она сзади недовольный голос.

В дверях стояла худая сутулая старуха и с презрением смотрела на ее голые ноги. Светлана одернула рубашку Артема, но от этого та не стала длиннее. Старуха зашаркала по кафельному полу до белья, висящего у окна на веревках.

— Каждый раз новых таскает, — продолжала она, стягивая застиранные панталоны и складывая на подоконник. — До тебя пухлая была. Даже толстая. С бульдожьими щеками. Тоже стряпала без конца. То котлеты, то блины. Напекла целую стопку блинов и даже не поделилась… А до нее была пацанка. Стопроцентная пацанка. Ни сисек, ни жопы, и волосы короткие. Постоянно курила в туалете. А у меня астма, мне дым нельзя. Получила по горбу клюкой, больше не показывалась.

У Светланы испортилось настроение. Она схватила сковородку и вернулась в комнату Артема.

— Пахнет вкусно. Накладывай.

Светлана грохнула сковородой по столу, отчего стаканы с вином подпрыгнули, уперла руки в бока и сурово спросила:

— Ты бабник, что ли?

Артем приподнялся с кровати.

— Не понял.

— Соседка твоя сказала, что ты каждый раз новых таскаешь, то толстух, то курильщиц.

Артем запрокинул голову и громко рассмеялся:

— Нашла кого слушать. Нет, ты не подумай, я не отрицаю и хочу признаться: до тебя у меня были девушки. Аж целых три!

Он вновь повалился на подушки, уставился в экран телевизора и жалобно протянул:

— Как кушать хочется.

Светлана усмехнулась и выложила яичницу на тарелку. «Для двадцатисемилетнего красавца три девушки — почти однолюб». Она отпила красное вино из стакана и позвала Артема к столу.

***

Сева топтался у двери приемной директора, не решаясь войти. Сначала он хотел пойти к Карлу Борисовичу и поругаться. Высказать, что, мол, за несправедливость такая, воровать чужие идеи. Он представил, как профессор сначала покраснеет, затем начнет извиняться, но кончится всё тем, что скажет:

— Какая разница, кто придумал? Мы работаем для общего блага.

Может, даже премию выпишет и перед отделом похвалит, но Севе этого было мало. Он понимал, что Карл Борисович стареет, и вскоре его попросят уйти на пенсию, а на место начальника назначат кого-то из отдела, кого-то стоящего. Назначать этого кого-то будет, естественно, директор. Поэтому сейчас надо напомнить Семену Семеновичу о своем существовании. Сева обдумал дальнейшие шаги: сегодня расскажет, как спас завод от закрытия, завтра, если повезет, уступит последнюю котлету в столовой, а послезавтра подружится с директорской дочкой.

Однако, чем ближе он подходил к кабинету директора, тем быстрее спадал пыл, а возле приемной и вовсе ушел в минус. До пенсии Карла Борисовича мог пройти год-два, а может, и все пять. Поэтому ссориться с ним было плохой идеей. Сева развернулся и быстро зашагал прочь.

— Эй, ты куда рысью поскакал? — послышался сзади голос Аллы Шалвовны. — Видела, терся у приемной. Выкладывай, что хотел?

Сева с досадой топнул ногой и повернулся.

— Хотел с директором поговорить. Но это не к спеху. Могу позже зайти.

— Зачем позже? Он один, заходи, — велела Алла Шалвовна и смачно откусила кусок от яблока. — После обеда в налоговую едет, поэтому до завтра его не увидим.

— Вот и хорошо, — обрадовался Сева. — Не хочу настроение портить. Пусть к налоговой готовится.

Он приставил руку к голове, рефлекс после армии остался, и помчался в сторону лифта. Алла Шалвовна пожала плечами и бросила огрызок в корзину.

— Какой начальник — такие и подчиненные. Странные.

***

Карл Борисович зашел в квартиру и устало опустился на банкетку в прихожей. Из спальни доносилось веселое щебетание Светланы. Он снял обувь, носки и пошлепал по полу.

— Бедненький, спину потянул, — посюсюкала Светлана в трубку. — Завтра массаж сделаю. У меня есть барсучий жир.

Карл Борисович остановился в дверях спальни и принялся стягивать галстук. Светлана обернулась и вздрогнула.

— Марина, завтра принесу жир. Натрешь им спину мужа. Ну всё, пока, — быстро закончила она разговор. — Милый, ты чего так рано?

Карл Борисович пожал плечами, погруженный в свои мысли. Светлана помогла снять пиджак, повесила на вешалку и участливо спросила:

— Неприятности на работе?

— Нет, на работе всё хорошо. Просто я устал что-то. Выдохся.

Он разделся, схватил полотенце и поплелся в душ. Вода успокаивала и расслабляла, хотя мысли беспрестанно крутились вокруг нерешенных вопросов. Он выключил воду, надел махровый халат и пошел на кухню. На плите шумел чайник, готовясь закипеть. Светлана нарезала сырокопченую колбасу на деревянной разделочной доске и исподлобья поглядывала на мужа.

— У тебя как дела? — он положил кружок колбасы на хлеб и принялся тщательно пережевывать.

— По-прежнему, — равнодушно ответила она.

— В последние дни ты изменилась, — продолжал профессор. — Стала спокойнее и мягче. Нашла занятие по душе?

Светлана задумалась, пожала плечами и выключила свистящий чайник.

— Может, возраст? Всё-таки не молодею.

Карл Борисович потянулся, схватил жену за талию и посадил к себе на колени.

— Похоже, я снова увлекся и забыл о тебе. Хочешь, завтра отпрошусь и проведу целый день с тобой?

Светлана вскочила и на ходу ответила:

— Нет, не хочу.

В спальне заговорил телевизор. Карл Борисович налил чай в большую глиняную кружку, сделал еще бутерброд и тоже пошел в спальню. Светлана полулежала на подушках и делала вид, будто слушает диктора, говорившего о прелестях жизни на даче. Профессор сел на пуфик и принялся с шумом пить горячий чай.

— Меня бесит, когда ты так делаешь! — взорвалась она. — Ты не можешь разбавить холодной водой или подождать, когда остынет? Почему я должна отвлекаться на твоё хлюпанье?

Она встала с постели, схватила журнал «Крестьянка» и прошествовала в гостиную. Карл Борисович доел бутерброд, поставил кружку на столик и пошел следом.