Тяжело вздохнув, Посланница вытащила из глубин балахона планшетный компьютер и на всякий случай проверила.

– Все верно. Никакой второй здесь нет! Я должна была забрать только одну душу! И это значит, что ты – аберрация! – обвинительно констатировала старуха. – То есть избыток, излишество, неучтёнка! То есть то, чего в моей отчетности никогда не было и быть не может! То есть, головная боль! Поэтому иди-ка ты девочка отсюда! Я тебя не видела! А ты меня!

– А можно и ей тоже со мной пойти? – пожалев тяжко вздыхающую девушку, попросила Кейт.

– Ну молодёжь! Ну нравы! Дай им палец, так они сразу же и руку откусят! – взвилась вдруг Посланница. – Неужели я не ясно объяснила? У меня отчёт! – вновь постучала она по планшету. – И она в этом отчёте у меня есть! Вот здесь в столбце «Приход», – ткнула она пальцем в экран. – Поэтому пошли! – схватила она за руку девушку. – И раз ты такая умная, то и ты пошли! – попыталась она схватить за руку Кейт.

– Никуда я с вами не пойду! – отпрыгнула в сторону Кейт и случайно провалилась прямиком в тело девушки, чей дух только что «оприходовала» Смерть и чьё тело, конкретно в тот момент пыталась вернуть к жизни бригада скорой помощи.

Более того, именно в тот момент, когда душа Кейт провалилась в тело реанимируемой девушки, через него прошёл очередной разряд электрошока…

И внезапно ничего не понимающая, но вдруг почувствовавшая себя очень и очень нехорошо Кейт услышала.

– С возращением, дорогая! – приветствовала её медсестра. При этом Кейт почему-то точно знала, что обращается она именно к ней. Как, впрочем, и фельдшер и Смерть тоже обращались к ней.

– Ох и напугала ты нас, – радостно заулыбался ей молодой человек.

– Я тебя не видела! Ты меня тоже! – погрозила ей косой Смерть и вместе с грустной девушкой, с которой Кейт так и не успела перекинуться даже парой слов, растворилась в воздухе.

– Что? Что? Что со мной?! Почему у меня всё болит? – застонала Кейт. И она не преувеличивала. У неё не просто всё болело, её в буквальном смысле выворачивало наизнанку. И словно этого было мало, в её ушах ещё и умопомрачительно громко и резко звенело, а перед глазами в бешенном темпе кружилась мозаика из всех цветов радуги.

– Потому что дорогая, ты снова среди живых, – ласково и покровительственно улыбнулась Кейт всё та же сердобольная медсестра, вводя ей в вену иглу капельницы, к которой уже был подсоединен раствор димедрола2 с фенобарбиталом3. – Это только у мёртвых ничего не болит, а у нас у живых… Всё время хоть что-нибудь, но болит!

– Снова среди живых? Что значит «снова»? – недоуменно уточнила Кейт. Однако разговорчивая реанимационная медсестра, решив, что здесь она свой священный долг исполнила, уже удалилась. Кейт попыталась дозваться до кого-то ещё, но её вдруг неумолимо и всепоглощающе стало клонить ко сну. После череды странных, даже не странных, а скорее бредовых, если не кошмарных, событий, вслед за которыми последовала атака всесокрушающей боли, всепоглощающий, сулящий покой, сон показался ей очень уютным и приятным. Кроме того, она не исключала возможность также и того, что всё, произошедшее с ней в течение последних десяти или пятнадцати минут, было не более чем просто кошмарным сном. Иначе говоря, она перестала сопротивляться и подчинилась навеянному медикаментами сну.

Екатерина Алексеевна же между тем тоже переживала не лучшие времена. Едва только её ввезли в палату, как её старое и истерзанное страданиями сердце начало сбоить. Началось всё с приступа стенокардии и одышки. Ей тут же ввели нормализующие сердечный ритм лекарства и ритм сердца начал приходить в норму.

Однако не прошло и пятнадцати минут, как на фоне фибрилляции желудочков у больной произошла остановка сердца (нарушение ритма, при котором разные участки сердечной мышцы начинают сокращаться хаотично, независимо друг от друга, что и останавливает кровообращение). Екатерине Алексеевне немедленно сделали электрическую дефибрилляцию, и нормальный ритм сердца вновь восстановился.

Больной ввели все полагающиеся в таком случае препараты, проделали все необходимые процедуры и, тем не менее, через десять минут произошла ещё одна остановка сердца. И снова развилась фибрилляция желудочков. Но на сей раз электрическая дефибрилляция оказалась уже бесполезной. Непрямой массаж сердца тоже не помог. А значит больную нужно было в экстренном порядке подключать к аппарату искусственного кровообращения.

Дабы запустить сердце, Екатерине Алексеевне раскрыли грудину. Теперь можно было переходить к прямому массажу. Опытный хирург в считанные минуты проделал все необходимые манипуляции, вслед за чем с превеликим облегчением объявил перфузиологу: «Можно пускать кровоток». И аппарат «Сердце-легкие» заработал. «Один литр, два литра, три… полный поток», – произнес перфузиолог.

Теперь хирург получил возможность осмотреть сердце. Фибрилляция желудочков продолжалась, волокна сердечной мышцы сокращались хаотично и независимо друг от друга. Что же касается сердца, то, утратив свою насосную функцию, оно напоминало сачок с копошащимися в нём бабочками – вроде шевелится, но толка никакого.

Дабы вернуть сердцу способность самостоятельно нагнетать кровь в аорту, хирургу нужно было сначала прекратить фибрилляцию.

«10 джоулей, – скомандовал он и добавил: – Разряд!»

Сердце подпрыгнуло, опустилось на место и стало сокращаться. Вслед за чем по экрану монитора поползла вполне нормальная кривая ЭКГ.

– В этот раз мы вытащили её, – вытер пот со лба молодой кардиохирург. – И пока сердце выглядит очень неплохо. Я, честно говоря, ожидал худшего. Однако у нашей пациентки очень здоровое сердце для семидесяти-пяти летней женщины. Правда, надолго ли? Если в её крови фторацетата натрия4, то… Кстати, – посмотрел он на медсестру. – Что там с результатами анализов?

– Анализов ещё нет, – покачала головой одна из девушек. – Я только что звонила в лабораторию.

– Я думаю, мы предоставим насосную функцию аппарату искусственного кровообращения, а сердце пусть пока отдохнёт, – размышлял вслух хирург. – Я просто не вижу смысла закрывать ей грудную клетку, если мы не уверены, что через десять или пятнадцать минут не придётся вскрывать её опять. В общем, да так и поступим, – посовещавшись сам с собой, принял он окончательное решение, – пока ждём результатом анализов, оставим больную на аппарате. А уже, когда будем знать о её состоянии больше, примем окончательное решение.

Всё то время, что хирург, анестезиолог, перфузиолог, медсестры и ординаторы боролись за её жизнь Екатерина Алексеевна висела над собой. Вернее, над тем, что, как она понимала, было её бренным телом.

Многоэтажный мат, как выяснилось, позволял отвести душу не только живым, но и мёртвым. Выиграла на свою голову время! Ей не хватило каких-то гребанных пять минут, чтобы просто подписать завещание. Её адвокат как раз закончил его составление, когда её в третий раз одолел сердечный приступ. Подумать только! Сердечный приступ! Никогда не подводившее сердце, подвело её в самый ответственный момент!

– Ну разве это ни закон подлости?! – негодующе изрекла Екатерина Алексеевна. – Нет, не может быть, что я ничего не могу сделать! Может, если я найду Серёжу и очень громко закричу ему на ухо, он меня услышит?

– Насколько я знаю, вряд ли, – ответил ей меланхоличный голос.

– Я это кто? – настороженно уточнила Екатерина Алексеевна, испуганно заозиравшись по сторонам.

Впрочем, ещё больше она испугалась, когда поняла кто, точнее, что было источником звука. В воздухе клубилась тень, чем-то напоминавшая фигуру худого, высокого мужчины в капюшоне.

– Я – это Арон Психопомп тридцать третий, – между тем говорила тень, – проводник в ваш мир вот этих двоих, – капюшон дернулся, указывая на потолок.

Екатерина Алексеевна как завороженная посмотрела на потолок.